Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы - Марш Найо - Страница 22

— Вот как? — Фокс посмотрел на Томпсона. — Постарайтесь достать зонтик.

Томпсон вышел, Бейли с распылителем для контрастного порошка склонился над орудием преступления.

— Будет лучше, наверное, если я опишу заключительный номер, — сказал Элейн и начал рассказывать. Он говорил спокойно и неторопливо. Томпсон вернулся с черно-белым зонтом.

— Наверняка тот самый, сэр, — сказал он, — одна секция стержня отсутствует. Смотрите! Замка, чтобы закрыть зонт, нет. — И он положил зонт рядом с дротиком.

— Хорошо, — отозвался Фокс. — Сделайте снимки.

Щелкнув еще три раза, Томпсон завернул орудие убийства в носовой платок и положил в сумку Фокса.

— Когда мы закончим, я нанесу на него защитный фиксатор, мистер Фокс, — сказал он. Фокс кивнул, Томпсон и Бейли собрали свою аппаратуру и вышли.

— …когда прозвучал выстрел, — говорил Элейн, — он повернулся лицом к лорду Пестерну и оказался спиной к публике наполовину, а к дирижеру — полностью. Он отклонился назад под немыслимым углом и задрал кверху аккордеон. Грудь его находилась прямо под стрелой метронома, которая в тот момент была неподвижна. После выстрела он еще немного отвернулся от публики и слегка выпрямился. Пальцы его пробежали по клавишам аккордеона сверху вниз — получилось какое-то инфернальное блеяние. Колени его подогнулись, он сначала опустился на корточки, а потом упал на спину, а аккордеон оказался между ним и залом. В тот же момент один из музыкантов изобразил из себя подстреленного. Я не мог видеть Риверу ясно, поскольку прожектор перевели на старого Пестерна, который, чуть поколебавшись, расстрелял весь магазин. Еще три музыканта потешно зашатались, словно их подстрелили тоже. Мне показалось, здесь у них что-то пошло не так. Оркестранты словно бы не знали в точности, как действовать дальше. А Пестерн отдал свою пушку Беллеру, тот прицелился в него и нажал на спусковой крючок. Но патронов в магазине не было, поэтому раздался только щелчок. Беллер изобразил на лице отвращение, разломил револьвер, сунул его в карман и сделал жест, словно бы говоривший: «Револьвер у меня. Продолжаем». Затем лорд Пестерн постарался изобразить на своих барабанах, что такое ад. Выглядел он при этом совершенно необычно. Глаза горят, со лба течет пот, на лице блуждает полуулыбка, а сам, как паяц, дергается между своим барабанами. Лицезрение немолодого пэра за таким занятием может вывести из равновесия, но он, конечно, безумен, как мартовский заяц. Трой и я просто в ужас пришли. Как раз тогда включился метроном и замигали цветные лампочки. А до того стрела указывала точно в грудь Риверы. Официант принес дирижеру венок, тот встал перед аккордеонистом на колени и положил венок ему на грудь. Потрогал сердце, а потом пристально посмотрел на Риверу и, склонившись к телу, начал шарить внутри венка. С изумленным видом повернулся к старому Пестерну. Сказал что-то ребятам с носилками. Венок скрыл лицо Риверы, а инструмент — половину его живота. Беллер обратился к пианисту, затем к лорду Пестерну, и тот, поскольку свое безумствование он окончил, ушел следом за дирижером. Я нюхом почувствовал беду, увидел, как официант подошел к Алингтону, а потом остановил молодого человека из компании леди Пестерн. Долго боролся с самим собой и вот не удержался — пришел сюда. Вот и все. Вы видели револьвер?

— Я взял его у Беллера. Он у меня в кармане. — Фокс надел перчатку, достал револьвер и положил на стол. — Несерийного изготовления, — сказал он.

— Вероятно, им пользовались для прицельной стрельбы, — пробормотал Элейн. Фокс между тем достал из сумки дротик и положил рядом. — Он должен подойти. Смотрите, смотрите, Фокс. Видите?

— Это не слишком продвигает нас вперед.

— Вы правы.

— Я не совсем представляю, какую линию повести в отношении публики. — Фокс показал головой в том направлении, где находился ресторан.

