Гоблин – император - Эддисон Кэтрин - Страница 25

На помосте стало в три раза скучнее, чем раньше. Так или иначе, будучи познакомлен с одним из придворных, Майя уже не чувствовал, что может запросто болтать с нохэчареями. Комментарии Наревиса об избранном обществе заставили его насторожиться, и он спрашивал себя, не пора ли ему сблизиться со своей семьей?

Еще одна причина участвовать в жизни двора, подумал он. И, конечно, нужно научиться танцевать. Он чувствовал на себе жгучие взгляды молодых женщин, проносившихся мимо него в объятиях партнеров, но не мог даже представить себе, что сможет танцевать сам, сможет коснуться их, как это делали молодые придворные.

Ты должен научиться танцевать, в очередной раз повторил он сам себе.

Он почувствовал почти облегчение, когда к помосту подошел мальчик с запиской. Майе потребовалось несколько секунд, чтобы опознать ливрею Дома Тетимада. Мальчик встал на колени у подножия лестницы и протянул запечатанный конверт.

— Вы позволите, Ваше Высочество? — Спросил Бешелар.

— Да, пожалуйста, — сказал Майя, и Бешелар спустился за конвертом.

Учитывая предыдущие письма Дач'осмера Тетимара, Майя был приятно удивлен ясностью и краткостью нового послания. Оно гласило лишь:

Он посмотрел вниз, и сразу увидел Эшевиса Тетимара, высокого широкоплечего мужчину в идеально сшитом траурном облачении с ониксовыми серьгами, который предусмотрительно выдвинулся в поле зрения Императора. Он был чрезвычайно красив, и что-то в его повадке давало понять, что ему это известно. И он, как мрачно отметил про себя Майя, совсем не был похож на человека, обеспокоенного тем, что он обидел Императора.

Садовник Хару в Эдономее, без сомнения, классифицировал бы Тетимара, как болотную гадюку. Но отказав в этой совершенно естественной просьбе, Майя сразу же продемонстрировал бы явное пренебрежение, и Тетимар получил бы полное право добавить его в список своих обидчиков. Молодому Императору не стоило начинать царствование ссорой с восточным латифундистом. С другой стороны, удовлетворив просьбу Тетимара, он создавал неприятный прецедент, так как в этом случае Тетимар становился вторым человеком, получившим у Императора публичную аудиенцию. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что никаких серьезных проблем у Тетимара не было, и он сделал свой запрос исключительно для того, чтобы иметь возможность покрасоваться рядом с троном на поминках.

Ты мне не нравишься, Эшевис Тетимар, подумал Майя. Он пожалел, что рядом нет Цевета, способного посоветовать, как лучше удовлетворить запрос Тетимара, не слишком поступившись собственными интересами. Он сунул записку в карман и сказал мальчику:

— Передай своему господину, что он может подойти к нам.

Это было более формальным и скучным, чем просто кивнуть Тетимару, но по той же причине Майя надеялся, что это оградит его от излишней фамильярности. Он снова подумал о болотах вокруг Эдономеи: местные жители называли их Эдонара, хотя на императорских картах эти зыбкие земли вообще не имели имени; об их гадюках и зыбучих песках, над которым всегда колыхалась завеса густого тумана. Словно наяву он увидел Хару, говорящего ему (один из немногих случаев, когда Хару говорил с ним строго): «Я надеюсь, что Ваше Высочество никогда не окажется на болотах, но если это случится, вы должны проверять каждый свой шаг, прежде чем сделать его. Не доверяйте земле под ногами только потому, что она кажется надежной, или потому что она была таковой, когда вы в последний раз ступали на нее. Потому что это будет не то же самое. И потому что Эдонара всегда голодна». А потом он остановился, что-то пробормотал и неуклюже заковылял прочь. И Майя не знал, как остановить его.

Унтеленейс, при всем своем великолепии, бы всего лишь Эдонарой. Проверять каждый свой шаг, прежде чем сделать его, и не доверять никому.

Он подумал о сыновьях Императора, погребенных в Унтеленейсмере, подумал о женах отца. Унтеленейс тоже был всегда голоден.

