Томек в стране фараонов - Шклярский Альфред Alfred Szklarski - Страница 9

• Предыдущая
• 9/69
• Следующая

Аплодисментами награждали и повара, который в тот вечер превзошел самого себя. К концу ужина пассажиры собрали для юного Патрика весьма приличную сумму для возвращения на родину.

Рейс продолжался без достойных внимания событий: судно уже приближалось к Александрии. Сначала вдали показался морской маяк, заблестели на солнце минареты, затем стали видны мачты стоящих в порту кораблей, наконец, вынырнуло из моря ровное африканское побережье и раскинувшийся на нем огромный город, украшенный рядами стройных финиковых пальм.

Смуга стоял на палубе вместе с мальчиком-ирландцем.

— Может, мы проплывем мимо одного из чудес света[37], развалин знаменитого маяка на острове Фарос, — говорил он.

— Чудес света? — с вопросом в голове повторил Патрик.

— Да, семь знаменитых древних сооружений, большинство из них расположено в Египте, — пояснил английский дипломат, стоявший рядом с ними.

— В Египте? Чудес света? — мальчик не уставал удивляться.

— В разных перечнях указываются пирамиды, Долина царей, колосс Мемнона, ну и наш маяк, — объяснил англичанин.

— Это первый морской маяк в мире?

— Да. И очень высокий. Одни говорят, что он насчитывал сто восемьдесят метров, другие — сто двадцать. Его свет был виден за 16 миль[38].

— А когда он был построен? — заинтересовался мальчик.

— Возвел его архитектор Сострат с острова Книдос в конце третьего века до нашей эры. Находится он, как я уже говорил, на острове Фарос, соединенном с побережьем постоянным мостом, построенным по приказу Александра Македонского.

— Это тот маяк, что мы видели?

— Нет, это новый маяк, а тот, к сожалению, не сохранился. Верхние этажи провалились во втором веке, а оставшиеся переделаны в мечеть, которая в четырнадцатом веке была разрушена землетрясением.

— Так этот остров называется «маяк»[39]? — допытывался ирландец.

— Нет, все как раз наоборот. В английском языке название острова используется для обозначения специальных сигнальных морских сооружений. В других языках это тоже так.

Тем временем к борту корабля пришвартовалась лодка с лоцманом, и тот успешно ввел пароход в порт.

Юному Патрику, как когда-то Томеку, улыбалось неизвестное, большое приключение.

После бессонной ночи одна Салли, неугомонная как всегда, выбралась на базар. Томек с Новицким дремали, сидя в креслах, в квартире, снятой Смугой. До этого они дружески препирались, поскольку капитан все никак не мог смириться с тем, что они не научили старика-извозчика «уму-разуму». Томек решил, что лучше всего будет закончить затянувшийся спор, представив недавнюю ситуацию каким-нибудь самым невероятным образом.

— А вот интересно, Тадек, что бы ты сказал, если бы на Марьяцком рынке посреди бела дня увидел негритянку в наряде краковянки?

— А, вот ты и попался! — повеселел моряк. — Хоть и не в Кракове, а видел! Как-то в Чикаго, в «Пуласки дэй»[40], в разноцветном хороводе заметил я темнокожую красавицу в польском народном костюме.

На том и закончилась эта шутливая ссора. Спустя минуту оба уже спали не менее крепким сном, чем Динго, излеченный от своей «паршивой болячки», как назвал ее капитан.

Тем временем Смуге и Андрею Вильмовскому пришлось задержаться в Александрии на гораздо более долгий срок, чем они первоначально предполагали. Смуга собирался просить о помощи в выполнении задания одного из своих здешних друзей, а тот, к сожалению, отсутствовал и должен был возвратиться лишь через несколько дней.

