Восемь минут тревоги (сборник) - Пшеничников Виктор - Страница 92
- Предыдущая
- 92/97
- Следующая
— Ты свое получишь. Немного погодя. Пока что сделай официантке заказ. Потом обсудим детали.
Наблюдая, с какой неохотой Рыжий принялся поглощать молочный вермишелевый суп, обильно приправляя его хлебом, Джеймс сквозь отвращение к этому мужлану ощутил собственную безотчетную тоску и тревогу.
— Как ты намереваешься доставить меня на остров?
Рыжий перестал бренчать ложкой.
— Вместо груза. Мне надо купить в городе новую сеть и тюфяк, чтобы спать, старый совсем расползся по швам. Ну, еще кое-какие мелочи по хозяйству. — Рыжий бегло смерил взглядом фигуру собеседника. — Пожалуй, вместе столько и наберется.
Джеймс разочарованно, в сомнении уставился на Рыжего, снова принявшегося за свой суп и жевавшего с механичностью коровы.
— Ты что же, намереваешься тащить меня волоком?
— Я оставил грузовик у паромной переправы. Начальство разрешило. А соседи знают, что я уехал в город за большими покупками. — Добавлять что-либо еще Рыжий счел излишним.
Тем не менее кое-что прояснилось, и к Джеймсу вновь вернулось хорошее расположение духа. Он с удовольствием расправился с пышными блинами из дрожжевого теста, раздумывая, не попросить ли еще порцию. Но его официантка ушла куда-то за ширму, и Джеймс в ожидании рассеянно окинул зал, в котором за это время ничуть не прибавилось народу, исключая разве что опрятную старушку с ребенком, должно быть, внуком, которые чинно расположились в самом уголке зала, под длинными, как сабли, лаково-зелеными стеблями цветущей кливии. Помнится, в Филадельфии он видел точно такие же. А может, он ошибается, и это было в одной из оранжерей Гамбурга? Тогда пышное их цветение, не сообразное со стылым временем года, поразило его как некий вызов всему окружающему, вызов и лютой стуже, и глазеющим изумленно на это чудо природы людям… Когда-то и в его отчем доме, на подоконнике, стоял раскидистый цветок, похожий вроде бы на герань, но он чах и загибался, будто старик, потому что, как говорила мать, отец задушил его табаком, а цветы не очень-то жалуют никотин, когда он без конца окуривает их в большом количестве… Однако отец, тихий конторский служащий, был вовсе тут ни при чем. Это Джеймс, желая проследить, как долго может продержаться цветок, один за другим подрезал ему корешки, лишая питания и влаги. Растение держалось молодцом, цеплялось за жизнь просто-таки отчаянно, как к одежде репей, но против ножа все же не устояло, и матери пришлось выбросить его на помойку. Ах, детство, детство…
Джеймс повернул к Рыжему довольное и сытое лицо:
— Послушай, у тебя в детстве была кличка?
Рыжий не удивился, зачем чужаку это знать, ответил:
— Была.
— Какая?
— Пыж. А чего?
— Почему именно Пыж?
Жизнь, включавшая в себя и этот на редкость солнечный балтийский денек, и этот чудесный завтрак, и эту прехорошенькую официантку, подавшую ему новую порцию сложенных горкой блинов, все больше и больше нравилась Джеймсу — может, потому, что он видел в ней четкий сиюминутный смысл и скорый — уже скорый — конечный результат осуществления своих ближайших планов.
— Так все же — почему?
Рыжий скривил рот:
— Откуда я знаю? Пыж и Пыж…
Это была пока что работа «на нижнем уровне», которая не требовала от Джеймса ни малейшего напряжения. Его компаньон был не той фигурой, ради которой следовало держаться «верхних этажей», когда бешено расходуется энергия ума и сжигается неимоверное количество нервных клеток. Рыжий был ему до предела ясен, как ясна была рассыпчатая рисовая каша или вот этот тонкостенный стакан с наполовину выпитым кефиром. Такие натуры — однажды крепко задетые за больное место, озлобленные, недовольные всем и вся — после удара уже не способны были подняться, как не способны были ни к самостоятельности, ни к созиданию. Единственное, что их интересует и выдает с головой — деньги и непомерная жадность. Ведь он, думал Джеймс, оглядывая малосимпатичное лицо своего собеседника, и понятия не имеет, кто Джеймс на самом деле. Его вполне удовлетворило простенькое объяснение, что там, куда стремится щедрый горожанин, ему выпало неожиданное наследство от безвременно покинувшей этот мир тетки, и что как только он уладит дела и получит свои денежки, то даст о себе знать перевозчику, и тот привезет его обратно — за отдельную плату, разумеется. Все, таким образом, складывалось благополучно, и у Джеймса были причины и повод, чтобы повеселиться.
