Восемь минут тревоги (сборник) - Пшеничников Виктор - Страница 57
- Предыдущая
- 57/97
- Следующая
— Вот шакалы, и поработать как следует не дадут, — сплюнул Рашид набившуюся в рот пыль. — Уже обнаружили. Аулиакуль, — позвал он через плечо, — ответь-ка им, чтобы впредь мешать было неповадно.
Откуда-то, словно из-под земли, выступил вперед хитроглазый дед с немыслимо громадным ружьем, увенчанным раструбом на конце, ахнул из своего древнего орудия так, словно рядом разорвалась граната, и тотчас с гребня скалы, ударяясь о камни, свалилось на тропу обмякшее тело душмана, а еще мгновение спустя, глухо клацнув затворной рамой, упал его пулемет с наполовину расстрелянной лентой.
Наблюдавший за этим поединком Хаятолла не успел не то что испугаться, но и толком все разглядеть.
— Молодец, Аулиакуль, — похвалил Рашид деда. — На зря форму носишь. Одного прихлебая Ахмет-хан уже недосчитается. И до остальных, дай срок, доберемся.
Шальная веселость слышалась в его голосе, и Хаятолла, отныне доверяясь во всем командиру, тоже с готовностью рассмеялся, незаметно погладил рукою увесистый свой ТТ.
— Поспешите, бойцы, — обрывая внезапную задержку в движении, поторопил остальных Рашид. — Там теперь зашевелятся и нам покоя не будет.
Покоя и впрямь не стало. Через минуту еще один пулеметный ствол просунулся в каменную щель наверху, но Рашид, вовремя заметив блеснувший на солнце металл, был начеку и сам, не перепоручая никому, сбил из автомата почти невидимую за укрытием фигуру; убитый душман упал там же, где и лежал, и лишь пулеметный ствол, будто простая коряга, уперся торчком в безликую глубину неба, прямо в белый круг солнца, надолго застрявший над горой.
Пекло уже невыносимо, и жажда снова сделала язык Хаятоллы неповоротливым, толстым, словно подметка солдатского башмака.
— Лови! — чудом догадавшись о сокровенном желании мальчика, бросил ему Олим флягу, и Хаятолла ловко поймал на лету полный сосуд, обтянутый грубым толстым сукном. — Оставь у себя, пригодится.
Дальше, сопровождаемые автоматными очередями высланных раньше бойцов батальона и штурмующих высоту по склонам, пробирались уже осторожней, потому что знали: и у душманов, кроме этой тропы, ничего в запасе нет, а значит, и прорываться, если их зажмут, они будут здесь.
Мало-помалу добрались до четвертой, очень хитро укрытой мины. Теперь отвечать на выстрелы приходилось гораздо чаще: Ахмет-хан, хотя еще не приспело время большой, настоящей схватки, людей не жалел. Верно Олим говорил: для него люди — дорожная пыль, мусор, который не стоит и взгляда… Да и что еще главарю оставалось делать, если главную его надежду — технику, тщательно укрытую в расселинах у подножья, — давно обнаружили и захватили вместе с водителями сорбозы!
Рашид тем временем что-то упорно отыскивал глазами, намечал одному ему ведомую цель. Наконец он нашел то, что искал — ровную площадку, перед которой защитной преградой вставала, заслоняя от душманов, горная гряда.
— Передайте мне мегафон, — приказал Рашид по цепи, и когда снизу, передаваемый через многие руки, проплыл перед глазами Хаятоллы этот загадочный, незнакомый предмет, сверкающий краской и полированным металлом, командир метнулся с ним на плато, притиснулся к самой гряде.
«Вот это да! — изумился Хаятолла, наблюдая, как ловко, змейкой двигался Рашид и совершенно ничего не боялся. — Ведь командир, а ползает по камням, не жалея штанов. Наверно, недаром сулят за его голову такую награду!»
