Воины бури (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 7

• Предыдущая
• 7/70
• Следующая

— А почему праздник зовется Пасхой? — сурово глянул я на священников.

— Потому что Господь наш умер и воскрес на востоке. — ответил Цеолнот.

— Чушь собачья, — возразил я, — Пасхой он зовется потому, что это праздник Эостры [1], и тебе это известно.

— Это не... — возмутился было Цеолберт.

— Эостра! — перебил я его. — Богиня весны! Богиня зачатия! А вы христиане, присвоили себе как её имя, так и праздник!

— Не обращай внимания, — сказал Цеолнот, зная, что я прав.

Эостра — богиня весны, да и веселья ей не занимать, отчего множество детей рождалось в январе. Христиане, конечно, стараются положить веселью конец и заявляют, что название Пасха связано с востоком, но как всегда плетут чепуху. Пасха — праздник Эостры, и несмотря на все молебны, где настаивают, что праздник свят и торжественен, многие не забывают о своих обязательствах Эостре, так что к каждой зиме исправно рождаются малыши. За три года, что я провел в Честере, по моему настоянию отмечали праздник Эостры с прыжками через костер, с жонглерами, музыкантами и акробатами, борьбой и скачками. На лотках продавали всё, от глиняной посуды до драгоценностей, устраивали танцы. Священники не одобряли танцы, но народ это не останавливало. Танцы же гарантировали, что детки появятся своевременно.

Но этот год обещал стать исключением. Христиане решили избрать епископа Честера, а день его рукоположения назначили на Пасху. Нового епископа звали Леофстан. Я никогда с ним не встречался и знал только, что он из Уэссекса и страдает избытком набожности. Он был ученым человеком и к тому же женатым, как мне поведали, но после избрания епископом публично поклялся поститься три дня в неделю и соблюдать целибат. Слепой отец Кутберт, смаковавший подобные нелепицы, поведал мне об обете нового епископа, чтобы позабавить.

— Что он сделал? — переспросил я.

— Поклялся, что перестанет услаждать свою женушку, господин.

— Может, она стара и уродлива?

— Говорят, в самом соку, — неуверенно протянул Кутберт, — но наш будущий епископ заявил, что Господь пожертвовал ради нас своей жизнью, и меньшее, что мы можем сделать — пожертвовать ради него плотскими утехами.

— Вот осел, — ответил я.

— Нельзя мне с вами соглашаться, — хитро скривился Кутберт, — но так и есть, господин, Леофстан — осел.

Именно посвящение в сан этого осла и привело Цеолнота с Цеолбертом в Честер. Они устраивали эту церемонию и пригласили аббатов, епископов и священников со всей Мерсии, Уэссекса и даже из заморской Франкии.

— Мы должны обеспечить им безопасность, — настаивал Цеолнот. — Мы обещали, что город будет защищен от любого нападения. Восьмидесяти недостаточно! — презрительно заявил он.

Я прикинулся озабоченным.

— Хочешь сказать, что всех ваших церковников могут перебить, если явятся датчане?

— Именно!

Но тут он заметил мою ухмылку, что еще сильней распалило его гнев.

— Нам нужно пятьсот воинов! Может прибыть король Эдуард! А леди Этельфлед уж точно будет!

— Не будет, — ответил я. — Она будет сражаться с Рагналлом вместе со мной. Если придут норманны, то лучше помолитесь. Разве ваш бог не творит чудеса?

Я знал, что как только мои гонцы достигнут Глевекестра, Этельфлед незамедлительно отправится на север. Те же самые гонцы закажут новые корабли корабелам на Сэферне. Я бы предпочел купить корабли в Лундене, на верфях которого работали искусные фризские корабелы, но пока мы ограничимся тремя кораблями сэфернских верфей.

— Передайте, что мне нужны малые корабли, — наказал я гонцам, — не больше тридцати весел на борт!

Сэфернцы строили и большие корабли, широкие, с глубокой осадкой, что бороздили суровые моря до самой Ирландии, но такие корабли в мелких реках станут неповоротливыми. Спешить некуда. Команды будущих кораблей теперь скакали со мной на восток, а в наше отсутствие я приказал Рэдвальду начать строительство верфи. Свое дело он выполнит отлично, хоть и медленно.

Я выслал вперед сына вместе с отрядом из пятидесяти человек на легких и резвых скакунах. Они выехали днем ранее и должны были преследовать врага, нападать на фуражиров и подстерегать разведчиков. Бедвульф уже следовал за врагом, но его задачей было просто доложить мне о месте высадки армии, что вскорости произойдет, поскольку через несколько миль река становилась несудоходной. Сойдя на берег, армия Рагналла разбредется в поисках лошадей, еды и рабов, и я послал сына, чтобы задерживал и нападал на норманнов, и если он не потеряет головы, уклоняться от серьезной битвы.

