Выбери любимый жанр

Тореадоры из Васюковки - Нестайко Всеволод Зиновьевич - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

Еще бы! Ну где вы видели, чтобы люди ехали компанией на машине и не пели? Так не бывает. Когда от скорости ветер свистит в ушах, когда дорога с шуршанием наматывается на колеса и встречные машины мимо только — Ух! Ух! Ух! — песня сама вырывается из груди.

В хоре выделялся звонкий, соловьиный голос Галины Сидоровны. Мы представляли себе, как она стоит, опершись на кабину, лицом к ученикам, и дирижирует. И ветер треплет её черные, как вороново крыло, локоны, а она белозубо улыбается и поёт. А девчонки в восхищении смотрят на нею, потому что считают что она очень красивая, «ну просто красавица»…

Всюду буйно квiтне черемшина,
Мов до щлюбу вбралась калина…
(Всюду буйно цветет черемуха
Словно под венец собралась калина…)

Разве вытерпишь, когда все поют. И мы с Явою («А, всё равно не услышат в таком хоре!») затянули во всё горло:

Вiвчаря в садочку,
В тихому куточку
Жде дiвчина, жде.
(Овчара в садочке,
В тихом уголочке
Ждет девушка, ждет).

Эх, хорошо! Если поёшь в хоре, то кажется, будто только благодаря тебе так хорошо и слаженно выходит.

И вдруг… Мы так увлеклись, что даже не заметили того момента, когда все вдруг перестали петь. Как потом выяснилось, в этот момент машина проезжала под вербой, свесившей свои ветви над шоссе. Все в кузове нагнулись, и песня прервалась. А мы же были под стульями и не знали этого… И продолжали тянуть, как два барана:

Жде-е-е дiвчина, жде-е-е…
(жде-е-ет девушка, жде-е-ет…)

И сердитое учительское: «А ну, вылезайте!» — было для нас как гром среди ясного неба.

Взъерошенные и помятые, вылезли мы из-под стульев.

— Эх, вы! — презрительно сказала Галина Сидоровна. — Я думала, что вы хоть благородные мальчики. А вы «зайцами», обманув меня… Как… шпионы какие-то. Фу!

Я увидел, как дернулся, даже подскочил Ява. Да и у меня всё внутри перевернулось вверх тормашками. Нас! Нас назвать шпионами! Нас, которые… Эх!

— Да, нехорошо, ученики. Обманывать нельзя, — сказал Бурмило.

«Подарочек от немцев… Качество бронебойное!..»

Мы с Явою так взглянули на него, что если бы взглядом можно было сжечь человека, то от Бурмилы осталось бы только горстка пепла.

— Вас надо было бы немедленно отвезти домой или же высадить прямо тут, в поле, — сказала Галина Сидоровна. — Я не сделаю этого только потому что проехали уже тридцать километров и не имеем права задерживаться. Вы поедете с нами. Но знайте — весь коллектив презирает и осуждает вас за недостойное поведение.

Мы подняли глаза — коллектив смотрел на нас весело и улыбался. У коллектива было хорошее настроение.

Коллектив хотел петь.

Мы опустили головы и сказали:

— Мы больше не будем…

Коллектив подвинулся, и мы сели. И сразу, как по команде, в небо снова взлетела песня:

Йшла вона в садок повз осокори-и,
Задивилась на високi гори-и…
(Шла она в сад мимо осокоря
Засмотрелась на высокие горы-ы…)

Мы с Явой пытались перекричать всех — так старались.

Долго мы ехали — все песни, какие знали, пропели по несколько раз. Дважды останавливались поесть.

Но вот наконец длинный мост через широченный Днепр. А на той стороне — высокий берег, и колокольня на горе блестит золотым куполом, а рядом еще еще золотые купола теснятся — Лавра, а за нею торчит огромная телевизионная башня, и возвышаются, налезая друг на друга, дома — большие, многоэтажные… Киев! Приехали.

Красивый город Киев! Красивее Пирятина, Крыжополя, Жмеринки — всех городов, которые я видел.

Столица!

— Вот, так, — говорит Галина Сидоровна. — Машину мы оставляем у Дворца пионеров и сразу на метро. Согласны?

