Загадка золотого кинжала (сборник) - Говард Роберт Ирвин - Страница 9

Во вторник вечером, когда миссис Пентон стучалась в дверь своей матери, доктор Энсон был в Дубовой вилле, где перед ним стояла двойная задача: во-первых, забрать с собой то последнее, что еще оставалось от трупа, а именно голову, во-вторых, уничтожить предательские пятна на ковре в спальне.

Доктор подробно описал чувства, его охватившие, когда он услышал стук в дверь… Энсон торопливо спрятал голову в захваченную с собой шляпную коробку и, погасив свет, поспешил вниз. Услышав, что шаги удаляются, и поняв, что посетители, очевидно, направились к черному ходу, он открыл дверь и выскользнул на улицу.

Насколько правдива была исповедь Энсона, так и осталось неизвестным. Линтот, его сообщник, ничего к ней не добавил. Пока его везли в тюрьму, ему удалось, несмотря на наручники, поднести руку к губам – и в тюрьму его доставили уже мертвым…

Среди вещей Линтота никаких бумаг не нашлось, но зато там обнаружили много женской одежды – включая платье, которое было опознано и лавочниками, и служащими банка как одеяние таинственной «Мэри Фриман».

Паровой буксир, надрывно пыхтя, шел перед трехмачтовым клипером, несшим лишь прямые паруса. Казалось, он был идеалом корабля, которому приходится пересекать океанские просторы: скоростной, хорошо оснащенный, со свежевыкрашенными черными блестящими бортами, изящными обводами кормы и острым, нацеленным вперед носом. Но любой, знавший хоть немного о «Цветущем крае» – а именно такое название носил клипер, – мог разразиться обличительной речью о том, как британских моряков не подпускают к этому судну на пушечный выстрел. В этом смысле корабль пользовался на берегах Темзы дурной репутацией. Казалось, на его борту собрались представители всего человечества. Кого тут только не было – китайцы, французы, норвежцы, испанцы, турки… Все они работали не покладая рук: кто-то задраивал люки, кто-то драил палубу, но крепко сбитый, могучий первый помощник капитана готов был рвать на себе последние волосы, когда обнаружил, что в экипаже никто не говорит по-английски и его распоряжения остаются непонятыми.

Капитан Джон Смит взял с собой в это плавание младшего брата Джорджа, решив, что, возможно, свежий морской воздух окажет благотворное влияние на здоровье молодого человека. Сейчас капитан и его брат сидели за круглым столиком друг напротив друга. На столе стояла бутылка шампанского, и ожидали лишь первого помощника, который не замедлил появиться. Взгляд его все еще горел гневом.

– А-а, мистер Карсвелл, – приветствовал его капитан, – думаю, вы не откажетесь выпить с нами по стаканчику за удачный вояж? Заодно и познакомимся получше. В конце концов, мы только через шесть долгих месяцев пути увидим свет маяков Сингапура.

Капитан Джон Смит слыл человеком общительным и добродушным. И сейчас его красное, загоревшее и обветренное лицо лучилось дружелюбием. От приветливых слов гнев первого помощника поумерился, и он залпом выпил фужер шампанского, поднесенный младшим Смитом. Однако глаза его еще поблескивали после недавней вспышки ярости.

– Это корабль на вас так удручающе действует, мистер Карсвелл? – между делом поинтересовался капитан.

– Да если б дело было в корабле, сэр!

Капитан хмыкнул.

– Ну, полагаю, на груз у вас тоже нареканий быть не может. Тысяча двести ящиков шампанского, подумать только! Они да еще тюки с одеждой – наше основное богатство. Значит, дело в команде?

Мистер Карсвелл согласно закивал.

– Правда в том, сэр, что этим мерзавцам необходима хорошая порка! Стоило нам выйти из порта, как я только тем и вынужден был заниматься, что пинать и всячески подгонять их. Боже всемилостивый, да ведь, кроме нас с вами да еще Тэффира, второго помощника, на борту и англичан-то нет! Стюард, кок и мальчик-слуга, я так понимаю, у нас китайцы. Плотник Андерсон – норвежец. А-а, совсем забыл про юнгу Эрли, он ведь тоже англичанин. Кто там еще у нас есть? Француз, финн, турок, испанец, грек и негр, а остальных я и опознать-то не могу, так как в жизни не видал никого похожего.

