Секта эгоистов - Шмитт Эрик-Эмманюэль - Страница 5
- Предыдущая
- 5/22
- Следующая
«Немного времени спустя он вновь изложил свою теорию в салоне графини д'Эвремон, вызвав раздражение Председателя Каррьера, который прежде уже слушал его у г-жи дю Деван. Природа явно была не слишком благосклонна к г-ну Председателю, о чем красноречиво свидетельствовала его наружность, что, однако же, не мешало Каррьеру мнить себя сердцеедом и в любви простирать свои амбиции много выше, нежели допускали его возможности, вследствие чего он не мог без неудовольствия взирать на появление в гостиной человека молодого, ибо незамедлительно предполагал в нем соперника, хотя сам по возрасту годился ему в отцы, а по виду — даже и в дедушки. Поэтому он всегда поглядывал на г-на де Лангенхаэрта без особой приязни и, когда тому вздумалось остроумничать, невзлюбил его окончательно, ибо следует признать, что беседе г-на Председателя было свойственно очарование еще меньшее, нежели даже его наружности. Он обернулся к нашему философу и проревел ему прямо в ухо:
— Как, милостивый государь, что я слышу? По-вашему, выходит, что у вас нет материального тела?
— Именно так, сударь, вы правильно меня поняли.
— Превосходно. А я, по-вашему, обладаю каким телом — материальным или нематериальным?
— Нематериальным, разумеется. Логически рассуждая, вы не можете быть более материальным, чем я сам.
Эта ссылка на логику окончательно вывела Председателя из себя. Тем не менее он взял себя в руки и, обведя собравшихся заговорщическим взглядом, возобновил беседу со скверной ухмылкою охотника, который, забавляясь, дает загнанному зверю небольшую передышку, будучи уверен, что в любом случае его прикончит:
— Стало быть, я нематериален. И по какой же причине, позвольте полюбопытствовать?
— По той самой, сударь, о которой я говорил только что: все суть лишь образ, и за этим образом нет ничего. То, что считается материей, есть в действительности лишь ощущение.
— Разумеется, разумеется, — ответствовал с хитрым видом Председатель. — И никакой философический аргумент ни разу не поколебал вас в этой убежденности?
— Никакой, ни разу.
— В таком случае, с вашего позволения, как философ философу, предлагаю вам следующий… — И Председатель что есть силы пнул его ногою. Философ вскрикнул. Собравшиеся, вопреки всем правилам приличия, покатились со смеху, в восторге от шутки, которую у них на глазах здравый смысл сыграл с метафизикой.
Недовольно морщась и потирая пораженное председателевой аргументацией место, г-н де Лангенхаэрт, казалось, был не слишком сбит ею с толку. Председатель ринулся на приступ:
— Что скажете вы о моем аргументе? Был ли он достаточно весомым, дабы поколебать вашу уверенность?
— Отнюдь нет. Он из области весьма скверной философии, сударь, и притом самой грубой.
— Что ж, я передам ваш отзыв моему сапожнику. Ваш покорный слуга, милостивый государь.
И Председатель Каррьер, в восторге от собственного успеха в сем изысканном обществе, старался отныне бывать на вечерах, где ожидалось выступление философа, чтобы со всею любезностью предоставлять себя в его распоряжение для дискуссии, а затем предъявлять ему свой неизменный аргумент.
Однако история на этом не закончилась. Рассказывают, что графиня де Виньоль, известная обширностью своих прелестей, тонкостью талии и неприметностью принципов, прослышав о таковом диспуте, предложила самолично убедить молодого философа в наличии у него тела при помощи совсем иной аргументации, в коей она упражнялась регулярно и, по слухам, достигла такого совершенства, что сыскать ей равных было делом весьма непростым. Встретившись с г-ном де Лангенхаэртом, она сделала первый шаг ему навстречу, потом оттолкнула, потом подала надежду, потом отняла, потом улыбнулась, потом надула губки, так что через несколько дней подобных маневров философ без колебаний явился по приглашению графини на философский сеанс в ее будуаре.
