Братья - Андерсон Шервуд - Страница 2
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
Мастер тяжело шагал рядом с девушкой, стараясь спрятать руки. Перед уходом с фабрики он тщательно скреб их, но все-таки они казались ему какими-то тяжелыми, грязными кусками фабричных отбросов, висевшими у него по бокам. Эти прогулки продолжались лишь одно лето, да и то их было всего несколько.
— Жарко сегодня, — говорил он. — Очень жарко. Видно, будет дождь.
Он никогда не говорил с ней ни о чем, кроме погоды.
Девушка мечтала о возлюбленном, которого она когда-нибудь встретит, высоком, красивом молодом человеке, и непременно богатом, владеющем домами и землями. Простой мастер, который шел рядом, не имел ничего общего с ее представлением о любви. Она позволяла ему провожать ее, задерживалась в конторе до ухода других служащих, чтобы незаметно пройтись с ним, потому что ей нравились его глаза, нравились тот пыл и покорность, которые светились в них. В присутствии его не было никакой опасности, не могло быть опасности. Он никогда не попытается подойти к ней близко, дотронуться до нее рукой. С ним она была в полной безопасности.
У себя на квартире по вечерам мастер сидел при электрическом свете с женой и тещей. Двое детей спали в соседней комнате. В скором времени жена ожидала третьего ребенка. Сегодня муж ходил с ней в кино, и скоро они вместе лягут спать.
Вот он лежит с открытыми глазами и думает. Прислушивается, как скрипят пружины кровати в другой комнате, где его теща укладывается слать. Жизнь заключена в слишком тесные рамки. Он будет лежать в напряженном состоянии, ожидая — ожидая чего?
Ничего. Потом заплачет ребенок. Он будет проситься на горшочек. Ничего странного, или необыкновенного, или интересного не произойдет и не может произойти. Жизнь втиснута в тесные рамки, однообразна. Ничто в доме не может в какой бы то ни было мере взволновать его: ни разговоры жены, ни ее случайные, слабые проявления страсти, ни доброта тещи, бесплатно выполняющей работу служанки.
Мастер сидел за столом при электрическом свете, делая вид, что читает газету, и думал. Он поглядывал на свои руки — большие, бесформенные рабочие руки.
Образ девушки из Айовы витал в комнате. С этой девушкой мастер покидал дом, и они молча проходили целые мили по улицам. Не было надобности говорить. Он гулял с ней по берегу моря, взбирался на горы. Ночь была тихая и ясная; на небе сияли звезды. Она тоже была звезда. Не было надобности говорить.
Ее глаза: были подобны звездам, а губы мягким холмам, поднимающимся из смутно освещенных звездами равнин, «Она недостижима, она далека от меня, как звезды, — думал он. — Она недостижима, как звезда, но она живет, дышит, существует, как и я».
Как-то вечером, недель шесть назад, человек, работавший мастером на велосипедной фабрике, убил жену и теперь находится под судом. Каждый день столбцы газет заполнены этим событием. В тот день, когда произошло убийство, мастер, по обыкновению, ходил с женой в кино; около девяти вечера они возвращались домой. На Тридцать второй улице, на углу близ дома, где они жили, перед ними неожиданно вынырнула из переулка фигура мужчины и так же быстро нырнула обратно. Это мелкое происшествие, вероятно, и навело мастера на мысль убить жену.
Они подошли к своему дому и вступили в темный подъезд. Совершенно внезапно и, вероятно, без всякой предварительной мысли, муж выхватил из кармана нож. «Предположим, что тот человек, который скрылся в переулке, хотел убить нас», — подумал он. Открыв нож, он быстро обернулся и ударял им жену. Он в бешенстве ударил ее два раза, десять раз. Вскрикнув, она упала.
Сторож забыл зажечь газовый рожок в проходе. Впоследствии мастер пришел к мысли, что именно это и послужило поводом к убийству, а также вид темной фигуры, вынырнувшей из переулка и тотчас же скрывшейся обратно. «Конечно, — говорил он себе, — я никогда не сделал бы этого, если бы в проходе был свет».
Мастер стоял в проходе и соображал. Жена лежала мертвая. Вместе с ней умер и нерожденный ребенок. Наверху послышались звуки открываемых дверей. Затем несколько минут было тихо. Жена и ее нерожденный ребенок были мертвы — вот и все.