– Они с Филиппинских островов, – отвечал капитан. – Наполовину испанцы, наполовину малайцы. Их называют манильцами, поскольку родом они все из Манилы, порта на Филиппинах. Вы вскоре увидите, что они хорошие моряки, мистер Карсвелл, да и работники неплохие, готов за них отвечать перед кем угодно.

– Ну, пока что за них отвечаю я, – буркнул здоровяк Карсвелл, стиснув огромный кулак так, что пальцы покраснели.

Этот кулак впоследствии не раз пускался в ход, дабы навести хоть какое-то подобие порядка среди подозрительных личностей, с которыми Карсвеллу пришлось работать. Второй помощник, Тэффир, был для этого слишком мягок. Он оказался приятным молодым человеком, хорошим моряком и превосходным товарищем, но для того, чтобы привести в повиновение недисциплинированную команду, ему явно не хватало силы духа. Так и вышло, что Карсвеллу приходилось делать это в одиночку. Опасными, впрочем, казались только манильцы, остальные вполне готовы были повиноваться. Даже выглядели манильцы странно – плоские монгольские носы, узкие глаза, низкие покатые лбы, придающие лицам зверское выражение, и жидкие черные волосы, похожие на волосы американских индейцев. Кожа их была темно-кофейного цвета, и все они были невероятно сильны. Шестеро таких людей оказались на борту «Цветущего края». Их звали Леон, Бланко, Дюранно, Сантос, Лопес и Марсолино. По-английски хорошо говорил только Леон, часто выступавший переводчиком для остальных.

Карсвелл перевел манильцев на свою вахту, вместе с молодым левантийским красавчиком Ватто и испанцем Карлосом. Более послушные моряки были приписаны к вахте Тэффира. И вот в один из прекрасных июльских дней зеваки, высыпавшие на заливные луга Кента, любовались прекрасным судном, огибавшим Гудвинскую мель.

Более, за исключением одного-единственного случая, никто не увидит «Цветущий край» снова.

На первый взгляд, манильцы подчинились установленной на борту судна дисциплине. Однако косые взгляды из-под нахмуренных бровей словно предупреждали офицеров: не стоит слишком доверять этим парням. Из носового кубрика постоянно доносились жалобы на качество пищи и воды – к слову сказать, иногда они имели под собой основания. Однако крутой нрав первого помощника и его привычка мгновенно принимать решения и непреклонно следовать им давали жалобщикам мало надежд на понимание и сочувствие. Однажды Карлос попытался остаться лежать на койке, жалуясь на неведомую хворь, но первый помощник выволок бедолагу на палубу и подвесил его за руки на фальшборте. Несколько минут спустя Джордж Смит прибежал к своему брату-капитану и уведомил его об инциденте на носу судна. Тот, встревоженный, поспешил на место происшествия и, осмотрев матроса, решил, что тот и в самом деле болен. Таким образом, Карлосу разрешили вернуться обратно на койку и даже прописали лекарство. Вряд ли это благотворно сказалось на дисциплине и уж тем более на авторитете мистера Карсвелла среди команды. Прошло немного времени – и тот же самый Карлос затеял поножовщину с Бланко, самым огромным и жестоким среди манильцев. У одного из драчунов был нож, а у другого – ганшпуг, деревянный рычаг для подъема грузов. Карсвелл и Тэффир бросились разнимать матросов, и Карсвелл сбил Карлоса с ног мощным ударом кулака.

Вскорости после этого «Цветущий край» миновал Бискайский залив. Он шел на юг и достиг широт Кабо Бланко, полуострова на африканском побережье. Ветра дули крайне умеренно, и потому корабль двигался медленно: к десятому сентября, спустя шесть недель путешествия, он сумел достичь точки в девятнадцать градусов южной широты и тридцать шесть градусов восточной долготы. Именно в ту ночь тлеющие дотоле угольки недовольства превратились во всепожирающее пламя бунта.

Вахта первого помощника длилась с часу ночи до четырех утра. В эти мрачные ночные часы он оставался один на один с жестокими моряками, которыми должен был управлять. Пожалуй, укротитель львов, зашедший в клетку, был менее близок к смерти, нежели Карсвелл. Смерть, затаившись, поджидала его в каждой черной тени, отбрасываемой на залитую лунным светом палубу. Однако одна ночь, в течение которой он подвергался риску, сменяла другую, и, возможно, то, что он все это время оставался невредимым, сыграло с первым помощником дурную шутку: он стал чересчур беспечен. В любом случае, теперь этому пришел конец.