Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы - Марш Найо - Страница 33

Вестибюль опустел через пять секунд. Бесшумно закрылись двери в кабинет и комнату оркестрантов. Элейн метнулся к выключателям. Осталась гореть только тусклая розовая лампочка на стене. Вестибюль наполнили черные тени. Элейн бухнулся на колени за креслом в самом дальнем от лампочки углу.

Размеренно тикали часы. Где-то в подвальном этаже звякнуло ведро. В воцарившейся полной тишине стали слышны бесчисленные мелкие звуки: легкие удары о стену шнура шторы на ресторанном окне, вороватые шорохи за стенами, едва различимое гудение распределительного щита. Элейн вдыхал запахи ковра, обивки кресла, дезинфицирующего средства и застоявшийся табачный дух. Снаружи в вестибюль вели две двустворчатые двери — первая, смотревшая прямо на улицу, и вторая, обращенная в помещение. Сейчас створки обеих были плотно сомкнуты. Двери были сделаны из листового стекла, и сквозь них Элейн видел серую пелену, которую скрашивали только неяркие блики. Причиной их была розовая лампа, висевшая на правой стене, примерно посередине. Он сосредоточил все внимание на дверях. Вдруг сумрак за ними стал светлее. Наружная дверь открылась.

За толстым дверным стеклом неожиданно появилось лицо и вытеснило очертания отраженной лампы. Створка двери, отворяясь, чуть-чуть скрипнула.

Женщина секунду стояла совершенно неподвижно. Лицо ее наполовину закрывал шарф. Затем быстро прошла вперед и опустилась на колени перед креслом. Длинные ногти, когда она шарила по ковру, издавали шуршащий звук. Она так углубилась в свое занятие, что не слышала, как Элейн приблизился к ней по толстому ковру, но конверт, когда инспектор вынимал его из кармана, негромко хрустнул. Все еще стоя на коленях, она обернулась, увидела мужчину и пронзительно закричала.

— Вы не за этим охотитесь, мисс Уэйн? — спросил Элейн.

Элейн подошел к стене и включил свет. Не двигаясь, Карлайл наблюдала за ним. Когда он вернулся к ней, конверт по-прежнему был у него в руке. Она поднесла руку к пылающему лицу и нетвердым голосом сказала:

— Вы думаете, я здесь с дурной целью. И, наверное, ждете объяснений.

— Я буду рад получить ответ на свой вопрос. Вы это имеете в виду?

Элейн поднял конверт, но не отдал. Карлайл с сомнением смотрела на конверт.

— Не знаю… я не думаю…

— Конверт мой. Я скажу, что в нем лежит. Письмо — скомканное и местами порванное, потому что оно было засунуто между сиденьем и подлокотником кресла. Того самого, возле которого вы вели свои поиски.

— Да, все так, — сказала Карлайл. — Вы не могли бы отдать его мне?

— Присядьте, — предложил Элейн. — Вы не считаете, что нам следует кое-что прояснить?

Он подождал, пока она не встала и после секундного колебания села на предложенный стул.

— Вы, конечно, не поверите мне, — начала Карлайл, — но это письмо — я полагаю, вы уж его наверняка прочли — не имеет ничего общего с ужасным происшествием сегодняшней ночи. Абсолютно никакой связи. Оно сугубо личное и весьма важное.

— А вы сами его читали? — спросил он. — Можете повторить его содержание? Не перескажете мне это письмо?

— Но… я не могу… сделать это буквально…

— Сделайте приблизительно.

— В нем… важное сообщение. Оно касается одного человека… я не могу раскрывать так много…

— Тем не менее письмо настолько важно, что вы вернулись сюда в три часа ночи, чтобы попытаться его разыскать. — Он замолчал, но и Карлайл не говорила ни слова. — А почему, — снова заговорил он, — за своим письмом не пожаловала мисс де Сюзе?

— О, Боже! — воскликнула Карлайл. — Все так сложно.

— Прошу вас, поддержите свою репутацию честного человека и расскажите мне все.

— Я абсолютно честна, черт возьми! — с нажимом проговорила Карлайл. — Письмо личное и… чрезвычайно конфиденциальное. Фелисите не хотела, чтобы его кто-либо видел. Я не знаю в точности, о чем оно.

— Она побоялась прийти сама?

— Она немного не в своей тарелке. Каждый на ее месте вел бы себя так же.

