Одиночка. Трилогия (ЛП) - Фелан Джеймс - Страница 17

Однако я решил отложить возвращение и пошел на восток по Сороковой улице. Казалось, здания нависают надо мной, как огромные чудища, и хотят схватить. Я перелезал через столкнувшиеся машины, как скалолаз, карабкался на груды обломков и спускался, обошел по самому краю огромную воронку. На пересечении Сороковой улицы со Второй авеню я остановился сделать пару глотков воды, а когда засовывал бутылку обратно в рюкзак, увидел пистолет и вытащил его…

За спиной раздался почти неуловимый писк. Белки? Оказалось, нет: ко мне бежали две крысы. В витрине на противоположной стороне улицы я увидел свое отражение и не узнал его. Там стоял мужчина в огромной куртке, в бронежилете – и только «глок» в руке был точно мой. Я перехватил пистолет двумя руками и резко вскинул, целясь в отражение, опустил руки – и снова вскинул, опустил – и снова прицелился.

Крыс стало больше. Уже не меньше десятка серых тварей, сбившись в стаю, бежали прямо ко мне. Интересно, откуда они берутся? О, вот еще стайка. На снежном фоне бурые и почти черные крысы были хорошо заметны. Да их не меньше трех десятков! Но подбежать ко мне они не успели: что-то загрохотало, заглушая крысиный писк. Грохот стал быстро нарастать, а когда достиг максимума, мне показалось, будто я в самом центре грозы.

На противоположной стороне Второй авеню, как в замедленном кино, рушился единственный небоскреб. На самом деле падал он не так уж и долго: через пять секунд здание сложилось как карточный домик, а звук превратился в оглушительную барабанную дробь. Сначала меня сбило с ног и опрокинуло на спину воздушной волной, а потом долетела пыль. Она лезла в горло и не давала дышать. Шум оглушал. Закрывая лицо руками от падающих обломков, я пролежал несколько минут. Кое-как восстановил дыхание. Наконец поднялся на ноги, попытался откашляться. Вздрогнул, увидев в витрине напротив человека, и выбросил вперед руку с пистолетом. Только через пару секунд до меня дошло, что я целюсь в самого себя: с ног до головы я был покрыт толстым слоем светло-серой бетонной пыли, лишь на лице остались два пятна от ладоней.

Я медленно пошел вперед, выставив перед собой пистолет. На плечи ложился снег, в воздухе кружилась густая пыль. И только через двадцать минут я понял, что иду, совершенно не запоминая дорогу. От страха тошнота подступила к горлу. Захотелось просто сесть и отдохнуть. Заснуть и проснуться, когда все кончится, когда все станет как прежде или даже лучше. Проснуться и увидеть, что мама не уходила, что отец не женился во второй раз, что по воскресеньям они весело смеются на кухне, пока вместе готовят завтрак, а потом отец берет меня на рыбалку… И мы снова вместе – навсегда. Но отгородиться от реальности удалось ненадолго: через пару минут я оказался у тоннеля Квинс-Мидтаун. Пройти через тоннель было нельзя, а внутри творилось такое, о чем я не хочу ни говорить, ни вспоминать. Наверное, именно через тоннель пытались

покинуть

Манхэттен тысячи людей, и там их нагнал огненный шар. Более страшную смерть было трудно представить. Из тоннеля все еще шло тепло, пахло горелым пластиком, паленой резиной, бензином и еще пахло… Не в силах выносить эту вонь, я развернулся и побежал прочь.

Не замечая дороги, я бежал на юг, выставив над головой пистолет. Боже, как хотелось сейчас встретить тех, кто натворил все это. Я остановился, только когда во рту у меня появился привкус крови, попытался отдышаться. Из глаз полились слезы. Умывшись водой из бутылки, я вновь двинулся вперед. Ноги устали, рюкзак казался страшно тяжелым. Сил не было. Я ступал по снегу… Было невыносимо одиноко и хотелось лишь одного: разрядить обойму в виновного.

