Восемь минут тревоги (сборник) - Пшеничников Виктор - Страница 73
- Предыдущая
- 73/97
- Следующая
И как бы в подтверждение его слов долговязый радист, столбом возвышаясь на нижней каменистой террасе, когда Чупров на него оглянулся, через силу подмигнул ему, как бы подбадривая, по потом, не выдержав виноватого, отчего-то заискивающего взгляда инструктора, отвернулся, закусил нижнюю губу.
Поднятая солдатами пыль, от которой собака чихала и потешно терла когтистой лапой нос, постепенно улеглась. А может, это солнце, светившее уже совсем по-вечернему, так изменило цвет каменной пудры, что она стала неразличимой для глаза? Ведь и видный с высоты перевала густой мох на недалеком теперь болоте, обычно сиявший обманчивой изумрудной зеленью, сейчас казался сумеречно-бурым, невзрачным, как бы выгоревшим.
Тишина и покой обволакивали землю, замиравшую перед сном. Пора было, несмотря ни на что, подниматься, топать к болоту, куда, по всей вероятности, держал путь нарушитель. Чупров и ненавидел себя за слабость, за то, что другие вынуждены были его ждать, и остро желал себе одного: решимости, твердости духа и тела.
Он рывком вскочил, охнул беззвучно, потому что тело словно прошило жгучей молнией. Но Чупров не поддался мгновенному порыву сесть и никуда не идти, а только крепче, стремясь пересилить слабость, потуже намотал на кулак поводок. Надо было прийти в себя, почувствовать под ногами твердую почву, унять шум в голове и ушах, и на эту трудную работу у него ушло много сил. Но вот прояснилось в глазах, спала с них мутная пелена, за которой открывался простой и будничный мир в безмятежном и ласковом сиянии вечернего солнца.
— Цеза, след! След, Цеза, — тихо сказал инструктор собаке, и умное животное не рванулось вперед, иначе бы Чупров не устоял, а медленно, с оглядкой, потянулось к болоту, постепенно убыстряя и убыстряя ход.
Снизу, от близкого уже болота, шибануло тяжелым духом, который, однако, не остановил погоню, не заставил людей замешкаться даже на краткий миг.
— Молодцы, орлы, молодцы, — подбадривал солдат заметно повеселевший Апраксин. — Еще чуть-чуть поднажмем…
Стало ясно, что болота не миновать, и потому бежали в заданном направлении, едва сдерживая темп, чтобы не обгонять собаку.
Поначалу жутко было видеть такое количество бесполезной, непригодной для жизни масляно-черной воды, в которой кроме мха не тянулось к солнцу ничто живое. Даже белощекая крачка — неизменный обитатель топей — и то не вила здесь гнезд, держалась подальше от столь гиблого места. Лишь чудом зацепился по обе стороны узкого болотного клина стойкий к затоплению кипарис. Но и тот не удался мощью, ник и чах в застоялом воздухе и вязкой взбулькивающей грязи. Пограничники сюда тоже редко наведывались — не было особой нужды, потому что какому нарушителю придет в голову заживо топить себя в вонючем болоте?
Открывал или, наоборот, запечатывал болотную горловину рыжий, без малейшей растительности каменистый утес, от которого вправо и влево тянулся зыбун. Апраксин знал, что в таком зыбуне запросто можно было увязнуть…
И тем не менее едва заметные следы, оставленные нарушителем, уходили туда, к седловине утеса. И собака тоже упрямо, на ходу взлаивая от нетерпения, вела пограничников вверх. Невероятно! На что рассчитывал нарушитель? Неужели избрал своим прикрытием топь, полагая, то другим сюда хода нет? А может, сгоряча, подстегнутый страхом, сбился с намеченного маршрута и сам угодил сюда по ошибке, которую нет времени исправить? Или отсиживался настороже в потаенной щели и ждал, держа наготове оружие, когда появятся пограничники? В такой ситуации Апраксин мог предположить все, что угодно.
Лейтенант молча кивнул Лыгареву и Данилину: мол, идите в обход. Те мгновенно, без пояснений поняли приказ. Вчетвером они с разных сторон вскарабкались на макушку утеса, соблюдая предельно возможную осторожность, сошлись в седловине. И что же? Апраксин от досады едва не выругался: утес был пуст. А собака беспокойно подскуливала и все норовила сорваться вниз: видимо, ее звал, манил непонятно куда ведущий запах, оставшийся в воздухе после того, как тут прошел неизвестный.