— Я хочу, чтобы вы узнали содержание письма, — после паузы сказал Элейн. — Само терпение, — он повторил ей свои аргументы. Когда совершено убийство, то зачастую приходится забывать об общепринятых правилах поведения. Он должен убедиться, что письмо действительно несущественно, и в таком случае выбросить его из головы.

— Вы помните, что письмо выпало у нее из сумочки? Вы заметили, как старательно она пыталась его спрятать от меня? А вы обратили внимание на ее действия, после того как я сказал о предстоящем обыске? Она засунула руку между сиденьем и подлокотником кресла. Затем пошла в туалетную комнату, а я сел в ее кресло. Вернувшись, она с полчаса мучительно пыталась найти письмо и притворялась, что ничем таким не занимается. Вот так-то.

Он вынул письмо из конверта и расправил его на столе перед Карлайл.

— Отпечатки пальцев сняты, — сказал он, — но это не принесло существенных результатов. Письмо слишком усердно терли о ворсистую обивку кресла. Вы будете читать или…

— Да, давайте его, — сердито сказала Карлайл.

Письмо было напечатано на листе чистой нотной бумаги. Без адреса и без даты.

«Моя дорогая — читала Карлайл — ваше очарование заставляет меня бросить все свои дела. Я нарушаю обещания перед самим собой и другими. Мы гораздо ближе, чем вы можете представить. Сегодня вечером в петлице моего пиджака будет белый цветок. Ради вас! Но если вы дорожите нашим будущим счастьем, не подавайте вида, что заметили его, даже мне. Уничтожьте эту записку, любовь моя, но не мою любовь. Г. П. Ф.»

Карлайл подняла голову, поймала устремленный на нее взгляд Элейна и быстро отвела глаза.

— Белый цветок, — прошептала она. — Г. П. Ф., Г. П. Ф.? Не могу в это поверить.

— Кажется, у мистера Мэнкса была белая гвоздика в петлице?

— Я не стану обсуждать с вами это письмо, — решительно заявила Карлайл. — Мне не следовало его читать. Обсуждать ничего не буду. Позвольте мне вернуть его Фелисите. Оно не имеет ничего общего с убийством. Ничего ровным счетом. Отдайте его.

— Вам следует знать, что я не могу сделать этого, — сказал Элейн. — Подумайте сами. Между Риверой и вашей кузиной, точнее кузиной по линии ее приемного отца, существовала весьма сильная привязанность. После убийства Риверы она изо всех сил старается спрятать письмо, теряет его и настолько обеспокоена этим, что вынуждает вас вернуться сюда и попытаться отыскать потерю. Как могу я не обратить внимания на такую последовательность событий?

— Но вы не знаете Фелисите! В отношениях с молодыми людьми у нее постоянно то появляются, то исчезают острые углы. Ничего особенного. Вы просто этого не понимаете.

— Пусть так, — сказал Элейн, глядя на нее с добродушной усмешкой, — тогда помогите мне понять. Я отвезу вас домой. Вы сможете просветить меня по дороге. Фокс!

Фокс вышел из кабины. Карлайл слушала, как Элейн отдавал распоряжения бригадиру. Из туалетной комнаты появились другие люди, о чем-то вполголоса поговорили с Фоксом и удалились через парадный вход. Элейн и Фокс собрали свои вещи и надели пальто. Карлайл встала. Элейн убрал письмо с конвертом во внутренний карман. Она почувствовала, как под веками набухают слезы. Попыталась заговорить, но из горла вырвался лишь какой-то нечленораздельный звук.

— Что с вами? — спросил Элейн, посмотрев на нее.

— Это неправда, — пробормотала она. — Не могу поверить. Не могу.

— Чему? Что Эдуард Мэнкс написал это письмо?

— Он не мог. Не мог написать такое письмо ей.

— Не мог? — осторожно спросил Элейн. — Вы так думаете? Но разве Фелисите не привлекательна? Очень привлекательна, ведь правда же?

— Дело не в этом. Вовсе не в этом. Само письмо. Он не мог написать такое. Оно насквозь фальшивое.

— Вы когда-нибудь обращали внимание на любовные письма, зачитанные в суде, а потом перепечатанные в газетах? Разве они не кажутся насквозь фальшивыми? И тем не менее некоторые из них были написаны очень интеллигентными людьми. Пойдемте?