Выбери любимый жанр

Печки-лавочки - Шукшин Василий Макарович - Страница 11


Изменить размер шрифта:

11

– Ладно, – сказал профессор, – мы еще выберем время.

Велика матушка-Русь!

И на восходе солнца, и на заходе солнца, и бельм днем и ночью – идут, идут, идут поезда. И куда только едут люди? Куда-то все едут, едут…

Молоденький офицерик, от которого вкусно пахнет маминым молоком, говорит миловидной соседке по купе:

– Все это хорошо, но это – сплошная чувствительность. Мы сегодня – не те.

– Но это же прекрасно, – неуверенно сказала соседка. И прочитала:

Будто я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

– Не мужские стихи, – проговорил жестокий лейтенант. – Розовый конь – это не из двадцатого века. Согласитесь.

Как тут не согласиться! И миловидная соседка пожимает плечами, что можно понять, как «пожалуй».

Две дамы от души состязаются в любезности.

– Позвольте, разрешите, я полезу на верхнюю полку.

– Да нет, зачем же? Я могу туда прекрасно полезть.

– Но меня это нисколько не затруднит!

– Меня это тоже ничуть не затруднит. Что вы!

– Прошу вас, устраивайтесь внизу. Честное слово, меня ничуть не затруднит…

– Нет, пожалуйста, пожалуйста…

Внизу на диване полулежит здоровенный парнина и, отложив «Огонек» в сторону, с интересом слушает дам.

А вот – дядя… Вооружившись мешком и чемоданом, таранит встречных и поперечных в проходе общего вагона. Ему кричат:

– Что же ты прешь, как на буфет! Дядя!..

– Ну, куда? Куда?

– Эй!.. Можно поосторожней?!

Дядя – ноль внимания. Трудный опыт российского пассажира подсказывает ему, что главное – занять место. Можно себе представить, что когда-нибудь все вагоны будут купейные, а если будут общие, то в них будет свободно… И что же будет? – тоска зеленая!

Едут, едут, едут…

Спят…

Читают…

Играют в карты…

Играют в домино…

Рассказывают друг другу разные истории из жизни…

Едят…

Едят…

Едят…

Иван двинул с дороги письмо домой.

"Здравствуйте, родные: теща Акулина Ивановна, дядя Ефим Кузьмич, тетя Маня, няня Вера, дед и детки: Валя и Нина! Во первых строках моего письма сообщаю, что мы живы-здоровы, чего и вам желаем. Пишу с дорога, поэтому еще конца нет. Едем мы хорошо, но я по ошибке схватил купейный билет, но зато едем без горюшка. Едем по просторам нашей необъятной родины, смотрим в окно. Погода стоит хорошая – градусов двадцать пять по Цельсию. Один раз ходили в вагон-ресторан. Взяли на первое – по борщу, на второе – бистроганов. Едет с нами один старичок профессор, очень хороший. Ну, были другие разные происшествия – приедем, расскажем. Поедем мы через Москву. И вот этот самый профессор говорит, что когда приедем в Москву, то сможем у него остановиться хоть на сколь – у него пятикомнатная квартира. Ну, Нюра поддержала это предложение, потому что ей охота посетить ГУМ. Я тоже наметил для себя кое-какие места, например, зоопарк. Если удастся, съезжу в крематорий. Об нас не беспокойтесь. Берегите детей.

Иван".

И вот – Москва.

По радио торжественно объявили:

– «Граждане пассажиры! Наш поезд прибывает в столицу нашей Родины – город-герой Москву!»

Нюра и Иван заметно взволновались. Особенно Нюра.

Профессор с интересом наблюдал за ними.

– Ваня!.. Глянь-ка, дом-то! Вань! – вскрикивала Нюра.

Ивану тоже страсть как интересно, но он сдерживал себя. И Нюру.

– Чего ты орешь-то? Чего орешь-то? – Он даже посмеялся, пригласив взглядом и профессора – тоже посмеяться вместе над Нюрой. – Ну, дом… колоколенкой.

– Гостиница «Ленинградская», – сказал профессор.

– Сколько этажей? – спросил деловитый Иван.

– Черт его знает!.. Понятия не имею.

Поезд остановился.

Профессор и Иван с Нюрой вышли на перрон… Профессор высматривал кого-то в толпе.

