Восемь минут тревоги (сборник) - Пшеничников Виктор - Страница 2
- Предыдущая
- 2/97
- Следующая
— Мы, Анатолий Григорьевич, люди с вами военные и службу себе не выбираем. Раз приехал, значит, так надо было.
На щеках замполита румянец горел праздничным кумачом, и налившийся этот цвет совсем скрыл очертания скул, сделал лицо замполита гладким.
— Может, и так. — Лагунцов неловко помялся, взял за околыш фуражку. — Ну, что в отряде? Что говорят о моей заставе?
Тягостной показалась Завьялову их первая встреча. Не зная причин такого недружелюбия, он скупо обронил:
— Ничего особенного. Застава как застава…
— Слева топь, справа топь, снизу земля, сверху небо. Ну а мы как раз посередине, — сглаживая возникшую неловкость, попробовал отшутиться Лагунцов: понравилось, что замполит не вспылил, значит, умеет сдерживаться.
Завьялов шутки не принял, будто не слышал.
Лагунцов, так и не дождавшись ответного слова, неопределенно повел рукой — не то приглашая, не то вынужденно принимая приезд нового офицера.
Подняв глаза к солнцу, Завьялов сощурился и размягченно, словно самому себе, сказал:
— Теплынь-то какая… И загорать можно…
— Загорать не приходится, — с явным превосходством знания местных условий отозвался Лагунцов. — Рад вашему приезду, очень рад… — добавил через силу. — Располагайтесь, как говорят, милости просим. С народом нашим знакомьтесь. Жена с вами, вижу, не приехала.
Завьялов подтвердил: не приехала. Лагунцов спросил с какой-то важностью в голосе:
— Как звать-величать ее?
Завьялов просто назвал:
— Наталья. — Потом поправился: — Наталья Савельевна. Скоро приедет.
— Понятно… — Лагунцов одобрительно кивнул. — Ну, замполит, для начала желаю… и все такое прочее. Мне на службу. — И он, не оглядываясь, зашагал к казарме.
Шел и думал: откуда вдруг в нем эта неприязнь к новому человеку, с которым и словом-то по-настоящему обмолвиться не успел?
«Еще, чего доброго, решит: начальник заставы — молчун…» — ворохнулась неприятная мысль. И тут же улеглась. С запоздалым удовольствием Лагунцов вспоминал рукопожатие замполита: крепок, ухватист, силен, даром что на лицо юноша. Да, сделал вывод, пожалуй, такому все будет даваться легко, все будет по силам…
Лагунцов уважал сильных, наверно, потому, что сам был далеко не атлетом. На дистанции, правда, он бы мало кому уступил… Только бегать взапуски с новым замполитом он не собирался. Сам он всегда воспринимал службу так: трудно, но одолимо. А вот новому замполиту, мнилось, заботы Лагунцова — орешки…
Вечером того же дня ненадолго забежал домой.
— К нам… замполит… новый… — отхлебывая воду прямо из чайника, сообщил раздельно.
— Да уж познакомились, — засмеялась Лена. — В дверях столкнулись, разойтись не могли.
Лагунцову это известие не очень пришлось по душе, но он промолчал.
— Столкнулись и стоим, как Добчинский с Бобчинским, приглашаем друг друга пройти первым, — смеясь продолжила Лена.
Лагунцов не поддержал ее смех, и Лена прижала ладони к щекам, будто стерла улыбку. Осторожно, чтобы ненароком не обидеть мужа, который не переносил, когда вмешивались в его служебные дела, произнесла:
— А в общем-то вы не пара… Завьялов и Лагунцов — Манчестер и Ливерпуль.
Лагунцов тогда спросил Лену — почему это Манчестер и Ливерпуль, а она ответила:
— Так. Одно время мелодия такая по телевидению в программе «Время» звучала, когда погоду передавали. Ох, чует мое сердце, будет тебе с этим замполитом «погода»… Но говорить он умеет, не отнимешь…
Была в словах замполита какая-то притягательная сила. Лагунцов после убеждался в этом не раз. Только взялся Завьялов за дело не с того бока. Сначала убеждал Лагунцова оформить уголок боевой славы: дескать, в отряде настоящий музей создан, а мы что, рыжие? Взялись с Пресняком — шофером и заставским художником, оформили. Можно было сделать перерыв, работа и впрямь отняла много времени и сил, но Завьялов, как бы по обязанности побывав на обоих флангах участка заставы, подступился к Лагунцову с новой идеей — завести на каждого пограничника индивидуальный листок-характеристику, якобы облегчающий воспитательную работу. Тот же Пресняк целую неделю разлиновывал большие листы бумаги на многочисленные графы, хотя, откровенно, Лагунцов и сомневался, что все положительные и отрицательные качества солдат отразили наивные школярские плюсы и минусы, больше похожие на игру «морской бой», чем на серьезное, нужное дело.
