Бункер (СИ) - Плен Александра - Страница 2
- Предыдущая
- 2/13
- Следующая
— Я не знала, что ты сирота, — пробормотала я. На самом деле мы почти не общались, откуда мне было знать?
И вдруг тишину подвала взорвала пронзительный вопль сирены. Я вздрогнула, кожа покрылась испуганными пупырышками.
— Внимание! Внимание! Опасность авиаудара! Всем в укрытие! — и так постоянно без перерыва истошным душераздирающим криком. Я в панике обернулась к Нине. Холодный пот прошиб с макушки до пяток. Вот и все. Конец.
Нина как-то странно улыбнулась.
— Уже и не нужно пить, — сказала она, и добавила, рассматривая мое перепуганное лицо, — знаешь, я могу спасти тебе жизнь, — я почти не слышала Нину из-за воплей сирены, поэтому подошла ближе, почти вплотную. Нина продолжала по сумасшедшему улыбаться, — я хочу умереть, а ты, наверное, не хочешь?
— Нет, — выдохнула я и добавила громко и твердо, — я не хочу умирать!
— Я знаю место… — Нина болезненно скривилась, — Павел рассказала мне еще год назад. Его и нескольких одаренных студентов взяли в проект по строительству подземного бункера на случай ядерной войны. Я расскажу тебе, где он.
— У нас нет времени рассказывать, — заорала я, — пойдем быстрее, покажешь.
— Нет, я не пойду с тобой туда, — заупрямилась Нина, — покажу и все.
— Ладно, — махнула рукой я. Что спорить с сумасшедшей, бесполезно, времени нет, — показывай и умирай на здоровье.
Нина пошла на выход, но как то медленно, заторможено. Я постоянно подталкивала ее, тормошила и забегала вперед: «Давай быстрее, ну давай же». Паника овладела мной безраздельно. Хотелось одного — спрятаться, лечь на пол, закрыть уши и вопить так, пока мой крик не перекроет крик сирены. Сердце колотилось, как бешеное. Нина вела меня по каким-то коридорам, заходила в комнаты, более похожи на склады, открывала неприметные маленькие двери, и, в конце концов, мы попали в странный незнакомый проход, рядом с подземным гаражом.
— Вон железная дверь, — показала Нина прямо, — за ней убежище, иди.
— Нет, — я крепко схватила ее за руку, — пойдем вместе, я боюсь.
Она стала упираться. Я была не такая высокая и сильная, как Нина, но паника и страх придали мне уверенности. Я изо всех сил дернула ее и потащила за собой, тем более, как увидела нескольких людей, заходящих в железную дверь со стороны гаража. Дверь уже закрывалась, как я успела вставить ногу в небольшую щель. С той стороны двери послышался злобный рык.
— Это еще кто? Пропуск!
— У меня есть! — кто-то твердо и уверенно произнес за меня моим же голосом, — впустите, покажу. Дверь немного приоткрылась и я на полных парах влетела в маленькую обшарпанную комнатку, волоча за собой упирающуюся Нину. Несколько мужчин и женщин заходили в лифт, вмурованный в противоположную стену. Рядом с дверью стоял мощный высокий охранник с гневным лицом и шипел.
— Если ты не покажешь мне сейчас же пропуск, я сам тебя прибью.
Страх странная штука. Я никогда в своей жизни не врала и не притворялась, гордилась своей честностью, но сейчас, когда за спиной выла и надрывалась сирена, когда отчаянье поглотило целиком, а дыхание сбивалось в горле от ужаса, сразу придумывались небылицы и увертки.
— Сейчас найду в сумочке, точно был, — уверенно произнесла я и открыла змейку. Несколько секунд я рылась в ней, чертыхаясь и бранясь, — ой, потеряла. Нина, у тебя твой есть?
Охранник начал матерится. Я перевела взгляд на людей, зашедших в лифт и смотрящих на происходящее немного отстраненно и бесстрастно. И тут я узнала ректора универа. Конечно, мы все знали его в лицо, хотя и видели раз в году на торжественных собраниях. Я в панике заорала.
— Лев Николаевич! Вы же помните нас? Мы же ваши самые лучшие студентки! — и бросилась к лифту, волоча на буксире Нину. Охранник попытался схватить меня за руку, но я гибко увернулась. Откуда только силы взялись? Я вцепилась в створку лифта одной рукой и кричала не переставая.
— Лев Николаевич! Пожалуйста! Возьмите нас с собой! Пожалуйста! Меня зовут Наталья Румянцева, а это Нина. Помните нас?
Я читала, что когда называешь свое имя, то перестаешь быть безликим незнакомцем и становишься словно роднее. А погубить уже знакомого человека психологически труднее, чем незнакомого.
Охранник вцепился в куртку и с силой тянул назад. Я уже истерически рыдала, униженно моля и причитая: «Спасите нас, помогите нам».