Он бросился наверх, наскоро обдумывая, что делать. Во мраке нижнего марша лестницы он сунул нож обратно в карман. Как выявилось потом, ни на руках его, ни на одежде не было крови. Нож он тщательно вымыл в ванной, когда немного успокоился.
— На нас напали, — говорил он, рассказывая всем одно и то же. — За нами все время, крался какой-то человек. Он вошел за нами в подъезд, где не оказалось света. Сторож не позаботился зажечь газ.
А потом… потом была борьба, и в темноте была убита его жена. Он не мог точно сказать, как это произошло.
— В проходе не оказалось света. Сторож; не позаботился зажечь газ, все время повторял он.
День или два его особо не допрашивали, и у него были достаточно времени, чтобы избавиться от ножа. Он прогулялся в южную часть Чикаго и забросил нож в реку, где две угольные баржи гнили под мостом, под тем самым мостом, который ему приходилось переходить, когда он в летние вечера провожал к трамваю девушку, чистую, далекую и недостижимую, как звезда, и в то же время отличную от звезды.
А потом его арестовали, и он тотчас же во всем сознался, рассказал, как было дело. Он заявил, что не знает, почему убил жену, и постарался ни словом не обмолвиться о девушке, служившей в конторе. Газеты пытались раскрыть мотивы преступления. Эти попытки продолжаются и до сих пор. Кто-то видел мастера в те немногие вечера, когда он проходил по улице с девушкой; таким образом, она оказалась вовлеченной в историю, и ее портрет появился в газетах, что было для нее неприятно. Но, она, конечно, сумела, доказать, что этот человек не имел к ней никакого отношения.
Вчера поутру густой туман окутал нашу деревню, расположенную вблизи огромного города. Я рано вышел на дальнюю прогулку. Возвращаясь с равнины в нашу холмистую местность, я повстречал старика, родство которого имеет так много странных разветвлений. Некоторое, время старик шел рядом со мной, держа на руках собачку. Было холодно, собачка дрожала и скулила. В тумане лицо старика обрисовывалось не совсем ясно. Оно медленно покачивалось взад и вперед, вместе с клубами верхних слоев тумана и верхушками деревьев. Старик пустился рассказывать мне про человека, который убил жену и чье имя мозолило всем глаза на страницах газет, каждое утро доставляемых из города к нам в деревню. Идя рядом со мной, он плел длинную повесть о том, как он и его брат, теперь ставший убийцей, когда-то жили вместе.
— Да, он — мой брат, — повторял старик, кивая головой.
Казалось, он боялся, что я не поверю. А этот факт необходимо было твердо установить.
— Мы мальчиками росли вместе — он и я, — начал старик снова. — Играли вместе на гумне за домом отца. Но отец, видите ли, ушел на корабле в море. И тут случилось, что наши фамилии перепутались. Вы знаете, как это бывает. У нас разные, фамилии, но мы — братья. У нас был один отец. Мы вместе играли на гумне за домом отца. Целыми часами мы лежали вместе на сене: там было так тепло!
В тумане тощее тело старика напоминало сучковатое деревцо. Затем оно словно повисло в воздухе. Оно качалось взад и вперед, как на виселице. Глаза умоляли меня верить тому, что бормотали губы. В моем уме все, что касалось родства этого старика, смешалось, превратилось в хаос. Дух человека, убившего жену, вошел в тело этого бедного одинокого старика, который пытался рассказать мне то, чего ему никогда не удастся рассказать в городе, перед судьей. Вся история одиночества людей, их стремления к недостижимой красоте, пыталась выразить себя устами этого жалкого бормочущего старика, сошедшего с ума от одиночества и стоявшего в туманное утро на сельской дороге с собачкой на руках.
Старик так сильно прижимал к себе собачку, что она начала визжать от боли. Судороги сотрясали тело старика. Казалось, душа его пытается вырваться из тела и улететь сквозь туман, через равнину, в город — к певцу, к политику, к миллионеру, к убийце, к братьям и сестрам, живущим там, в городе. Сила желаний старика была столь велика, что его дрожь передалась и мне. Его рука так крепко сжали собачку, что она взвыла от боли. Я шагнул вперед, рванул старика за руку, — собачка упала и продолжала визжать, лежа на земле. Несомненно, у нее было что-то повреждено. Может быть, поломаны ребра. Старик глядел на собачку, лежавшую у его ног, как в тот вечер мастер с велосипедной фабрики, стоя в подъезде дома, глядел на убитую им жену.
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