– Сын должен встретить, – пояснил он. – Иван, расскажи ему про учительницу… Вообще поговори с ним, а то эти молодые ученые… решили, что они все знают…

– Тоже ученый? – полюбопытствовал Иван, но только заради одной голой вежливости, потому что ему куда как важнее все, что вокруг него.

– Постоим тут, – велел профессор. – А то разминемся.

Остановились в сторонке от потока.

– Народу-то, народу-то! – все изумлялась Нюра.

– Миллионов десять живет? – поинтересовался точный Иван. – Или побольше?

– Понятия не имею! – несколько даже гордо ответил профессор. – Это наши ученые знают… Знают, а ничегошеньки сделать не умеют. Вавилон растет и растет. Вон он! О-о!.. Одна поступь чего стоит!.. Ужасно самовлюбленный народ… – Профессор помахал рукой.

– Чую, батько! – громко сказал высокий молодой человек, выдираясь из людского потока.

– Наконец! – сказал веселый, иронический профессор.

Они поцеловались. Профессор представил сына:

– Сын.

– Иван, – сказал сын.

Иван тоже назвался:

– Иван.

Профессор засмеялся.

– Нюра, – сказала Нюра. И подала ладонь лодочкой.

– Это мои гости, – пояснил профессор. – Мать здорова?

– Относительно…

– Твои?

– Все в порядке. Хорошо съездил?

– Хорошо. Пошли, пошли, чего мы стоим? Пошли.

– Тебе звонили из…

Трое наших затерялись в толпе.

А «миллион народа» все двигался и двигался, говорил, кричал, толкался, торопился, нервничал…

Хозяина и гостей в квартире профессора встретила довольно толстая, круглолицая Мария Ивановна.

Перецеловались, перезнакомились в прихожей…

– Проходите сюда! – позвал размашистый, великодушный профессор. – Иван!..

– Да, папа?

– Не ты, Иван-гость. Ну и ты – давайте сюда! Иван-сын, как у тебя день?

– У меня лекции. Я отпросился тебя встретить.

– «Лекции», «лекции», – недовольно заметил профессор. – Поговорил бы лучше с живыми людьми – это не социологические столбики с цифрами…

– Социология – это как раз живые люди, – отрезал сын. – Вечером мы с удовольствием поговорим.

– Вечером у вас Дом кино, театр, друзья… Послушал бы, правда. Иван, расскажи ему про учительницу…

Где-то в одной из комнат затрещал телефон. Иван-сын скоро пошел туда.

– А ведь какая видимость деятельности! – все ворчал профессор.

Иван и Нюра не понимали: всерьез профессор чем-то недоволен или же это такая его манера говорить дома?

– Папа, тебя! – позвал сын.

Профессор пошел к телефону.

Супруги Расторгуевы на малое время остались одни.

– Опять вылетел с языком? – сердито, негромко заговорила Нюра. – Чего рассказывал про учительницу-то? Про какую учительницу?

– Да это… про Федорову…

– Тьфу! Вот пропишут куда-нибудь в газету!.. Сказал – рассказал такой-то. Чего рассказывал-то?

Иван лихорадочно обдумывал положение.

– Ну, во-первых, можно сказать, что я был выпивши… Спьяну молол. Так? Потом, я говорил, что она получает сто рублей… Но я же забыл алименты! Сорок семь рублей алиментов. Сто сорок семь – не такая уж это бедность.

– Дрова бесплатно привозют, – подсказала Нюра.

– Налогов меньше. Телефон провели, а мне, допустим, фигу…

– Для чего он тебе, телефон-то?

Иван сердился, что не понимают тонких извивов его мысли.

– Да здесь-то, для сравнения-то, надо чего-нибудь говорить! Мало ли, что он не нужен, делай вид, что пропадаешь без телефона…

– А чего ты ему говорил-то?

– Та-а…

– Ванька, скажи! Я, может, чего-нибудь придумаю – выручу тебя. Чего говорил-то?

– Ну, говорил, что я, необразованный человек, живу лучше ее… Ненормально, мол, это. Оно, так-то подумать – ненормально, конечно. Она наших детишек учит, а живет хуже… Да я готов ей вскладчину допла…

В комнату вошли профессор с сыном.

– Ну иди, иди, – говорил отец. – Ай да наука!.. Наизусть на дом не задают?

11
Перейти на страницу:
Мир литературы