Времена Бессмертных - Роман Мишель - Страница 14
- Предыдущая
- 14/66
- Следующая
Но я уже каким-то образом простил ей эту «неуверенность», если так можно выразиться, она сумела завладеть моим вниманием. Да и наблюдая за ней на протяжении всего пути (а направляемся мы к дому моих хороших знакомых, что неподалеку от моста разделяющего Окраину и Византию), я сделал вывод, что поспешил с ее оценкой. Аврора была молчалива, и я принял это за неуверенность в себе, но наблюдая за ней, понял, что она скорее отстраненная. Выбирающая одиночество, и это сделала ее похожей на меня.
Мне так же, как и ей, не нравится знакомиться с новыми людьми, еще хуже, если предстоит находить с ними общий язык и искать бесконечные темы для разговоров, чтобы не повисало неловкое, унизительное молчание. Как же это раздражает! Словно находясь в компании людей, мне приходиться бороться с собой, даже притворяться, чтобы они не сочли меня социопатом. Куда лучше иметь только одного, проверенного временем друга, а всех остальных записать в знакомые. Даже Саванна… Не могу назвать ее своим другом, она является кем-то особенным для меня и, называя ее «особенной», я не говорю, что это хорошо и прекрасно!
Я полностью сосредоточен внутри себя, что позволяет мне внимательно следить за происходящим вокруг, заострять внимание на деталях, не тратя время на мысли о том, как я выгляжу в глазах людей. Думаю именно из-за подобной закрытости, большинству я кажусь безучастным и даже эгоистичным. Когда девушки обращают на меня внимание, они видят отстраненность и принимают ее за агрессию. Большинство не дают мне шансов раскрыть себя, да это в принципе мне и не нужно.
Так что же с этой Авророй? Неужели она такая же, и внутри нее бушует настоящий вулкан, который день за днем она пытается погасить? Что за странность сделала ее действительно замкнутой? Спартак назвал ее «милой». О, Боже! Вечно он несет несуразицу, такой весь из себя галантный кавалер, принц на белом коне – эта забавно. Наша с ним разница. Но «милая»? Нет. Я бы назвал ее сексуальной! Все дело в ее взгляде, она словно для маскировки напускает на себя застенчивость; выгоревшие на солнце пряди падают на лицо, глаза невинно опущены, но когда она вдруг, будто невзначай, смотрит на тебя, ощущаешь сильнейшее желание оказаться рядом и защитить. Такой вот первобытный, мужской инстинкт.
Сколько там секретов и истинных мотивов в ее взгляде? Как наваждение, вдруг начал чувствовать желание поговорить с ней и что-нибудь узнать о ее жизни. Никаких там дурацких чувств, любовной ерунды, ничего такого! Просто мне стало вдруг интересно узнать ее.
И вот мы все продолжаем ехать, используя в качестве путеводителя, заброшенную железную дорогу. Я кручу руль, иногда посматривая в висящее перед глазами зеркало, рядом негромко всхрапывает Спартак, облокотившись о пассажирскую дверь, а парочка из Византии сидит, молча позади. Аврора дописала свое письмо кому-то и сейчас просто смотрит в окошко, но не бездумно, как обычно делают когда скучают, а с интересом разглядывая окрестности.
Мы уже проехали большую часть пути, по дороге нам редко встречались жители Византии, но очень часто (особенно когда проезжали густонаселенные районы) видели последствия восстания. Или лучше сказать нападения, потому что Стражи именно напали на Окраину и заставили людей бежать из собственных домов. Брошенные на улицах тележки с одеждой, бутылки с питьевой водой, кресла и даже старое пианино. Словно люди бежали от смерти, но она щелкнула своими костлявыми пальцами, и все они исчезли.
Больно было видеть такое, к горлу подступил комок, но, конечно, я не позволил себя заплакать, хотя признаться честно - такое вынести нелегко. Тогда я взглянул на Аврору в зеркальце: она испуганно прижимала пальцы к дрожащим губам и все плакала, плакала без остановки, то смотря на пустынные улицы, то что-то дописывая на тетрадном листке.
Проезжаем ворота, ведущие в пригород, где находится дом - там мы сможешь переночевать, и оттуда отправимся в Византию. Конечно, мы могли бы действовать без остановок, но я хорошо осведомлен и знаю, что ночью мост охраняется слишком дотошно, учитывая и то, что совсем недавно случилось восстание. Идти следует рано утром, когда охрана будет менее бдительна из-за усталости и драгоценные пара минут, позволят нам проехать по мосту и попасть в Византию.