— Ладно, — произнес тихо ректор, — Роман, отпусти девочек. Пусть едут, если уж нашли бункер.
— Но Лев Николаевич… — гневно воскликнул охранник, — если каждая будет…
— Не каждая, — вздохнул пожилой мужчина, — заходите, мои лучшие студентки, — это уже нам.
Я влетела в лифт и дернула Нину за собой. Двери с шипением закрылись, и мы быстро поехали вниз. Я ни о чем не думала, мыслей не было никаких, сердце стучало барабанным боем, наверное, так поступают звери, когда им угрожает смертельная опасность — отключаются от разума, находят нору поглубже и прячутся. Я даже не смотрела на своих попутчиков, на Нину, стонущую тихонечко рядом, я смотрела вглубь себя. Вдруг шахта лифта словно искривилась. Земля вздрогнула и застонала. Как живая, словно ей невыносимо больно. Сирены и взрывов я не слышала, только эхо толчков и шлейф боли огромного города. Я подняла ошалелый взгляд на людей, ехавших со мной в лифте, и почувствовала, как от ужаса останавливается сердце, и волосы шевелятся на голове.
— Это что? — прошептала маленькая симпатичная женщина, стоящая рядом с ректором, — это бомбы? Они все-таки начали бомбардировку? В голосе явственно слышалось удивление.
— Это конец, — обреченно ответил Лев Николаевич и обвел взглядом всех в лифте. Я не могла вымолвить ни слова. Даже стонать и плакать не могла. Лифт содрогнулся еще раз. Люди упали на пол и сжались в клубок. Потом услышали грохот, словно сверху на лифт падают каменные глыбы. Оказалось, что за нами начали закрываться железобетонные глухие переборки, отрезая путь наверх.
— Не переживайте, — Лев Николаевич прокашлялся, — переборки закрываются автоматически. Они блокируют выход на поверхность и запирают бункер.
— То есть, — произнесла маленькая женщина (жена Льва Николаевича?), — больше никто не сможет спуститься? А как же Вика? — ректор опустил взгляд вниз, — она же выехала сразу после нашего звонка…
Мужчина только вздохнул и обнял плечи женщины. Послышались глухие, раздирающие сердце рыдания. Я в панике переводила взгляд с одного лица на другое. С нами в лифте ехали шесть человек. Мы с Ниной, ректор с женой. Еще один пожилой богато одетый мужчина, его супруга (уж слишком близко они стояли друг возле друга) и двое молодых парней с холеными лицами, где-то по двадцать пять лет каждому. Я пока не хотела думать, что произошло. Потом, в тишине, я подумаю и осознаю весь ужас произошедшего, а сейчас я просто ехала, слушала тихие рыдания жены Льва Николаевича и крепко держала Нину за руку.
Наконец, лифт остановился. Уши немного побаливали, словно мы очень глубоко. Двери открылись, и мы увидели небольшой тускло освещенный коридор, уходящий вглубь. Впереди ждали неизвестность и мрак, позади смерть и ужас. Мужчины и женщины застыли в лифте, словно побаиваясь выходить. Словно лифт — последняя связь с прошлой жизнью, теплом, радостью.
— Пойдемте, — вздохнул Лев Николаевич, — нужно сообщить всем. И мы вышли. Лифт умер. Кнопки отключились, индикаторы погасли, точно это был его последний пусть. Так оно и было.
Мы вошли в просторную комнату с двумя длинными столами посредине и лавками по обеим сторонам. На лавках сидели люди. Сразу мне показалось, что их очень много, целая толпа. Но быстро грубо пересчитав, я поняла, что всего около двадцати человек. Плюс мы, итого двадцать восемь. И это все выжившие? Люди, сидевшие на лавках, во все глаза рассматривали нас. Если я правильно поняла, то здесь сборная солянка. Некоторые сидели парами, по трое, четверо. Наверное — семьи. Остальные находились далеко друг от друга, одинокие и хмурые. Такие же залетные птицы, как мы с Ниной. Но чего было не отнять — все одеты очень богато. С холодной уверенностью во взгляде, надменными породистыми лицами и ухоженными руками. «Сильные миры сего» — подумала я. Конечно, я не нищенка, родители хорошо обеспечивали нас с братом, я шесть лет училась в МГУ, у меня была своя машина, однокомнатная квартира, мне не нужно было работать на каникулах, но рядом с ними я, стоящая в футболке и джинсах от Гуччи выглядела оборванкой. Еще что сразу поразило — почти все были мужчинами. За столами сидели несколько разряженных девиц, две женщины в летах и все. «То есть, — мелькнула мысль, — всего четыре девушки, четыре женщины и двадцать мужчин. Очень плохо».
- Предыдущая
- 2/13
- Следующая