«А что дальше? — покуда не вмешиваясь в планы Завьялова, предполагал Лагунцов и по-своему решал: — Пора бы замполиту быть поближе к службе».
Многое для Лагунцова было неясным и неразгаданным в характере замполита: если Завьялов рассказывал о чем-нибудь — заслушаешься; в отношениях с солдатами как будто прост. А вот тяги особой пощупать границу своими руками Лагунцов в замполите пока что не разглядел. Оттого он ревниво и переживал именно эту черту характера замполита, словно она и только она могла служить единственной мерой всех достоинств и недостатков Завьялова.
Лагунцов знал: придет день, когда замполит сам, без подсказки и понуканий, попросится на границу. Не век же им, в самом деле, идти параллельными курсами, как двум кораблям в открытом море! Застава — хочешь ты этого или не хочешь — сближает даже самых неподходящих в иных условиях друг другу, самых разных людей. Пересекутся их пути-дороженьки, придет день!
И такой день пришел. Когда с границы поступил сигнал, Завьялов утвердительно, будто заранее знал ответ, попросил:
— Товарищ капитан, разрешите пойти с тревожной!..
Не мог ему отказать Лагунцов, не мог, и все тут, хотя, откровенно признавался себе, не очень-то охотно дал «добро» возглавить тревожную. Но рассуждать, прикидывать все «за» и «против» тоже было некогда — время не ждало…
И вот теперь Лагунцов ломал голову: что могло случиться с Завьяловым? «Может, и не следовало посылать замполита, — запоздало сожалел он, машинально ощупывая кочки под ногами. — Не каждая тропа ему известна, не во всякой ситуации может сообразить, что к чему…»
— Товарищ капитан! — послышался за спиной бодрый, без прежней нотки усталости и уныния, голос Дремова. — Тревожная на связи!
Отлегло от сердца: наконец-то!
— Что там у них? Давай…
Дремов, тяжело хлопая сапогами по топи, подошел к Лагунцову. Антенна над его головой качалась, уходя тоненькими шишечками в огромное небо. А сам Дремов, с рацией за спиной, с комплектом боезапаса на поясе, с укороченным автоматом со складным металлическим прикладом, был похож на марсианина, какими их рисуют в книжках.
Сквозь потрескивание и шум Лагунцов узнал слегка искаженный расстоянием, чуточку захлебывающийся голос Завьялова: нарушитель обнаружен, ведется преследование в направлении старого паровозного кладбища.
— Наряд там не подкачает? — спросил замполит озабоченно, хотя в любое другое время наверняка не стал бы доверять рации праздных вопросов.
Лагунцова будто шилом кольнули. Нет, туда он людей не посылал. Незачем. Тупиковые железнодорожные ветки, на которых чернели отслужившие свой срок громоздкие локомотивы, не входили в заштрихованный на карте район наиболее вероятного движения нарушителя. Лагунцову стало не по себе: неужели чужак метнулся туда? Представил знакомое место: в стороне от шоссе далекие, словно игрушечные контуры паровозов со сложной развязкой путей; правее путей и ближе к Лагунцову — большое острокрышее здание элеватора, а рядом, у него под боком, как под крылышком, — приземистое, раскидистое хранилище. Возле каменных зданий, окруженных шелковистой травой, летом паслись овцы, а осенью колхозники сюда же свозили заготовленное на зиму сено.
«К элеватору, где всегда есть люди, нарушитель не пойдет, — прикидывал Лагунцов. — Куда же тогда? Конечно, к старым паровозам — там укрыться легче».
— Завьялов, — зажав микрофон в ладонях, сказал Лагунцов, — наряда нет. Нет, понимаешь? Так что действуй по обстановке. Мы идем на сближение с вами. Держите связь. Второй, держите связь, — закончил Лагунцов и передал микрофон Дремову.
- Предыдущая
- 2/97
- Следующая