Идея сделать остановку перед вылазкой в Византию, почему-то начинает мне нравиться. Я не хочу этого признавать, но мне хотелось бы перекинуться с Авророй парой слов, о том о сем. Мне очень хочется услышать ее голос, понять, какие слова она подбирает для конструирования диалогов, видеть красивые серые глаза напротив.
Проезжая по узкой лесной дороге, я одергиваю себя, заставляю сосредоточиться на деле и немедленно перестать думать о похищенной девчонке странным образом вызывающей симпатию. Это вообще глупо, это не стоит и одной потраченной мысли! Мне и, правда, некогда строить романтические иллюзии, слишком эгоистично, учитывая, что моя сестренка в руках у каких-то ублюдков.
Окруженный хвойным лесом, нас ждет величественный особняк, даже немного пугающий. Он пуст, те, кто в нем живут (жили) покинули его накануне. Герда и Самуэль. Старые друзья моего отца, в детстве я часто гостил у них, и проводил немало времени, блуждая по здешним лесам. Вообще-то Герда и Самуэль (дядя Сэмми как я его звал) были мне за бабушку и деда, они старше моих родителей и, наверное, тоже считали меня внуком. Своих детей они потеряли, точнее их похитили пару десятилетий назад. Как и многих других на Окраине.
Как только я остановился у каменно крыльца на подъездной дорожке, сотни обрывочных, успевших потерять цвет и четкость воспоминаний заполонили голову.
Я в разном возрасте – сначала один, затем рядом Руфь. Мама и отец едут на велосипедах, мы с сестрой за их спинами, прохладный вечерний воздух, напитавшийся хвоей, окунает нас в свои потоки, и на сердце мне как никогда спокойно, знаю, что дома у дяди Сэмми и тети Герды нас ждет вкуснейших ужин и ничего не может случиться…
Я знаю, что некоторое время выгляжу глупо, стоя у крыльца и не делая первых шагов. Пленница, Август и Спартак ждут моих указаний. Конечно, мне хотелось бы еще хоть ненадолго уйти в теплые воспоминания о том, когда все еще было хорошо, но теперь я человек, несущий ответственность, и я не могу уделять сентиментальностям большее количество времени.
Ничего не говорю, жестом приглашаю гостей заходить внутрь, а сам невольно обращаю внимание на то, как Аврора с интересом разглядывает старинный особняк, оббитый декоративной черной древесиной. Эту девочку в «белом» пугает черный дом? Она осторожно поднимается по ступенькам и вслед за Спартаком входит в дом через незапертую дверь, родители все же успели предупредить Самуэля и Герду о моем дельце.
Я вхожу последним и замечаю недовольные выражения на лицах всех, даже на лице Спартака. И очень скоро, я понимаю что к «недовольству» эти выражения не имеют никакого отношения. К сожалению, гости скривились из-за тошнотворного запаха гнили.
Если ты не знаешь, как пахнут разлагающиеся трупы, то тебе и не понять, насколько страшен этот запах. Это не отвращение к самим мертвым, это ошеломляющее осознание неотвратимости случившегося, что означает лично для тебя самого одно – я тоже когда-то буду так вонять.
Передо мной узкий коридор, слева лестница с покосившимися от времени перилами, перед глазами проход в кухню и закрытые двери гостиной справа. Делаю несколько шагов по направлению к лестнице и задерживаю дыхание от увиденного: на краю площадки второго этажа лежит лицом вниз дядя Сэмми, в правой руке он сжимает охотничье ружье. Я прекрасно понимаю - он мертв, запах говорит сам за себя, но все же, я иду к его телу, не позволяя остальным следовать за мной. Лесенки скрипят под ногами, звук кажется оглушающим в полной тишине дома, хочется остановиться и не продолжать идти, но я поднимаюсь.
Вижу то, чего так боялся: тетушка Герда мертва, она лежит в пяти шагах от супруга, бледное лицо смотрит в потолок, рот раскрыт в беззвучном крике. Я вмиг ощущаю себя больным, мне хочется схватиться за периллы, чтобы не упасть, но я не могу показать остальным, что сломался, поэтому делаю то, что могу – иду дальше.
- Предыдущая
- 14/66
- Следующая