— Ура-а-а! — закричали все. Всю последнюю четверть в нашем пятом «Б» только и разговоров было что про метро. Почему-то из всех киевских чудес нас больше всего интересовало метро.

И теперь все сразу возбужденно загомонили: «„метро“, „метро“, „на метро“…»

Все, кроме меня Явы. Мы озабоченно переглядывались. Ведь нам же нужно было обязательно проследить, что будут покупать в Киеве Кныш и Бурмило. Ради этого мы были готовы на любые жертвы. Но… неужели мы из-за них не увидим метро?

Но когда мы подъехали к Дворцу пионеров, слезли с машины и Галина Сидоровна закудахтала, собирая нас вокруг себя: «Смотрите, чтобы никто не остался, чтобы никто не потерялся!» — Кныш, подойдя к ней, сказал:

— Мы тоже с вами в метро. На Крещатик хотим съездить. Товара купить кое-кого…

Я пихнул Яву локтем в бок — порядок!

Гусиной стайкой побрели мы по улице.

И вот — метро. Ну, я вам скажу, это шту-у-ка! Сказка! Научная фантастика!

Голубые поезда мчатся в туннеле быстрее ветра. В подземных залах светлее, чем днем на выгоне. Каждая станция как театр.

Но самое главное — эскалаторы, эти чудесные лестницы. А кстати, разве правильно говорить — лестницы. Обычная лестница стоит, а ты по ней движешься. А тут наоборот — ты стоишь, а лестница движется.

Мы с Явою как ступили на эскалатор, так и замерли от восхищения. Вот это да! Поднимешься по лестнице вверх, опускаешься вниз и не одной ногой даже не двинешь. Даже можешь одну ногу поднять или сесть даже можешь — и все равно движешься.

Нам бы такую лестницу на чердак, где мама сухофрукты хранит. Или на ту гору, с которой зимой на санках катаемся. Прекрасная штука эскалатор!

Вот если бы всегда можно было следить за разными подозрительными шпионами в метро на эскалаторе! Очень удобно и приятно! Стоишь себе и только — зырк! — искоса. И никуда он, голубчик, не денется от тебя, никуда в сторону не шмыгнет, потому что внизу сидит тетенька и смотрит, и всё время говорит по радио: «Уважаемые пассажиры! Бежать по эскалатору не разрешается! Садиться не разрешается! Ставить вещи не разрешается!..»

Доехали мы прекрасно донизу, сели в голубой поезд.

«Следующая станция — „Крещатик“!» — пробурчал кто-то по радио. Двери — клац.

Поехали. Смотрим, Кныш и Бурмило возле дверей жмутся. Мы — к дверям, только к другим (для конспирации) Не успели опомниться — стоп! Двери раскрылись — станция «Крещатик». Мы в двери — шмыг! Двери за нами — клац! И все наши только мелькнули в окне. Никто и заметить не успел, как мы выскочили. Там это всё на остановках делается молниеносно — не то что в поезде или на пароходе.

И вот мы уже следом, прячась среди людей, за Кнышем и Бурмилой. Выскочили они из метро на Крещатике, перешли на другую сторону, нырнули в подземный переход, вышли из перехода и прямо в магазин «Динамо». Мы — за ними. Спрятались, за здоровенный, аж до самого потолка, сноп бамбуковых удочек, притаились, смотрим.

Подошли Кныш и Бурмило к прилавку. Топчутся нерешительно. Бурмило склонил голову и одним глазом, как ворона на косточку, глядит на полку.

— Давай, — подталкивает Кныш локтем Бурмило.

— Ты давай, — дергает плечом Бурмило.

— Нет — ты! Для тебя же покупаем, — настаивает Кныш.

— Вот, ей-богу! Какая разница! — снова пожал плечами Бурмило, хекнул, а потом обратился к продавщице, ткнув пальцем в какую-то полку: — Дайте мне, пожалуйста, вот то вот.

— Что? — не поняла продавщица.

Бурмило оглянулся нервно, как школьник, что впервые покупает сигареты:

— Да вот это вот… ну… с жабьими ногами.

— А-а! Для подводного плавания, — улыбнулась продавщица.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы