В море – дома! Славный мичман Егоркин - Илин Ф. - Страница 6

«В зеркало, он, видно, глянуть забыл!» – сочувственно отметил Караев, выспавшийся и источавший само добродушие, веру в добро и оптимизм.

– Нет, товарищ командир, представляешь, а? Только вернулся из капээса, только глаза сплющил, даже сон какой-то настраивать себе начал – бац, трясет меня за плечо кто-то. «Ну, все!» – думаю я сам себе: – «что-то началось!». Даже подпрыгнул на койке. А тут над ухом кто-то командует: – «Карасина, вставай по…ть!». Я прямо заревел от бешенства! «Это кто, говорю, карасина?». А тут какая-то фигура в комбезе – шасть в дверь, и с реактивным визгом куда-то унеслась, захлебываясь от собственного жеребячьего ржания! Нет, ну ты подумай – двенадцать лет офицером, из них чисто в море – лет пять – это минимум, только боевые, не считая мелких брызг! – прочувственно взрыднул разведчик, и злобным тоном продолжил – А меня по…ть поднимают, как карася-энурезника! Поймаю – убью! – хищно завершил свою тираду капитан 2 ранга и перевел дух. На этом запас воздуха в легких у него кончился полностью.

– Опознание всеобщее проводить будем? – вкрадчиво поинтересовался командир невинным тоном, маленькими глотками (горячий, гад!), поглощая свой кофе.

– Народ смешить? – безнадежно махнул рукой Жильцов.

Как щедрый и радушный хозяин, Караев крикнул вниз, в буфетную: – Вестовой! Еще кофе и бутерброды на ходовой!

Из буфетной донеслось веселое «Есть!» и тише, уже обреченное, другим голосом: «Ну, все – началось! Принеси то, сделай это! Хрен теперь задремлешь!».

– Но-но! Вы еще критикните отца-командира, зелень подкильная! Тоже мне, «Московский комсомолец», блин, нашелся! – немедленно отреагировал «Папа» львиным рыком.

Внизу наступила мертвая тишина. Только быстрее и яростнее зазвенела посуда в буфетной, где готовился ночной завтрак для офицеров второй боевой смены.

– Знаешь, тебя просто перепутали! – успокаивал разведчика командир. Когда-то они одновременно заканчивали одно и тоже училище, но разные факультеты, а теперь смутно (сколько лет прошло!), но все-таки припоминали друг друга.

– Ты спал в каюте комбатов, кто-то решил подшутить над приятелем, а там – ты! Он-то просто не знал! Значит, ты хорошо сохранился! Вот Тихова с его кудрявой, или, скорее, несколько обкудренной, лысиной никто бы будить не стал! Его-то знают, он побежал бы вслед за обидчиком с раздвижным упором и гнал бы паршивца до самого Берлина! А ты без погон и за лейтенанта сойдешь – утешающе посмеивался командир.

– Ну, спасибо, комплимент отсыпал – жаль, что жена не слышит! А то все старым дураком называет! – сказал Жильцов, которому не исполнилось еще и тридцати пяти.

– Да брось ты, не кокетничай, в первой части она явно ошибается!

– Да иди ты, юморист, блин! – огрызнулся разведчик.

В одной из кают левого борта шла отчаянная борьба за первенство в древнюю настольную игру. Давным-давно ее назвали на флоте, «коша». Наверное, от тюркского – «кош»-чёт. Еще ее звали «Шеш-беш» (шесть-пять), или нарды, а англичане называли трик-трак. Тоже, небось, с востока привезли! Они горазды были спереть все, что плохо лежит и не приколочено – по всему миру – и притащить на свой остров… даже – статуи, а тут…

Мичман Петрюк, давний друг-приятель Егоркина, сражался с Антоном Гузиковым, старшиной команды турбинистов. Соперничество было давним. Победы сменялись поражениями, двухзначный баскетбольный счет уверенно приближался к трехзначному, но разрыв, хоть ты тресни, был минимальным. И такая победа всем экипажем считалась случайной и неубедительной. Поэтому, сражение на доске этой древней игры возобновлялись при всяком удобном случае. Вот и сейчас из-за двери раздавался азартный дробный грохот брошенных костей, комментарии и восклицания болельщиков.

Егоркин покачал головой. Сам-то он был заядлым «козлятником» и в паре с боцманом Васильковым они не знали поражений. Однако сейчас Серега Васильков был в отпуске, а жаль! А не то показали бы они кое-кому, не называя имен и должностей… место под баком!