— Перепишите имена и адреса. Официанты могут их знать. Многие здесь — завсегдатаи. Можно сказать, что таковы новые требования в связи с удлиненными ночными представлениями. Будем считать удачей, дружище Фокс, что публика поверит в любую глупость, если сказать, что она исходит от полиции. Компанию Пестерна лучше задержать.

— Сейчас распоряжусь, — сказал Фокс. Он вышел, на секунду явив взору старшего инспектора Элейна сборище во внешней части кабинета, «…всю ночь околачивается рядом, чтобы нарушить мои планы…», — протестующий голос принадлежал лорду Пестерну и мгновенно смолк, как только открылась дверь.

Элейн опустился на колени возле тела и занялся обыском. Откинув полы пиджака, вывернул нагрудный карман. Из него выпали четыре письма и золотой портсигар. На портсигаре с несколькими сигаретами внутри старший инспектор прочитал надпись: «От Фелисите». Проверил другие карманы. Нефритовый мундштук, два носовых платка, бумажник с тремя банкнотами по одному фунту. Элейн положил эти предметы в ряд и взялся за аккордеон. Инструмент был большой, обильно украшенный. Старший инспектор вспомнил, как сиял он на груди Риверы, когда тот извлекал из него последнюю в своей жизни какофонию звуков. Когда Элейн поднял инструмент, тот издал металлический стон.

Старший инспектор поспешно поставил аккордеон на стол и вернулся к обследованию тела. Вошел Фокс.

— Все сделано, — сказал он.

— Хорошо.

Элейн поднялся с колен.

— Красивый был парень, — сказал он. — Такое впечатление, что много раз видел его в голливудских фильмах — стоит на фоне экзотического задника и просительно смотрит на оператора. Можно накрыть его, как вы думаете? У управляющего найдется чистая скатерть.

— Вот-вот прибудет человек из похоронного бюро, мистер Элейн, — ответил Фокс. Он посмотрел на вещи Риверы, разложенные в ряд на полу. — Премного обязан, сэр. Что-нибудь относящееся к делу?

— Письма написаны по-испански. Судя по почтовым маркам. Их, конечно, нужно исследовать на отпечатки.

— Я позвонил в Скотленд-Ярд, мистер Элейн. Вам привет от начальства и пожелание, чтобы вы приняли это дело.

— Поразительно подлая ложь, — мягко сказал Элейн. — Начальство в Годелминге.

— Шеф уже вернулся, сэр, и случайно оказался в конторе. Чистое совпадение.

— Черт бы вас побрал, Фокс. Я сейчас же ухожу отсюда вместе с женой.

— Я послал записку миссис Элейн. Официант принес ответ.

Элейн развернул лист бумаги и обнаружил на нем изображение спящей дамы. Над кроватью весьма похоже были нарисованы Элейн и Фокс, изучающие четверых подозреваемых в большой микроскоп, труба которого завершалась подгримированной рожицей.

— Очень глупая женщина, и мне ее жаль, — пробормотал Элейн, усмехнулся и показал картинку Фоксу. — Продолжим, — добавил он. — Давайте еще раз взглянем на револьвер, а потом проведем дознание.

Над дверью из вестибюля «Метронома» в кабинет управляющего висели часы с хромированными стрелками и цифрами. По мере того как уходила ночь, внимание людей, собравшихся в вестибюле, все чаще привлекали эти часы, поэтому, когда маленькая стрелка остановилась на единице, все до одного отметили про себя, что уже час пополуночи. Вздохи на мгновение оживили ожидавших и внесли легкое разнообразие в общее гнетущее, мрачное настроение.

Подавленные оркестранты расположились в дальнем углу вестибюля на золоченых стульях, принесенных из ресторана. Сид Скелтон, сунув руки между коленями, вяло похлопывал в ладоши. Хэппи Харт откинулся на спинку стула и вытянул ноги. В безжалостном свете как раз в тех местах, где ноги пианиста соприкасаются с нижней стенкой рояля, стали видны на брюках лоснящиеся потертости. Четыре саксофониста сидели, сдвинув головы, но уже довольно давно не разговаривали друг с другом, ибо простая инерция, а вовсе не взаимное расположение объединила их позой задушевной близости. Контрабасист, худой мужчина, поставил локти на колени, а голову подпер руками. Бризи Беллер в центре этой группы нервничал, зевал, тер руками лицо и лихорадочно грыз ногти. Рядом с оркестрантами стояли четыре официанта и осветитель, допрос которых только что завершился, не принеся никаких результатов.