— Что если Рагналл пойдет на север? — спросил меня Финан.

— Я велел Утреду не покидать саксонских земель, — ответил я. ?Я понимал, о чем спрашивает Финан. Если Рагналл решит повести людей на север, он войдет в Нортумбрию, земли датчан, и если мой сын со своим отрядом последует за ними, то окажется на вражеской территории в окружении превосходящих сил врага.

— И ты думаешь, он тебя послушается? — спросил Финан.

— Он не глупец.

— Он похож на тебя, — усмехнулся Финан.

— В смысле?

— В том смысле, что как и ты, последует за Рагналлом до самой Шотландии, прежде чем очухается, — он склонился поправить подпругу. — Да и как понять, где кончается Мерсия и начинается Нортумбрия?

— Он будет осторожен, — сказал я.

— Ему лучше поостеречься, господин.?Финан вложил ногу в стремя, вскочил в седло, устроился поудобней, подобрал поводья и повернулся, чтобы взглянуть на четверых священников. Склонив головы, те беседовали между собой и жестикулировали.

— Чего им понадобилось?

— Чтобы я оставил тут войско для защиты их проклятых епископов.

Финан фыркнул и, повернувшись, посмотрел на север.

— Жизнь — как горшок с дерьмом, да? — горько спросил он.?Я промолчал, просто смотрел, как Финан извлек из ножен свой меч, Душегуб. Тело своего сына или племянника он похоронил у реки, собственными руками вырыв могилу и отметив ее камнем.

— Дела семейные, — горько сказал он. — А теперь пойдем-ка и убьем еще ублюдков.

Я запрыгнул в седло. Солнце уже поднялось, но по-прежнему стояло низко в завесе серых облаков. С Ирландского моря дул пронизывающий ветер. Воины седлали коней и привязывали к вьючным лошадям последние копья, как вдруг у северных ворот протрубил рог. В рог трубили лишь когда дозорные замечали что-то достойное моего внимания, и я поскакал по главной улице, а мои люди, решив, что мы выступаем, поспешили следом. Рог вновь протрубил, когда я рысью проскакал мимо Большого зала Честера, а потом и в третий раз, когда я соскользнул с седла и вскарабкался по каменным ступеням на укрепления над аркой ворот.

С десяток всадников во весь опор гнали своих лошадей вдоль римского кладбища. Я узнал серого скакуна своего сына, а потом заметил, что с ним и Бедвульф. Они остановились у самого рва, и сын поднял голову.

— Они у Эдс-Байрига, — крикнул он.

— Тьма ублюдков, — добавил Бедвульф.

Я невольно глянул на восток, хоть и знал, что с ворот Эдс-Байриг не разглядеть. Но он находился неподалеку. Не дальше, чем Брунанбург к западу.

— Они устраивают лагерь! — прокричал мой сын.

— В чем дело? ?Финан присоединился ко мне на надвратных укреплениях.

— Рагналл не идет на север, — ответил я, — не идет он и на юг.

— Так куда же?

— Он здесь, — сказал я, смотря на восток. — К нам он идет.

В Честер.

Эдс-Байриг — часть низкой гряды, что тянется с севера на юг. Холм — высшая точка этой гряды, зеленый горб, как остров среди моря дубов и кленов, что густо растут у его подножия. Склоны большей частью пологи, взобраться на него легко, вот только древние люди, что населяли Британию до того, как прибыли из-за моря мои предки, и даже до прибытия римлян, опоясали холм рвом и стенами. Стены те не были каменными, вроде тех, что римляне возвели в Лундене или Честере, или деревянными, которые возводим мы, а земляными.

Они вырыли глубокий ров вокруг длинной вершины холма, набросали земли, создав крутую насыпь за рвом, прокопали второй ров и возвели вторую стену внутри первой. Со временем от безжалостных дождей двойные стены обвалились, и оба рва наполовину осыпались, но укрепления по-прежнему оставались грозными. Название холма переводилось как крепость Эда. Несомненно, кое-кто из саксов верил, что здесь когда-то жил Эд, и стены эти защищали его дом и скот, но крепость была намного старше своего названия. По всей Британии стояли такие земляные форты на высоких холмах — доказательство тому, что сколько люди населяли эту землю, столько и сражались за нее. Временами я задаюсь вопросом — будет ли через сотню лет британский народ по-прежнему возводить стены и выставлять дозорных по ночам, чтобы остерегаться врагов на рассвете?

• Предыдущая
• 7/70
• Следующая