11

Я медленно шел через центральную площадь Стейвесанта, совершенно не соображая, где я и зачем. Просто шел и слушал, как скрипит под ногами снег. Этот звук напоминал мне о детстве, но я никак не мог понять о чем именно. На противоположной стороне площади стояли жилые дома из красного кирпича, но, несмотря на свою одинаковость, они производили совсем не такое впечатление, как идиотские бутафорские домишки в фильме «Шоу Трумэна»

[3]

. Это были высокие, надежные и внушительные дома, так называемые браунстоуны, построенные еще в середине XX века, а то и раньше. Казалось, что деревья перед домами растут вверх ногами, их обнаженная крона напоминала густые корни. От каждой толстой ветви отходили веточки потоньше, а от тех – совсем тоненькие, и все они тянулись к небу в стремлении жить. Минут пять я пытался вспомнить название такого способа размножения, ведь мы это проходили в школе. Потом наконец плюнул, чтобы не терять времени.

Присев на край замерзшего фонтана, я открыл рюкзак и обнаружил в нем небольшую книжицу. Прочитал название на обложке: «Сиддхартха» Германа Гессе. С одной стороны, странно, а с другой – я почти ждал чего-то подобного. В книжке лежала записка от Анны: «Это любимая книга моего отца. Он впервые прочитал ее в твоем возрасте. Удачи. Возвращайся быстрее. А.».

Почерк чем-то напоминал мой, только был аккуратнее. Свой инициал Анна написала просто, без всяких закорючек. Я вспомнил наш поцелуй под навесом магазина и тут же постарался забыть о нем. А так хотелось, чтобы рядом оказался близкий человек и помог забыть о смерти, о людях, погибших в тоннеле. Хотелось, чтобы на холодном бортике фонтана сидели вместе со мной друзья… Наверное, сказывались усталость и пережитое потрясение. Но я знал, что должен справиться со всем один.

Снег пошел сильнее, и мне пришлось спрятаться в подъезде одного из домов. Я стал рассматривать обложку книги. На ней был изображен худой мужчина в лодке, завернутый в желтое покрывало. Лодка плыла по реке или по морю… Но нет: вода была спокойная, лодку окружали лилии, даже движение лодки не нарушало гладь воды. Я положил книжку в боковой карман куртки – в другом уже лежал револьвер – и натянул капюшон.

Я шел на восток между опустевшими домами, а в голове под скрип шагов на снегу звучали вопросы: «Почему? Почему это случилось?» Шаг – «Почему?», еще шаг – «Почему?», еще шаг – «Кто?», шаг – «Россия?», шаг – «Франция?», шаг – «Китай?», шаг – «Корея?», шаг – «ЦРУ?». Я засмеялся. Да уж, почти рэп получился. Наверное, я сошел с ума, как и те, кто натворил все это. Нормальные люди на такое не способны. Снести с лица земли город, заразить его жителей какой-то гадостью. Зачем кому-то понадобились жизни самых обычных людей? Я не мог придумать ни причин, ни оправданий.

Через парк Стейвесант я вышел на авеню Си и решил свериться с картой. До Ист-Ривер было недалеко. Хорошо бы посмотреть, что там делается, откуда-нибудь сверху – с крыши, например. Но тогда придется подниматься одному по темной лестнице – нет уж. Поэтому я решил рискнуть и подойти к берегу, тем более что до него было рукой подать, а я и так уже наплевал на осторожность. Ради Дейва, ради всех нас я должен был узнать, в каком состоянии мосты.

Я спрятал карту, достал пистолет и направился к берегу. Из-за сильного снега не было видно почти ничего. Даже если на берегу остались охотники, они не успеют заметить меня первыми.

Чем ближе я подходил к реке, тем сильнее дул ветер и безжалостнее хлестал по лицу снег. Интересно, а если я столкнусь с охотником, смогу ли поступить, как Дейв? Интересно, а сам он сможет поступить так же еще раз?

Через пять минут я был в конце Двадцать пятой улицы, по пешеходной дорожке прошел под транспортной развязкой и уперся в невысокое ограждение, сразу за которым, если не считать узенькой полоски травы, начиналась река. Берег был пуст – ни охотников, ни животных, ни единой живой души. Я подождал, пока ветер немного разгонит туман над водой. Судя по карте, именно с этого места лучше всего просматривается южное направление.

Снег чуть поутих, и открывшийся вид поразил меня. Я будто оказался на месте Дейва, ощутил его боль. Хорошо, что его здесь не было.

Вильямсбургский мост рухнул. Опоры сохранились, но само полотно моста свисало двумя обрывками в воду. По течению медленно плыла яхта…