После - долго и счастливо (ЛП) - Тодд Анна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/99
• Следующая

- Ты уверена, что не хочешь, чтобы я поднялся с тобой в квартиру? Я бы мог помочь спустить вещи вниз, - предлагает Лэндон.

- Нет, я пойду одна. У меня немного вещей. Это займет всего несколько минут. Но спасибо за предложение. - Все это так, но правда состоит в том, что я хочу в одиночестве попрощаться с местом, где мы жили с Хардином.

Когда я захожу в вестибюль, я пытаюсь не думать о старых воспоминаниях. Я пытаюсь не думать совсем - пустое белое пространство, цветы белые, ковры белые, стены тоже белые. Не думать о нем. Только белое пространство, цветы, ковры и стены, только не он. Но мой разум видимо, не согласен со мной, и медленно белые стены вокруг окрашиваются в черный, а цветы, отделяясь от лепестков, начинают гнить и полностью опадают.

Я здесь только за тем, чтобы захватить пару вещей, только одну коробку вещей и папки из школы, вот и все. Я уложусь в пять минут. Пять минут не достаточно долго, чтобы засосать меня обратно в темноту.

Прошло четыре дня. Мне становится легче дышать с каждой секундой, которая проходит без него. Но возвращение сюда может стать страшным ударом по моему прогрессу, но мне нужно покончить с этим, если я хочу двигаться дальше и никогда не оглядываться назад. Я собираюсь в Нью-Йорк.

Я собираюсь отказаться от летних занятий, как я планировала ранее и хочу познакомиться с городом, который скоро станет моим новым домом, по крайней мере, на ближайшие несколько лет. Но я не уеду, пока не окончу семестр, потому что новый перевод покажет меня в плохом свете, поэтому я должна буду остаться в одном месте, пока не окончу колледж. И что со мной будет в Нью-Йорке? Эта мысль пугает меня, и моя мама не будет счастлива от моего решения, но это уже ее не касается. Это только мое решение, и наконец, я приняла его, основываясь исключительно на своих потребностях. Когда мой отец как раз окончит программу реабилитации, к тому моменту, когда я устроюсь в Нью-Йорке, и если он захочет, то может присоединиться к нам с Лэндоном.

Я начинаю паниковать, когда думаю о том, что у меня нет средств, для переезда в новый город, но Лэндом обещал помочь мне; мы провели последние два дня за поиском работы для меня. Кен разослал рекомендательные письма, а Карен искала в Гугл работу на неполный рабочий день. София тоже поддерживала меня, рассказывая о жизни в Нью-Йорке и предупреждая об опасностях большого города. Она также обещала поговорить со своим боссом, чтобы он взял меня на работу в качестве администратора в ресторане.

Кен, Карен и Лэндон рекомендовали мне присоединиться к филиалу "VancePublishing", который начнёт работать через несколько месяцев. Жить в Нью-Йорке, не имея постоянного заработка, невозможно, но также невозможно получить оплачиваемую стажировку, не окончив предварительно колледж. Я ещё не говорила с Кимберли о своём переезде, но на неё столько всего сейчас навалилось, к тому же они только что вернулись из Лондона. Мы практически не контактируем, только обмениваемся СМСками время от времени, но она уверяет меня, что позвонит, как только всё успокоится.

Вставляя ключ в дверь нашей квартиры, я вдруг понимаю, как глубоко укоренилась во мне ненависть к этому месту, не могу поверить, что когда-то мне так нравилось здесь. Войдя, я вижу свет, горящий в гостиной: точно так же, как Хардин оставил его перед нашим отъездом.

Это было всего неделю назад, соображаю я. Трудно уследить за временем, когда ты в аду.

Я иду прямиком в спальню и в гардеробную, чтобы забрать оттуда папку, за которой пришла. Нет нужды тянуть с этим дольше, чем необходимо. Папки из манильской бумаги нет на полке, где я её видела раньше, поэтому ничего не остаётся, как рыскать в горах бумаг. Возможно, он сунул папку в гардероб, когда приводил в порядок комнату.

Старая обувная коробка по-прежнему стоит на полке, и моё любопытство берёт верх. Я беру её с полки и сажусь на полу по-турецки. Я снимаю крышку и откладываю в сторону. Коробка набита страницами рукописного текста, покрывающего обе стороны листа. Я замечаю, что отдельные страницы напечатаны, и выбираю одну для чтения.