Он пожалел, что в эти минуты нет рядом с ним верного его друга, свихнувшегося от несчастий чолука Мухаммеда. Наверняка позавидовал бы, куда попал и с какими людьми рядом идет сейчас Хаятолла! Позавидовал бы, что его приветил сам Рашид…
Между тем командир, удобно устроившись на плато, приложил мегафон ко рту и громко, отчетливо произнес:
— Ахмет-хан, послушай! Это я с тобой говорю, Рашид. Со мной мои бойцы, а ты наверняка знаешь, как они умеют воевать. Твои машины и бронетранспортер в наших руках, а сам ты окружен и едва ли сумеешь выйти. Будь благоразумен, Ахмет-хан, не проливай напрасно братской крови, не обрекай людей на лишние жертвы, они и без того настрадались достаточно. Прими и объяви решение о добровольной сдаче в плен. Это лучшее, что можно сделать в твоем положении. Новая власть милосердна, в я советую тебе: не осложняй свою жизнь ненужным упорством. Если ты не внемлешь голосу разума, то мне тебя будет искренне жаль…
Рашид выждал какое-то время, видимо, надеясь на ответ. Но мертвая тишина разливалась вокруг, и со стороны ущелья, где засел со своими людьми Ахмет-хан, не последовало ни звука. И тогда — Хаятолла мог поклясться, что не ошибся, не перепутал издалека и не придумал, — Рашид, донельзя довольный, рассмеялся, и только лишь из-за расстояния рокот его голоса не был слышен ему.
— Ахмет-хан! Ты объявил за мою голову награду — сто тысяч афганей. Сумма немалая. Но я, как ты знаешь, щедр. Так что спускайся сюда и возьми причитающийся тебе куш. Если, конечно, сумеешь. Да поторопись, пока у меня хорошее настроение и пока я не передумал. Ты слышишь меня, Ахмет-хан?
Последние слова Рашида потонули в грохоте и огне. Противно пропела над головами мина, промчалась и взорвалась где-то глубоко в пропасти, никому не причинив вреда. Следом за нею, уже гораздо точнее и ближе, прошла вторая, но так же канула в бездонной глубине и там лопнула с шипением и треском.
— Мальчика, укройте мальчика! — напомнил со своего места Рашид. — Олим, позаботься о нем. Остальные — вперед! Не давайте душманам опомниться.
Олим втолкнул Хаятоллу, от страха втянувшего голову в плечи, в узкую длинную щель в скале.
— Сиди тут, — наказал мальчику Олим, а сам, охваченный горячкой начавшейся огненной кутерьмы, смотрел мимо него на то, что происходило на склонах. — Пока тебя не позовут, не вылезай.
Он тотчас исчез, больше не теряя времени на разговоры. Хаятолла остался один.
Стрельба с обеих сторон хотя и медленно, но неотвратимо отдалялась, уходила вверх, и чуткий слух Хаятоллы безошибочно подсказывал ему, как стали развиваться в дальнейшем события.
Но обзор, к великой жалости, оказался у мальчика скудным, главное происходило вне его глаз, и смириться с этим оказалось выше человеческих сил. Вдыхая застоялый, какой-то мертвый запах каменной щели, Хаятолла сдерживал себя, чтобы не высунуться, и терпеливо ждал, когда его позовут. Однако зова все не было, сколько уж минуло времени!..
Уговаривая себя ждать и не вылезать, как приказал Олим, мальчик потихоньку выбирался наружу, держа наготове, стволом вперед, бывший отцовский пистолет. Сновали, рассекая пустое пространство, шальные пули, но, охваченный азартом, мальчик вскоре перестал обращать на них внимание.
Его мучило, сумеют ли минеры без него отыскать последнюю, пятую мину, и это нетерпение окончательно вытолкнуло Хаятоллу из заточившей его щели, вновь открыло мальчику простор дня и рыжие, в дымке, горные перевалы. То, что Хаятолла увидел в следующую минуту, заставило его замереть. Там, где батальонных минеров поджидала последняя, пятая, мина и куда устремился пристальный взгляд Хаятоллы, возник огромный столб огня и пыли, и в этом уродливом облаке, рвано расползавшемся по небу, мелькнули на миг и исчезли две крохотные фигурки, два человека, переставшие быть людьми…
Хаятолла привалился спиною к утесу, беззвучно зарыдал. Его охватила частая дрожь, скулы свело зевотой, неудержимой и ломкой, к горлу подкатил горячий сухой ком, вывернувший наизнанку все его внутренности.
«Звери, шакалы! За что?..»
Обоим минерам, которых мальчик хорошенько успел разглядеть, едва ли сравнялось по двадцать и вряд ли они успели обзавестись собственным очагом и детьми. Крепкие их руки теперь уже ничего не могли сотворить, не могли принести какой-нибудь пользы или совершить мало-мальский труд… От обиды и злости, от собственного бессилия Хаятолла и раз, и другой с остервенением нажал на спусковой крючок своего ТТ. Пули с визгом выбили из валуна белесую пыль, дымком плеснувшую кверху, напоследок сверкнули искрами и унеслись, а Хаятолла опрометью бросился в противоположную сторону, следом за отчаянно штурмовавшими высоту бойцами Рашида.
- Предыдущая
- 57/97
- Следующая
