Моя история - Кантона Эрик - Страница 11

22 октября в Никосии национальная команда сыграла вничью 1:1 с Кипром. Результат был унизительный, и головы полетели. Первой — голова Анри Мишеля. Его сменил Мишель Платини.

Три месяца прошло после моей вспышки в Страсбурге. Все, что я сделал, — это сказал несколько глупых слов. Своим друзьям я объяснил, что в следующий раз буду правильно излагать свои мысли, но пусть мои враги знают, что я не собираюсь сворачивать с избранного пути. Молодой человек имеет право бунтовать. Я зажег факел, и битва началась. Многие решили воспользоваться возможностью и принялись стрелять в меня.

Но в конце концов все это было не так важно. Анри Мишелю пришлось уйти, и он ушел.

Игрок, который бросает футболку на землю, даже он забил три гола в матче, должен быть наказан, ибо не этого мы ждем от спорта. Это не сочетается с моим представлением о футболе в целом и о футболе марсельского «Олимпика» в частности».

Эти суровые слова были сказаны Бернаром Тапи 30 января 1989 года. Действительно, его взгляд на футбол противоположен моему. Недавние события показали, что его возвышенные идеи не препятствуют куда менее достойному поведению, по крайней мере в отношении того, что для меня представляется существом спорта.

В любом случае, в Седане а ходе товарищеского матча между «Марселем» и московским «Торпедо», сбор от которого шел в помощь пострадавшей от землетрясения Армении, я понял, какой силой может обладать созданный кем-либо образ. Я всего лишь бросил футболку на землю, и мое будущее в Марселе оказалось туманным. До меня подобное решился сделать английский игрок Лори Каннинхэм.

Это случилось на стадионе «Велодром» 14 мая 1985 года, когда «Марсель» играл с «Лансом» и должен был победить, чтобы остаться в первом дивизионе. В начале игры Каннинхэм был заменен на Эрика Ди Меко. Он был так расстроен, что бросил футболку на землю. Публика отреагировала на этот жест свистом,

В Седане на маленьком местном стадионе работали телекамеры, и единственное, что они показывали в тот момент, — игрок с обнаженным торсом, уходящий в раздевалку.

Каждый раз, видя свою куклу в сатирической передаче французского телевидения, я замечаю, что наиболее часто она повторяет мой жест, выражающий раздражение. Смешно. Мне нравится Пикассо (так назвали эту куклу из-за моей любви к искусству), и я думаю, что то, что он говорит и делает в студии, никому не приносит вреда. «Ах! Но какой же пример вы подаете молодым людям?» — скажете вы мне. На это я отвечу, что, по-моему, пора перестать относиться к сердцам и душам молодых, как к глине, из которой вы можете слепить все, что вам угодно. Я здесь не для того, чтобы кого-либо учить; не вижу себя в этой роли. Люди сами должны думать и работать над собой.

Дети тянутся туда, где находят искренность и подлинность. Работая так, как я работаю на протяжении всей своей карьеры, я никого не предаю, и люди это знают. Не думаю, что было бы правильно учить их подавлять свои эмоции во имя установленного порядка. Неужели процесс превращения молодого человека во взрослого гражданина заключается в том, чтобы научить его покорности?

В Седане, как потом в Ниме, я хотел сказать публике, что её обманывают, ибо чувствовал, что руководство хочет сделать из меня козла отпущения. Меня было слишком легко подставить под огонь.

Разумеется, пресса тоже подключилась к атаке, свидетельством чему может служить комментарий журналиста Дени Шомье на страницах газеты «Экип»: «Этим жестом Кантона практически потопил себя». Публике показали лишь одну сторону истории.

Эти замечания не очень помогли, и лучшим моим ответом является тот факт, что корабль по-прежнему плывет. В действительности этот жест — естественная часть моей личности. Я принимаю на себя ответственность за это. Наверное, есть более красивые и более отвратительные личности. Великое качество того, кто хочет нравиться любой ценой, — умение скрывать от публики определенные вещи, за которые его могут осудить. Для того чтобы хотеть нравиться, нужно иметь специфический талант. У меня этого таланта нет.

