История любовная - Шмелев Иван Сергеевич - Страница 55
- Предыдущая
- 55/63
- Следующая
Она восхитительно взглянула.
– О, я знаю, что вы поэт!… Ну, попробуйте, интересно.
XLIII
Я углубился в мысли. Она посмотрела с любопытством.
– Вы сочиняете?… Это очень трудно?
– Пустяки! Впрочем, зависит от настроения. Но когда около тебя любимое существо, мысли слетают роем!… – говорил я дрожащим голосом. – Вы, Серафима… не глядите. Я вам сейчас… Вы устали, дорогая?… присядем, если хотите, под эту липу…
И я вспомнил:
– И вы сейчас сочините?… Ну, посмотрим. Она побежала, подхватив меня под руку.
– Какая же вы бегунья!… Как девочка, честное слово…
– О, я с вами еще побегаю!… – крикнула она, падая на скамейку и увлекая меня. И вдруг, поцеловала!
Я даже вздрогнул.
– Нет, нет… – зашептала она, смеясь, – немножко рано. Вы меня поцелуете, когда мы услышим соловья, да?
– А если не услышим?…
– И тогда поцелуете. Стемнеет, и мы повторим то… помните, у забора?…
И она стиснула мне руку.
– У, мальчишка… совсем увлекли меня!… Ну, стихи?… Стихи у меня были с утра готовы, когда я ее увидел. Но я все думал. Она пожимала мои пальцы, играла ими.
– Кажется, я могу… Вот, что-то… Дайте мне вашу руку, и я сейчас сочиню стихи!…
– Она у вас.
Я стал целовать руку, пахнувшую как будто ландышами. Как это кстати!…
– Как ваша прелестная ручка пахнет ландышами! – воскликнул я. – У меня кружится голова…
Правда, голова у меня кружилась. Маленькая ее ножка царапала по песку носочком.
– Как вы, однако, ловко умеете целовать руки!… Кто вам давал уроки? Оставьте, не поверю.
– Совсем ландышами, ландышами… – шептал я, целуя уже выше кисти.
– Вы угадали. Я всегда мою руки ландышевой водой. Это очень гигиенично, – сказала она. – Слышите, птичка…?
Над нами, в липе, посвистывала какая-то пичужка. Мимо прошел худой и бледный молодой человек и болезненно посмотрел на нас.
– Он нам завидует, как вы думаете? – спросила она и засмеялась нарочно громко.
А я все разглядывал пичужку, вспоминая свои стихи.
– Пойдемте туда, поглуше. Да, а стихи-то что же?…
– Вот, что-то у меня вышло…
– Вы?! – воскликнула она, крепко сжимая руку. – Да вы совсем поэт!…
– Немножко… – сказал я скромно, замирая от похвалы. – Это ваши душистые руки дают мне силу!
– Идемте. Мы должны непременно найти соловушку. Идемте к Чертову оврагу.
Она подхватила под руку и потянула.
– Правда, как хорошо? Когда любишь, может быть, впервые?…
Я не помнил себя от счастья. Я хотел бы остановиться в аллее и целовать ее маленькие ножки. Но она все бежала. Волосы ее щекотали мои щеки.
– Постойте, – сказала она, – мы почти одного роста с вами? Давайте меряться…
Она стала ко мне лицом, вплотную. Я почувствовал даже ее ноги.
– Ну, что же… мои губы чуть-чуть повыше, на полвершоч-ка… – шептала она, и я слышал ее ароматное дыханье. – Вы… чего это побледнели?… Ми-лый… – шепнула она и поцеловала в губы.
– Догоняйте!… – повернулась она и побежала.
Я видел, как волосы ее взметнулись, разлетелись, как завертелась над каблучками юбка. Я сейчас же поймал ее за локоть.
– Кажется, соловей…? Постойте… – зашептала она, дыша. – Слышите?… Не дышите, тише!… Что вы такой… дышучий?…
Она затопотала.
Соловей нежно чокал, как будто целовались. В темно-зеленых елях, на поляне, к Москве-реке, черемуха еще мерцала грузно, осыпалась. Но пахла сильно. Я обнял Серафиму, осторожно…
– Ми-лый… – шепнула она, – увидят…?
Я быстро отдернул руку, но было совсем пустынно. Прямо, за рекой, красно садилось солнце. Молодые клены розовели.