Придерживаясь за скальные выступы, Апраксин спустился, на сколько смог, взглянул сверху на воду и мгновенно все понял. Под утесом среди сплошного гнилья длинными разводами чернело окно, которое могло означать только одно…
— Веревку! — заметно нервничая, громче обычного скомандовал Апраксин. — Подстрахуйте меня.
Он сам, не уступая ни Лыгареву, ни Данилину своего командирского права, спустился на прочной капроновой веревке к воде. Держа пистолет наготове, до боли в пальцах сжимая его рифленую пластмассовую рукоятку, Апраксин оглядел все щели и выступы вплоть до маслянистого зеркала болотной жижи. Он все еще надеялся отыскать скрытую от глаз нишу, складку, в которой мог затаиться нарушитель. Однако нигде не обнаружилось никаких следов пребывания человека.
Хмурый, раздосадованный, лейтенант поднялся наверх, на макушку утеса, еще хранившего дневное тепло. Жадно закурил, торопливо глотая дым и почти не ощущая горечи табака.
Вся тревожная группа ждала его решения, солдаты смотрели на него с надеждой. Чупров уже вполне пришел в себя, только бледность на лице еще напоминала о его недавнем недомогании. Цеза тоже вела себя спокойно, облизывалась, по-своему понимая, что поработала хорошо, на совесть…
Апраксин тычком погасил окурок о гранитный скол, дал солдатам команду хорошенько обследовать прилегающую к утесу местность, и когда убедился, что осмотр тоже ничего не прояснил, приказал Лыгареву передать на заставу: поиск прекратить, заслон снять. На недоуменный вопрос Невьянова о нарушителе Апраксин четко, не колеблясь, ответил: нарушитель погиб в болоте, а для того, чтобы поднять утопленника, необходимо дополнительное снаряжение и люди, которыми он, Апраксин, в данный момент не располагает.
— Отставить команду «прекратить поиск»! — сердито грохнул Невьянов. Затем потребовал у начальника заставы: — Дайте точные координаты своего местонахождения.
Координаты были предельно просты: утес в начале болота. Невьянов не стал расспрашивать подробней, сказал коротко, решительно:
— Ждите меня. Выезжаю.
Больше всего в этот нескладный вечер Апраксину не хотелось встречаться с Невьяновым, хотя с момента их знакомства пролетело не так уж много времени, за которое они успели обменяться едва ли десятком фраз. В чем тут крылась загадка, Апраксин вряд ли бы смог объяснить. Но перед ним опять предстала по-прежнему неразгаданная укоризненная полуулыбка Невьянова, да снова перед глазами навязчиво возникла, белея грубыми рубцами, старая рана под левой лопаткой уже немолодого офицера…
Долго ждать им не пришлось — подполковник Невьянов вскоре прибыл к подножию холма. Он хотя и был достаточно информирован о ходе поиска, поскольку доклады поступали к нему регулярно, тем не менее неожиданно для Апраксина потребовал от начальника заставы подробного отчета: где именно, в какое время и при каких обстоятельствах были обнаружены следы нарушителя, каким маршрутом двигался, где исчез… Апраксин, удивляясь в душе переменам, происшедшим с медлительным на первый взгляд Невьяновым, без запинки обрисовал путь, проделанный тревожной группой, по минутам, словно на оперативном совещании, расписал саму организацию поиска и действия тревожной группы.
Невьянов молча выслушал доклад, потом хмыкнул, укоризненно сказал своим маловыразительным голосом:
— Действия в основном правильные. Одобряю. А вот участка своей заставы ты, Апраксин, не знаешь.
В ответ на неприкрытое недовольство, недоумение и мимолетную обиду Апраксина подполковник сказал тоном, не терпящим возражений:
— Да-да, не знаешь… Ну, теперь-то что об этом!.. Поздно критиковать.
Оглянувшись на зловонное болото, распространявшее вокруг сырость и смрад, Невьянов решительно сказал:
— Не будем терять время. Едем, товарищ лейтенант! Водитель, разворачивайте машину.
Ехали молча. Уязвленный Апраксин и понятия не имел, что затевал этот непонятный Невьянов. Но глухая досада, в ответ на упрек старшего офицера заполнившая душу, не проходила, а наоборот, мучила словами оправдания.
- Предыдущая
- 73/97
- Следующая