«Пыж! Отличная аллегория! — восхитился Джеймс, оглаживая языком шершавое нёбо. — Я охотник, а он пыж. И клянусь, я потуже забью его в патрон, чтобы мой выстрел наверняка достиг цели. Именно пыж. Ни на что другое этот вахлак не пригоден. Да, черт побери, он доставит меня на своем хребте прямехонько к дому и… к гонорару. А сам, если уцелеет на переправе, пусть покупает на заработанные деньги дурацкие сети и мягкие тюфяки, побольше тюфяков, чтобы без продыху спать, когда вокруг тебя кипит, бурлит, когда сладко пенится и в бешеном темпе проносится мимо жизнь… Ах, хорошо!»
Что ни говори, а не зря Джеймс считал себя везучим. Только удача, эта капризная девка, могла нос к носу столкнуть его именно с тем, кто был ему нужен позарез, кого он в другое время безуспешно отыскивал бы среди тысяч и тысяч, каждый раз рискуя свернуть себе шею на пустяке. С Рыжим все получилось просто. Ему не хватало денег, чтобы расплатиться за товар, — какой-то сущей ерунды, около двадцатки. Видимо, знакомых, чтобы занять, у него в городе не было. Он стоял посреди хозяйственного магазина, как пень, не обращая ни на кого внимания, и в который раз мусолил одни и те же бумажки. Перед ним на постаменте сиял эмалью цвета неба мотоблок с комплектом культиваторов, борон и прочих сельскохозяйственных насадок, в которых Джеймс мало что смыслил.
«Хорошая штука, а?» — вступил в разговор с ним Джеймс, зная наперед, что и на этот раз не испытает трудности в общении.
«Еще бы! У нас на острове такой нипочем не достать. Не завозят», — отозвался покупатель.
«А что она может делать?»
«Да все! — воодушевился рыжеволосый мужчина. — Хочешь — паши, хочешь — лущи, а то и борони…»
«И борони?» — подогревал Джеймс чужой интерес.
«Еще как! Сюда и тележку можно приделать, грузы возить».
«Ну и… сколько вам не хватает?» — с мягкостью, чтобы не обидеть, спросил Джеймс у рыжеволосого.
Покупатель нахмурился, глянул исподлобья: тебе-то, человек, что за дело? Чужая беда — не своя…
«Не удивляйтесь, я могу одолжить. После отдадите, когда сумеете. Так сколько?»
«Тридцать дашь… дадите? Двадцать на покупку и червонец — чтобы довезти. Не попрешь же на себе. Я сразу же отдам, только скажите адрес, я завезу», — разговорился Рыжий.
Из всего разговора с мужчиной Джеймс сразу ухватил и выделил главное: «У нас на острове…» Редкая удача на сей раз сама подъезжала к нему, сидя верхом на мотоблоке. Остров — это то, куда Джеймс, нащупывая пути, так отчаянно, так осторожно и долго стремился. Оттуда до чистой воды, до выхода из залива в открытое море — рукой подать…
«Пустяки! — как можно небрежнее бросил рыжеволосому Джеймс — Не утруждайте себя. Я буду здесь по своим делам в субботу. Скажем, в час дня вас устроит? Ну и отлично! Вот ваша сумма».
Не укрылось от глаз Джеймса Гаррисона, как жадно схватил деньги рыжеволосый, с какой прытью, опасаясь, что или магазин закроют раньше времени, или какой-нибудь конкурент уведет из-под носа его мечту, кинулся к кассе. Он не стал дожидаться, когда порозовевший обладатель мотоблока заполучит упакованный товар, и потихоньку покинул магазин.
В субботу он задолго до назначенного срока обследовал все подходы к магазину, но ничего подозрительного не обнаружил. Рыжий уже топтался у двери, был мрачен и проявлял беспокойство. Джеймс дотомил его ровно до тринадцати ноль-ноль и сразу, не оставляя своему должнику времени на рассуждения, объявил с приятной улыбкой, что для островного жителя найдется другая, более верная и легкая возможность заработать, чем выращивать укроп и редьку на собственном огороде. Увидев, что мужчина клюнул, Джеймс объяснил, в чем дело.
- Предыдущая
- 92/97
- Следующая