«Вы надрываете мне душу. Я раздираем между отчаянием и надеждою. Не говорите же, что я опоздал, что драгоценнейшие чувства Ваши навсегда для меня утрачены. Я предлагаю Вам себя, и сердце мое полно Вами даже более чем тогда, когда Вы едва не разбили его восемь с половиной лет тому назад. Не говорите, что мужчина забывает скорее, что любовь его скорее вянет и гибнет. Я никого, кроме Вас, не любил».

Я мгновенно узнаю слова из книги Остин. Я читаю ещё несколько страниц, узнавая цитату за цитатой, ложь за ложью, поэтому я беру рукописную страницу вместо этого.

«В тот день, день пятый, появилась тяжесть на душе. Постоянно напоминая о том, что я сделал и, скорее всего, потерял. Мне следовало позвонить ей в тот день, когда я пялился на её фотографии. Смотрела ли она на мои? К настоящему дню у неё есть только одна фотография, и, по иронии, мне хотелось бы, чтобы я разрешил ей сделать больше. На пятый день я бросил телефон об стену, надеясь разбить его, но у него всего лишь раскололся экран. На пятый день я отчаянно желал, чтобы она позвонила мне. Если бы она позвонила бы мне тогда, всё было бы в порядке. Мы оба извинились бы, и я бы пошёл домой».

Когда я читаю отрывок во второй раз, мои глаза наполняются слезами.

Почему я пытаю себя, читая это? Он, должно быть, написал это очень давно, сразу после того, как вернулся из Лондона последний раз. Он полностью поменял своё отношение и не хочет иметь со мной ничего общего, и наконец, я примирилась с этим. Пришлось. Я прочитаю ещё один абзац и после этого закрою коробку крышкой. Всего одну, обещаю я себе.

На шестой день я проснулся с опухшими и налитыми кровью глазами. Я не мог поверить в то, что случилось прошлой ночью. Давление на мою грудь увеличилось, я едва мог смотреть прямо. Почему я такой раздолбай? Почему я продолжал так дерьмово вести себя с ней? Она первая, кто когда-либо смог увидеть меня, увидеть изнутри, настоящего, а я обращался с ней, как с дерьмом. Я винил ее во всем, когда в действительности виноват был я сам. Я всегда был виноват, даже не делая ничего плохого, виноват был я. Я был груб с ней, каждый раз, когда она пыталась поговорить со мной, о многом, я кричал на нее, когда она пыталась вытащить меня из дерьма, и я лгал ей, неоднократно. Она всегда прощала мне все. Я всегда мог положиться на нее и, возможно, поэтому, я относился к ней так, потому что знал, что я могу это себе позволить. На шестой день я разбил свой телефон.

Вот оно. Я не могу ничего читать без того, чтобы рушить ту связь, которая появилась у нас с тех пор, как я покинула его в Лондоне. Я кидаю листы обратно в коробку и закрываю ее крышкой. Слезы начали течь из моих вероломных глаз, я не могу уйти отсюда быстро. Лучше бы я попросила администратора сделать копии всех моих работ, чем оставаться еще одну минуту в этой квартире. Я оставляю обувную коробку на полу в шкафу, и иду через холл к ванной комнате поправить макияж, перед тем, как я спущусь обратно по лестнице и встречу Лэндона. Толкая дверь, я включаю свет, вскрикивая от удивления, когда мои ноги наступили на что-то. Кого-то... Кровь застыла в жилах, я попыталась сфокусироваться на теле на полу в ванной. Это не так, этого не происходит. Боже, пожалуйста, пусть этого не случится.

И когда я вглядываюсь, половина моей молитвы оправдалась. Это не тот мальчик, который оставил меня, лежит тут, на полу, под моими ногами. Это был мой отец с иглой, торчащей в его руке и бесцветным лицом. Это означало, что половина моих ночных кошмаров стали реальностью.

ХАРДИН

Объёмное стекло закреплено на переносице доктора, который меня осматривал. Он должно быть до сих пор злится, что я вырвал дверную ручку, когда он блять в десятый раз спросил:

- Вы уверены,  что сломали руку об стену? - я знаю, что он думает, и  он может идти к черту.

- У вас трещина кости, - сообщает он мне.

• Предыдущая
• 24/99
• Следующая