Нищий, вор - Шоу Ирвин - Страница 34

• Предыдущая
• 34/91
• Следующая

Мисс Ларкин была радостно взволнована, словно нашла клад, и даже ощутила прилив вдохновения. Она осторожно сложила все бумаги обратно в папку и пошла в архив поставить ее на место.

А потом с нетерпением стала ждать минуты, когда, очутившись дома, швырнет шестьдесят страниц написанного ею романа в огонь.

Когда в дверь позвонили, Рудольф сидел за пианино и пытался подобрать песенку «В погожий день». Миссис Бэртон, уже в пальто и шляпе, пошла открывать. Она обычно проводила у них день, а к вечеру отправлялась домой в Гарлем кормить собственную семью. Из кухни доносился смех Инид — она ужинала там с няней. Рудольф никого не ждал, а потому продолжал подбирать мелодию. Хорошо, что в доме есть пианино. Ему пришло в голову купить инструмент, когда он услышал, как новая няня тихо напевает, убаюкивая Инид. Она сказала, что немного играет на фортепьяно, и Рудольф решил, что Инид пойдет только на пользу, если у них в доме зазвучит живая музыка. Может, у девочки есть способности, тогда тем более хорошо, если рядом окажется человек, который умеет играть, а не проигрыватель, делающий Баха и Бетховена обыденными и привычными, как электричество. Но через несколько дней он сам уселся за пианино и принялся подбирать мелодии. Он радовался любой возможности отвлечься и уже почти решил брать уроки музыки.

Он услышал шаги миссис Бэртон.

— Мистер Джордах, пришел молодой человек, который говорит, что он ваш племянник. Впустить его?

С тех пор как Рудольф переехал на новую квартиру, занимавшую два верхних этажа небольшого особняка без швейцара, миссис Бэртон в страхе перед ворами и грабителями постоянно держала дверь на цепочке.

Рудольф встал.

— Пойду взгляну, — сказал он. В письме, пришедшем из Брюсселя неделю назад. Билли ничего не писал о приезде в Америку. Судя по письмам, племянник, по-видимому, стал приятным и неглупым молодым человеком; и в приливе родственных чувств Рудольф послал ему тысячу долларов, которую тот попросил. Может, у Билли случилась какая-нибудь неприятность по службе и он дезертировал? Тогда понятно, зачем ему понадобились деньги. Что же касается Уэсли, то после отъезда из Ниццы — почти девять месяцев назад — он как в воду канул.

Миссис Бэртон вышла вслед за ним в холл. За приоткрытой дверью на тускло освещенной площадке стоял Уэсли.

— Все в порядке, миссис Бэртон, — сказал Рудольф и открыл дверь. — Входи, Уэсли. — Он протянул ему руку, и Уэсли, чуть помедлив, пожал ее.

— Я вам сегодня больше не нужна? — спросила миссис Бэртон.

— Спасибо, нет.

— Тогда я ухожу. Всего хорошего, мистер Джордах.

— Всего хорошего, миссис Бэртон. — Она ушла, и Рудольф закрыл за ней дверь. Уэсли стоял молча — копия своего отца в отрочестве: такое же худое, бледное и безучастное лицо, настороженный и колючий взгляд. Он был в том самом костюме, в котором вышел из грасской тюрьмы, и костюм этот стал ему сейчас еще теснее, чем тогда. С тех пор Уэсли вроде даже вырос и раздался в плечах. И подстригся, с удовольствием отметил Рудольф.

— Рад тебя видеть, — сказал Рудольф, когда они прошли в гостиную. — Выпить хочешь?

— Пива, если можно, — ответил Уэсли.

— Располагайся поудобнее. — Рудольф пошел на кухню, где вместе с няней ужинала Инид. Няня, крупная и полная женщина лет сорока, удивительно мягко управлялась с девочкой.

— Инид, к нам приехал твой кузен Уэсли, — сказал Рудольф, вынимая из холодильника бутылку пива. Он хотел было после ужина позвать девочку в гостиную поздороваться с Уэсли, но потом решил, что не стоит. Неизвестно еще, зачем Уэсли приехал. Может, у него какие-нибудь душевные переживания или разочарования, как бывает в этом возрасте; тогда появление Инид только усложнит обстановку. Он поцеловал девочку в макушку, взял бутылку и стакан и вернулся в гостиную. Уэсли неловко топтался на том же месте, где Рудольф оставил его. Рудольф налил ему пива.

— Спасибо, — поблагодарил Уэсли. — А вы сами ничего не будете пить?

— Я выпью вина за ужином. Да ты садись.

Уэсли подождал, пока сел Рудольф, после этого уселся на стул лицом к нему и стал жадно пить.