Сеанс состоялся, затем повторился, а затем стал повторяться еще и еще. Не только не встречая ни малейшего возражения своим тезисам, графиня вдобавок обнаружила в том, кого готова была счесть своим противником, столь восхитительную для них поддержку и основы столь прочные и несгибаемые, что была этим совершенно обескуражена и покорена.
Трепеща и робея, она осведомилась у любовника, каким образом мог он так будоражить ее тело, не имея его сам, и как ему удавалось так распалять ее плоть, будучи при этом бесплотным. Он кратко разъяснил ей, что все это не более чем ощущения, чем вполне ее убедил и сделал горячей сторонницей его философии. Отныне величайшая кокетка Парижа объявила себя противницей материальности, что при ее репутации звучало по меньшей мере странно, и люди, пожав плечами, стали поговаривать о том, что теперь у графини вслед за плотью, забурлили и мозги».
Таковы, судя по всему, были теоретические достижения первого года парижской жизни. Ибо, следуя хронике Сент-Иньи, мы заключаем, что первые тезисы Гаспара Лангенхаэрта касались главным образом восприятия. И только на втором году своего пребывания в Париже, продвигаясь все дальше в своих рассуждениях, он создает окончательную теорию философского эгоизма: «Я сам являюсь творцом вселенной».
«Клеант. Но если ощущения не являются отпечатками внешних предметов и явлений, то что же они такое? Каково тогда их происхождение?
Автомонофил. Я сам.
Клеант. Простите?…
Автомонофил. Да-да, вы не верите собственным ушам, но они вас не обманывают. Я сам являюсь источником моих ощущений.
Клеант. Вы?… Творец вселенной?
Автомонофил. Именно я. Я сотворил этот мир, со всеми его красками, предметами и запахами.
Клеант. Прощайте, друг мой. Наша беседа слишком затянулась. Как можете вы утверждать, что ваш разум, сам по себе и для самого себя, производит собственные ощущения?
Автомонофил. Когда вам что-то снится — не являетесь ли вы сами создателем вашего сна? Когда вам грезится, что вы плывете по морю, направляясь к американским берегам, — не являются ли морские волны лишь плодом вашего воображения?
Клеант. Естественно, поскольку это сон.
Автомонофил. Кто сообщает вам об этом?
Клеант. Пробуждение.
Автомонофил. А если бы вам случилось пробудиться от… жизни?
Клеант. Полноте!
Автомонофил. Кто может заверить вас, что в данный момент вам не снится сон?
Клеант. Вы смущаете меня…
Автомонофил. Коль скоро вы согласились со мною в том, что материи не существует, источником ощущений может быть только наш разум. Когда мы видим сны, когда даем простор своему воображению, не являемся ли мы творцами новых реальностей? Но здесь речь идет о творчестве осознанном. А большую часть времени мы творим, не сознавая этого, вот и все!»
Таким образом, Гаспар Лангенхаэрт, следуя против течения всей философской традиции своего времени, добрался до гипотезы бессознательного, и даже более того — до идеи бессознательного творчества. Чтобы прояснить этот момент, стоит привести одну историю, которую я обнаружим среди сплетен Сент-Иньи:
«Во время последнего маскарада, который давала баронесса де Сен-Жели, истинным героем праздника был Купидон, ибо под сенью полумасок, домино и благосклонного сумрака садов сердца осмеливаются не утаивать своих истин, и тогда карнавальная маска нередко позволяет сбросить ту, что обыкновенно носят добродетель или лицемерие. Кто знает, сколько любовных встреч свершилось в ту ночь под покровительством Селены, однако вскоре — и к счастью — стало известно о шутке, которая была сыграна с нынешним нашим властителем дум г-ном де Лангенхаэртом.
Несколько особ благородного происхождения, раздраженные экстравагантными бреднями молодого человека, вознамерились доказать ему, что не он был создателем мира, а что, напротив, мир способен был порою сыграть с ним весьма злую шутку. Они подговорили баронета д'Антрева, который в пылу своих семнадцати лет был готов на любые проделки, надеть маскарадный костюм графини Корона, тогдашней возлюбленной нашего философа, о чем всем было известно. Баронету надлежало сыграть роль любовницы и открыться не прежде, чем заблуждение г-на де Лангенхаэрта заведет последнего достаточно далеко.
- Предыдущая
- 5/22
- Следующая