Знакомый англичанин в течение двух дней показывал им Александрию — город с долгой и переменчивой судьбой. Нареченный Александрией по имени своего основателя, Александра Македонского, он был столицей страны во время правления династии Птолемеев[41] и римлян, самым большим после Рима городом империи. Он насчитывал тогда более миллиона жителей. Александрия быстро стала одним из центров греческой, а затем и христианской культуры. Здесь находилась знаменитая библиотека, здесь размещался самый старый в мире научный институт, Музейон, здесь был переведен на греческий язык Ветхий Завет, здесь, наконец, размещался один из старейших центров раннего христианства, славящийся своей школой богословия. Распад Римской империи и возвышение Константинополя сильно подорвало значение Александрии, а окончательный удар ей был нанесен в 642 году захватившими ее арабами.

Все эти сведения Патрик буквально впитывал, он оказался умным и любознательным парнишкой.

— Александр Македонский — это тот, что завоевал весь мир, — не без хвастовства заявил он, — я знаю!

— Однако в Африке, сразу после завоевания, он чуть было не расстался с жизнью. Когда ему сказали, что в Ливийской пустыне в оазисе Сива, в одном-двух днях дороги от Мемфиса, находится знаменитая святыня с оракулом, он, как человек суеверный, тотчас же туда отправился.

— Как бы я хотел увидеть пустыню! — вздохнул Патрик.

— Любая пустыня, а уж тем более Ливийская, таит в себе много опасностей для человека. Не минули они и Александра. Царь и вся свита сбились с дороги, попали в песчаную бурю, заблудились.

— Со мной бы не заблудились, — снова похвастался Патрик, — я знаю, где север и где юг.

— Безусловно, — улыбнулся рассказчик, — жаль, что тебя с ним не было. Однако проводники тоже нашли дорогу. И когда царь попал в оазис, полный озер, пальмовых рощ, пресноводных источников, он почувствовал себя, как в раю.

— Но в наши дни Александрия снова обрела свое могущество, — напомнил Смуга.

— Верно, но в 1788 году, когда здесь высадилось войско Наполеона, воины увидели небольшое рыбацкое селение, с шестью тысячами жителей, не больше. Чуть ли не тысячу лет город считали источником для добывания строительного камня.

— Трудно даже в это поверить, — поразился Смуга.

— Александрии вернулась ее былая слава во времена создателя современного Египта, называемого Наполеоном Востока, Мухаммеда Али[42]. В 1819—1820 годах он велел заново прокопать канал, соединяющий древний порт с западным рукавом Нила. По нему переправляли хлопок — богатство Египта.

Патрик восхищался здесь всем, в том числе и небольшим богатым каменным домом, где они жили. Он стоял на Аль-Гурия, построенной несколько лет назад современной улице, пересекающей город с востока на запад. Она считалась выдающимся достижением британских и итальянских архитекторов. Вдоль улицы плотно стояли пятиэтажные здания стиля модерн. Особенно Патрику нравилась выложенная мрамором лестничная клетка, там у лестницы были такие замечательные перила, что не стоило обращать внимания на ворчание сварливого ббаввабова[43], тот высовывал голову из своей каморки всякий раз, как путешественники выходили из дома. Мальчику быстро надоело спускаться на лифте, нажимать на кнопки, строить смешные рожи в зеркале, и он попросту съезжал вниз по этим перилам, всегда опережая Вильмовского и Смугу.

Когда, утомленный впечатлениями первого дня в Александрии Патрик заснул, друзья могли начать серьезный разговор.

— А мы-то собирались отдыхать, — вздохнул отец Томека.

— Я всегда был сторонником активного отдыха, — рассмеялся Смуга, — и друзья мне очень хорошо в этом помогали.

— Ты думаешь о Томеке и Новицком…

— Верно, но прежде всего о тебе, Андрей, о твоей настойчивости, о здравом уме. Впрочем, вы можете… ты можешь отказаться.

— Ой, Ян, Ян! Да вы мне спуску не дадите. Ни Салли, ни Томек, ни Новицкий.

• Предыдущая
• 9/69
• Следующая