— Ну, как поживаешь? — спросил Рудольф. — Каким ветром тебя занесло в Нью-Йорк?

— Я искал вас по старому адресу, — сказал Уэсли, оставив его вопрос без ответа. — Швейцар не хотел говорить мне, куда вы переехали. Не верил, что я ваш племянник. Пришлось показать ему мой библиотечный билет. — У него был обиженный тон, словно Рудольф переехал на четыре квартала к северу специально, чтобы Уэсли не мог его найти.

— Разве ты не получил моего письма? — спросил Рудольф. — Я сообщил тебе новый адрес, как только снял эту квартиру.

— Никаких писем не получал, — покачал головой Уэсли. — Нет, сэр, ни одного письма.

— В том числе и того, где я писал, что вопрос о наследстве почти улажен и что тебе причитается…

— Ничего не получил. — Уэсли отпил еще пива.

— Что же происходит с твоей почтой? — Рудольф старался говорить спокойно.

— Вероятно, мать считает, что мне незачем получать письма. Так я думаю.

— Ты уже поужинал?

— Нет.

— За ужином я расскажу тебе, о чем писал в письме.

— Я не ради разговоров о деньгах добирался на попутках из Индианаполиса в Нью-Йорк, дядя Руди, — тихо сказал Уэсли. — Я приехал… Считайте, что я приехал просто в гости.

— Мать знает, что ты в Нью-Йорке?

Уэсли покачал головой.

— Мы с матерью не часто разговариваем.

— Ты случайно не сбежал из дому?

— Нет. Сейчас пасхальные каникулы. Я оставил записку, что приеду к началу занятий.

— Слава богу, — сухо сказал Рудольф. — Ты хорошо учишься?

— Ничего. По французскому лучше всех. — Он усмехнулся. — Уже научил ребят ругаться.

— Это им когда-нибудь пригодится, — улыбнулся Рудольф. И более серьезным тоном спросил: — А почему тебе пришлось добираться на попутных машинах?

— Из-за отсутствия денег, — ответил Уэсли.

— Твоя мать каждый месяц получает на твое содержание довольно приличную сумму, — сказал Рудольфа — Во всяком случае, на один автобусный билет до Нью-Йорка раз в год этих денег вполне хватит.

— Она мне не дает ни цента, — сказал Уэсли. — Но я не жалуюсь. Я после школы работаю. Мне хватает.

— Да? — усомнился Рудольф. — Это у тебя единственный костюм?

— Костюм? Да. Но у меня есть несколько свитеров и джинсов и еще одежда для школы и для работы. А зимой мне дают старый плащ сына мистера Крейлера — он солдат и сейчас во Вьетнаме, — так что я не мерзну.

— Придется, пожалуй, написать твоей матери, — заметил Рудольф. — Она не имеет права тратить твои деньги на себя.

— Не стоит поднимать шум, дядя Руди, — отозвался Уэсли и осторожно поставил стакан на пол. — И без того у нас хватает разговоров. Мать говорит, что отдаст мне все до последнего цента, если я буду ходить с ней и мистером Крейлером в церковь, как и подобает истинному христианину.

— Понятно, — заметил Рудольф. — Вот теперь картина начинает проясняться.

— Еще та картинка, а? — Уэсли снова усмехнулся. — Настоящая испанская инквизиция в Индианаполисе!

— Я, пожалуй, выпью, — сказал Рудольф. Он встал, подошел к бару, приготовил себе мартини. — Еще пива, Уэсли?

— Спасибо. — Уэсли поднял стакан с пола, встал и протянул его Рудольфу.

— Хочешь повидаться с Инид? Она на кухне. — Он заметил замешательство Уэсли. — Ее матери здесь нет. Я ведь писал тебе, что мы развелись. — Он раздраженно тряхнул головой. — Или ты и этого письма не получил?

— Нет.

— Черт побери! Теперь я буду писать тебе до востребования. Неужели тебя не удивляло, что тебе никто не пишет?

— Я как-то не задумывался.

— А ты сам писал Кролику или Кейт?

— Писал раза два, — ответил Уэсли. — Но ответа не получил и бросил писать. Вам что-нибудь про них известно?

— Конечно, — ответил Рудольф. Каждый месяц Дуайер присылал ему отчет по расходам на «Клотильду»; он, разумеется, знал, что ее купил Рудольф. Согласно распоряжению судебных властей, яхта была оценена — стоимость ее определили в сто тысяч долларов. Значит, Дуайер не ошибся. Но ни один покупатель не предложил ничего хотя бы приближавшегося к этой сумме. Дуайер отвел яхту на зиму в Сен-Тропез и поставил у причала. — У них все в порядке. Кейт родила тебе брата. Точнее говоря, единокровного брата.

• Предыдущая
• 34/91
• Следующая