– Скорей, идемте, где соловьи… – сказала Серафима нервно. – Здесь очень солнце, вредно моим глазам. Да, свет мне вреден, потому я и не снимаю пенсне. Так вот… Странно, как у нас с вами вышло! Мы все уже сказали в письмах!… Теперь, что же у нас с вами… дальше? Нет, постойте… сперва скажите, что вы во мне нашли?…
– Я в вас нашел… идеал! – страстно воскликнул я. – Я мечтал, что вот, я встречу когда-нибудь… женщину, лучезарную женщину… как… я не знаю!… Ваш нежный голос, ваши движения, ваши чудные волосы, ваши глаза… О, снимите пенсне… дайте мне ваши глаза… лучезарные глаза, как небо!… – умоляюще шептал я.
Она отстранила мою руку. – Успеете, это будет там… – сказала она стыдливо. – Ну, как это вы сказали… «лучезарную женщину, как…» кто же?… Держите меня крепче, прижмите к себе… крепче!… Нет, оставьте пенсне, после!
И она сама прижала меня к себе, охватив голову.
– Какой горя-чий. Почему вы такой… жаркий? Так волнуетесь? Почему это? боитесь… женщины? а? Ну, так – как кто же?…
– Я не знаю… что-то волшебное, нежное, как… Зинаида, в «Первой любви» Тургенева… вы читали?…
– Конечно. Чудесная девушка… или там… женщина…
– Она любила его отца, и поселила в душе Володи страшные муки ада!… Он не спал ночи, целовал ее в мыслях… И со мной, то же… явились вы, и я полюбил вас безумно, с того вечера… помните, за забором Мика?…
– И… живая интересней для вас, конечно? И не будет «ада»? Вас я не буду мучить, как ваша Зинаида. Дайте скорее ваши губы…
Она сама нашла мои губы и даже надкусила.
– Ах, сладкий какой… мальчи-шка!… – сказала она нежно и потрясла за плечи. – Не надо «ада», правда?…
– Нет… – сказал я тихо. – Но… может быть, вы читали, на мостике Чертова оврага стихи? Теперь их нет… Как вы смотрите?… «Эдип» написал, что «ад», а «Сенека»…
– И вы читали?! – воскликнула она и засмеялась. – Это же когда еще Кузик написал! Один знакомый студент, мы его зовем – Кузик! – И она пропела:
– Это самое?…
– Но там не было – «и целуй-ка Липу!» – сказал я.
– Это мы уж потом присочинили. И даже больше…
– Это тот студент, с бородой? Я его видел у вас…
– Ревнуете? – спросила она, смеясь. – Он тоже в меня влюблен, и очень даже…
– А вы? Ради Бога, скажите правду… я так измучен!… Вы… его любите?… Ради Бога, умоляю вас!… – воскликнул я, падая перед нею на колени.
– Отку-да вы вообразили?! Успокойтесь, встаньте… увидеть могут!… – прошептала она, оглядываясь. – Боже, вы плачете?! Ну, что вам… какой-то пустяк! Просто, знакомый наш… И она подняла меня. Она сама вытерла мне глаза платочком, сказала мило: «Какой бяка!» Я отвернулся, ломая руки от возбужденья, от стыда, от боли.
– Но я же видел! вы ездили к Троице!… – сказал я, подавляя слезы. – Видел вас на извозчике. Он обнимал за талию…
– Однако, какой вы сыщик! Успокойтесь, милый… – потрепала она ласково по руке, – не раздирайте сердца. Сейчас я люблю то-лько одного… То-ничку!…
Она вдруг обняла меня, прижала к груди и стала ласкать и гладить.
– Идем туда… Я тебе все скажу… все… Ты мой, и я твоя… вся твоя, мой чистый, юный… мой… – шептала она нежно, увлекая меня куда-то.
Мы перебегали темневшие тропинки, пробегали кустами, спустились к каменному павильону с колоннами, прошли мимо глухого пруда, в холмах, завернули по кривой аллейке, к темному и сырому гроту. В голове у меня стучало, словно шумело ливнем.
– Стойте, Тоник… – сказала она, как будто не своим голосом, когда мы проходили гротом. – Поцелуй меня… крепче поцелуй!… – шептала она, сжимая мои плечи. – О, как ты сладко целуешь… мальчик!…
- Предыдущая
- 55/63
- Следующая