Палыч потопал в каюту Крутовского – надо было представить ему на подпись журналы. Четыре пятнадцать утра (или ночи? – задумался Палыч) – не самое лучшее время для сменившегося с вахты командира боевой части, но коварный мичман справедливо решил, что проверка документа сейчас будет поверхностной – это раз, утром, если удастся выкроить время для сна, «Бычок» уже не будет его разыскивать и будить, вспомнив о журнале, это – два. Упредив события из серии «обязательных», будешь располагать большим временем на свое усмотрение, это – три. Опыт службы, его и не купишь, да, кстати, и не пропьешь – тоже…

Крутовский, переоблачаясь после вахты, наскоро делал дежурно-поверхностную выволочку командиру группы за совокупность мелких провинностей. Егоркин тактично кашлянул – неудобно, когда при тебе называют офицера «шлангом», «балбесом» и «недоделкиным».

– Свободен! – наконец, скомандовал Андрей Суркову, и вздохнул горестно: – Вот помру я из-за вас, что делать-то будете?

– А вам что надо от моей пропащей души? – это уже – к Палычу.

– Да вот, товарищ капитан-лейтенант, по приказанию, журнал технических осмотров до ума довел, принес!

– Чегой-то я не припомню такого приказания – дурашливо удивился Крутовский, – Знаете, а я пока еще «эклером», в смысле – склерозом, не страдаю.

– Да как же!? – возмутился Палыч, – а вчера в базе? Крайний срок – пятница? Говорили? А? Так пятница уже как четыре часа назад наступила!!!

– В самом деле, с календарем не поспоришь! – вздохнул минер. Раз сам назначил – самому и смотреть всю эту муть, а ведь как не хочется! И он сладко потянулся, расправляя затекшие за вахту мышцы.

Андрей поплескался в умывальнике, разглядывая себя в зеркало, покорчил самому себе рожи. «Сойдет и так – побреюсь потом!» – решил он, оставшись довольным своим внешним видом – с небольшой натяжкой.

– Оба-на! – вдруг удивился Крутовский. – Александр Павлович, вы ничего не слышите?

– Точно! – сказал, еще не успевший уйти, «групман», – Картошкой жареной вроде бы потянуло!

– Голодной куме хлеб на уме! – хмыкнул минер с высоты своего возраста. Как-никак, а старше своего групмана на целых три года! Ну, ладно, хорошо – пусть на два с половиной, если быть честным!

– Точно-точно, Андрей Алексеевич, картошка! – заверил его старший лейтенант Валерий Сурков. И глаза сразу же загорелись охотничьим огнем. Он предложил вкрадчивым тоном: – Давайте сейчас быстренько накроем эту несанкционированную операцию!

Он еще помнил курсантские времена, когда тайно поджаренная в ночное время банальная картошка казалась деликатесным лакомством. Он проглотил предательски набежавшую ностальгически-сладкую слюну.

– И что мы будем делать с полусырой картошкой? – ехидно поинтересовался ветеран Егоркин. – Учитесь, товарищ старший лейтенант! Пока я жив и еще при памяти… Вентиляция, между прочим, разносит этот криминальный запах уже десять минут. Следовательно, еще минут через десять-пятнадцать мы тихо-тихо поднимемся и спокойно войдем на камбуз, повяжем «гурманов» и заберем себе львиную долю этого блюда. Что спать, что воевать – уж лучше на сытый желудок!

Андрей Крутовский думал точно также и согласился с планом мичмана. Сон откладывался, да и черт с ним – мысленно махнул рукой. «Сколько ни спи – все мало, а, сколько ни съешь – все равно это один раз!» – философски заключил он.

Так они и сделали. Как и ожидалось, камбуз был закрыт изнутри. Подкравшийся Егоркин заглянул в щель «амбразуры». На камбузе никого не было. Только штора над закутком с продуктами подозрительно шевелилась. Но вот… из-за плиты осторожно поднялась рука с лопаткой и помешала на сковороде подгорающую картошку. Ага! Улыбающийся мичман приложил палец к губам, призывая к тишине, и подозвал своих спутников. Все тоже заулыбались. Пора!

– Партизаны – сдавайтесь! – заорал Крутовский, грохнул кулаком в стальную дверь: – выходи по одному.

На камбузе что-то загрохотало. Кто-то чего-то уронил и испуганно ойкнул. На шум появился из коридора помощник по снабжению старший лейтенант Нетребко. А то? Конечно, камбуз это его хозяйство.