Но Дач'осмер уже поднимался по ступеням помоста. Он остановился точно в правильном месте, опустился на колени и прекрасно модулированным баритоном прошептал:

— Ваше Высочество.

— Встаньте, пожалуйста, Дач'осмер Тетимар, — сказал Майя, чувствуя себя не более, чем куклой, завернутой в одежды Императора.

Его голос звучал по-детски тонко и нерешительно.

Темно-синие глаза Тетимара казались почти черными на ослепительной белизне лица, и он явно сознавал их действие. Он стоял, удерживая взгляд Майи, хотя сказал всего лишь:

— Мы благодарим Ваше Высочество за ответ на нашу просьбу. — Его глаза потемнели еще больше. — Вы поступили мудро, сделав это.

Слова звучали почти утешительно, но не могли замаскировать скрытой угрозы; Майя был хорошо знаком с этой тактикой, но Тетимар не имел преимуществ Сетериса. Майя приятно улыбнулся и сказал:

— Мы должны признаться, Дач'осмер Тетимар, что были весьма удивлены вашим письмом.

На одно мгновение лицо Тетимара выразило недоумение, и Майя видел, что он действительно опешил. Это была маленькая победа.

— Но, Ваше Высочество, — сказал Тетимар, — вам, конечно, известно, что мы хотим жениться на вашей сестре.

У слуг Эдономеи Майя прекрасно научился разыгрывать удивление.

— Неужели? — Ответил он.

— Мы вступили в переговоры с покойным императором, вашим отцом, — заявил Тетимар, слегка повысив голос.

— В самом деле? Но нам ничего не известно об обручении.

Тетимар широко распахнул глаза. Если раньше он казался удивленным, то теперь смотрел на Майю почти с ужасом.

— Но, Ваше Высочество…

Майя оборвал его, подняв руку.

— Мы считаем, Дач'осмер Тетимар, что поминки нашего отца не самое подходящее место для обсуждения этого или любого другого постороннего вопроса.

И он прямо встретил взгляд Тетимара, зная, что его собственные глаза выражают замешательство, и понимая, как мало доверия вызывают его слова.

Тетимар бросил на него задумчивый взгляд.

— Конечно, Ваше Высочество. Мы просим прощения. Снова. — Он сумел улыбнуться со странной печалью, которая почти роднила его с самим Майей.

Тетимар покинул помост, и Майя сдержал вздох облегчения: конечно, Император не мог показывать, насколько встревожил его собственный подданный. Краем глаза он заметил две темные, без единого проблеска белого, фигуры, и понял, что к трону приближается посол Горменед со своей женой.

Он снова, еще более отчаянно, пожалел об отсутствии Цевета. Он не мог ни проигнорировать посла Баризана, ни отказаться говорить с ним, но с удручающей ясностью представлял, что будет говорить Сетерис и ему подобные о гоблинском императоре, и только потому, что Майя публично беседовал с представителем Великого Авара. Тем не менее (пронеслась в голове стремительная мысль) таким образом можно было обесценить публичное одолжение, сделанное Дач'осмеру Тетимару. И еще в потайном кармане его халата лежала нэцкэ. Аврис раздобыл для него тонкую золотую цепочку, позволявшую незаметно пристегивать резную фигурку к пуговице или ремню, и Майя был настолько тронут этой заботой (о которой он никогда не додумался бы попросить), что едва смог выдавить из себя слова благодарности. Но это был подарок Горменеда, и надо было отдать ему должное.

Инициатива и дерзость, как сказал Цевет. Когда Горменед остановился у подножия помоста, Майя увидел, что он был довольно молодым человеком, коренастым, как большинство гоблинов, с дуэльным шрамом на широкой скуле. Интересно, должность посла в Этувераце стала для него признанием заслуг или наказанием?

Майя дал знак послу приблизиться.

— Ваше Высочество, — сказал посол, опускаясь на колени, в то время его жена присела в таком глубоком реверансе, что Майя был поражен, как она не упала. — Мы Воржис Горменед, посол Баризана, и наша жена Надаро.

Он произнес ее имя по-гоблински, с ударением на первый слог, и Майя сразу вспомнил о своей матери. Она учила его правильно произносить ее имя: Че-не-ло, а не Че-не-ло, пусть хоть один человек называет ее правильно.