Для подобных критиков хуже всего то, что у меня есть огромный недостаток: я не придаю никакого значения тому, что обо мне говорят. То, что доставляет мне удовольствие, находится внутри меня: например, уверенность в том, что я провел хороший матч, а вовсе не то, что об этом говорят другие. Невероятно, но многие игроки предпочтут увидеть свою фамилию в газете в связи с упоминанием об автоголе, нежели забить мяч в чужие ворота, но чтобы об этом никто не знал.

Я никогда не изменю стиля отношений с публикой, прессой и телевидением. Если бы у меня не было силы характера отвечать за свои слова, за десять лет своей карьеры я бы непременно утонул. И никто не пришел бы мне на помощь. Я оставляю все политикам и нашим тренерам — пусть они будут достаточно гладкими, чтобы скрывать свои эмоции. Не думаю, что мне следует идти по этому же пути.

Должен признать: меня не огорчает тот факт, что я был осужден и дисквалифицирован человеком, чья деятельность, Как доказало правосудие, основывалась на лжи и махинациях. Президент «Марселя» через три дня после инцидента в Седане пригрозил отправить меня в клинику. Хвала Господу за то, что я избежал смирительной рубашки! Позже клуб осознал свою ошибку: после того как моя игра помогла «Монпелье» выиграть Кубок Франции в 1990 году, «Марсель» вернулся за мной.

Бросив майку, я был не прав. Но только с точки зрения того образа, который был создан после этого жеста, и с точки зрения моей карьеры.

За более чем восемь лет совместной жизни с Изабель мы, как мне кажется, нисколько не утратили определенных ценностей. Я заслужил право идти по жизни с высоко поднятой головой. И снова семья помогла мне и поняла меня.

После того как я был дисквалифицирован за бросание футболки, я решил отправиться в Барселону к моему другу Мишелю Пинеде, который играл за «Расинг» из Сантандера в первом испанском дивизионе. Воздух Рамбласа пошел мне на пользу. Каталонские ночи в то время были прекрасны, а встречи с моим дедом Педро помогли мне привести свои мысли в порядок. Мы не виделись уже несколько месяцев. Только слушая радио, он получал представление о моих трудностях. Насыщенная жизнь воспитала в нем прекрасное чувство юмора, так что мой дед лишь посоветовал мне быть чуточку благоразумнее.

Через две недели я собирал чемоданы, готовясь отправиться в Бордо. Меня одолжили «Жиронде» до конца чемпионата. Разочарование от провала в «Марселе», по крайней мере внешнего, не дало повода для сожалений. Игроки команды, которую Я покидал, забыли об этой дурацкой майке и не держали на меня зла.

Думаю, это доказывает, что в том обществе я никогда никому не пытался привить свои идеи. Мне не хотелось, чтобы другие думали так же, как я. Единственное, к чему я стремился — уважение к моему образу мыслей. Мир спорта изменился. Футбол настолько стал политической и коммерческой игрой, что его актеры — игроки — утратили право голоса. Так сложилось, что я совершил смертный грех, раскрыв рот, и если я допустил некоторые ошибки в выражениях, то по крайней мере у меня хватило мужества до конца придерживаться той идеи, которую я высказал.

Теперь я понимаю, что людей огорчил не сам факт бросания футболки, а тот человек, который ее бросил. И мои оскорбления в адрес Анри Мишеля уже не давят на меня так сильно, как раньше, ибо сегодня я знаю о плане его смещения, жертвой которого он стал несколько недель спустя.

Эдуард Мюнх, художник начала XX столетия, постоянно изменял свои работы под влиянием настроения. Он был честным человеком. Кто может утверждать, что каждое утро просыпается в одном и том же состоянии духа?

Вот почему я так восхищаюсь художниками: они должны воздействовать на наши чувства и отчитываются только перед собой. У них нет права хитрить перед кем-либо, поскольку такой обман очень быстро раскрывается.

В мире футбола очень мало людей, которые обрели такое чувство бессмертия: Пеле, Марадона, Платини. Их образы столь сильны, что одного упоминания их имен достаточно для того, чтобы вспомнить, как они играли. Что же касается меня, то, не желая показаться нескромным, скажу: я буду счастлив, если мои голы за Францию или «Манчестер Юнайтед» дадут вам что-то, о чем вы будете мечтать. Все остальное не имеет значения.