Мировой порядок - Киссинджер Генри - Страница 4

На протяжении пятисот лет имперское владычество Рима обеспечивало единый свод законов, гарантировало совместную оборону от внешнего врага и беспрецедентный уровень культуры. С окончательным падением Рима, обычно датируемым 476 годом нашей эры, империя распалась. В период, который историки называют Темными веками, пышным цветом расцвела ностальгия по утраченной универсальности. Видение гармонии и единства все больше отходило в ведение церкви. Согласно ее картине мироустройства, христианское население представало единым обществом, управляемым двумя взаимодополняющими органами – гражданским правительством, «наследниками Цезаря», которые поддерживали порядок в мирской, преходящей сфере, и церковью, «преемницей Петра», которая проповедовала универсализм и абсолютные принципы спасения. Аврелий Августин, писавший свои теологические сочинения в Северной Африке в эпоху распада римских установлений, пришел к выводу, что временная политическая власть является легитимной в той мере, в какой она способствует богобоязненной жизни и посмертному спасению человеческой души. «Ибо есть две [власти], о, император и август, которыми по праву верховенства управляется этот мир: святой авторитет понтификов и царская власть. Из них тяжелее бремя священнослужителей, поскольку они и за самих царей будут давать Господу ответ на божественном суде»[6]. Так писал папа римский Геласий I византийскому императору Анастасию в 494 году. Реальный мировой порядок тем самым признавался недостижимым в посюстороннем мире.

Этой всеобъемлющей концепции мирового порядка пришлось с самого ее возникновения бороться с некоей аномалией: в постримской Европе десятки светских правителей притязали на суверенитет, между ними отсутствовала сколько-нибудь четкая иерархия, при этом все они клялись в верности Христу, однако их отношение к церкви и авторитету последней было двойственным. Утверждение церковного авторитета сопровождалось ожесточенными дебатами, тогда как королевства, обладавшие собственными войсками и проводящие независимую политику, усиленно маневрировали, добиваясь преимуществ – в манере, которая никоим образом не соответствовала «Граду Божьему» Августина.

Стремление к единству на краткий срок воплотилось в жизнь на Рождество 800 года, когда папа Лев III короновал Карла Великого, правителя франков и покорителя территорий современных Франции и Германии, как Imperator Romanorum (императора римлян)[7] и наделил его теоретическим правом притязать на бывшую восточную часть былой Римской империи, в ту пору звавшейся Византией. Император поклялся папе «защищать от всех врагов святую церковь Христову, оберегать оную от языческого нечестия и нападений неверных, как вовне рубежей, так и внутри, и приумножать силу католической веры нашим приобщением к оной».

Но империя Карла Великого не смогла выполнить клятвы императора: на самом деле она начала распадаться едва ли не сразу после коронования Карла. Император, которого одолевали хлопоты в «метрополии», ближе к дому, никогда не пытался править землями бывшей Восточной Римской империи, переданными ему папой. На западе он добился кое-каких успехов, отвоевав Испанию у завоевателей-мавров[8]. После смерти Карла его преемники предпринимали усилия по сохранению достигнутого, обращались к традиции, именуя свои владения Священной Римской империей. Но, ослабленная гражданскими войнами, менее чем через столетие после своего основания империя Карла Великого сошла с исторической сцены как единое политическое образование (хотя название государства перемещалось на протяжении столетий по европейской территории вплоть до 1806 года).

В Китае властвовали свои императоры, в исламском мире правили халифы – признанные лидеры мусульман. В Европе был император Священной Римской империи. Однако последнему приходилось опираться на куда более слабую базу, нежели его собратьям в других цивилизациях. Он не имел имперской бюрократии. Его власть зависела от могущества в регионах, которыми он правил по династическому праву; в некотором роде это были, так сказать, семейные владения. Статус императора не подразумевал официального наследования: правителя выбирали семь (позже – девять) князей; эти выборы, как правило, представляли собой гремучую смесь политического маневрирования, апеллирования к религиозному благочестию и огромных финансовых расходов. Теоретически император располагал поддержкой папы римского, но политические и географические соображения (удаленность от Рима) нередко лишали его этой поддержки, и потому на протяжении многих лет он правил как «избранный император». Религия и политика никогда не образовывали единой конструкции, что впоследствии сподвигло Вольтера на известное язвительное замечание: мол, на самом деле Священная Римская империя не была «ни священной, ни римской, ни империей». Бытовавшая в средневековой Европе концепция международного порядка отражала текущие договоренности папы с императором – и множеством других феодальных сюзеренов. Универсальный порядок, основанный на возможности единого правления и единого свода законов, неуклонно лишался какой-либо практической ценности.

Подлинное воплощение средневековой концепции мирового порядка случилось на краткий миг с возвышением в шестнадцатом столетии принца Карла Габсбурга (1500–1558); его правление также обернулось окончательной гибелью этой идеи. Суровый и благочестивый, родившийся во Фландрии, принц сызмальства тяготел к власти; за исключением широко известного пристрастия к пряностям, у него не найти никаких пороков, и общественное мнение признавало его неподверженным обычным человеческим слабостям. Еще в детстве он унаследовал корону Нидерландов, а в шестнадцать лет стал королем Испании – со всеми обширными и прирастающими колониями в Азии и Америке. Вскоре после этого, в 1519 году, он победил на выборах императора Священной Римской империи и стал, таким образом, формальным преемником Карла Великого. Совпадение титулов показывает, что средневековое видение императорского предназначения, казалось, готово исполниться. Благочестивый правитель отныне единолично управлял территориями, примерно соответствовавшими современным Австрии, Германии, Северной Италии, Чехии, Словакии, Венгрии, Восточной Франции, Бельгии, Нидерландам, Испании и большей части Северной и Южной Америки. (Это сосредоточение политической власти в одних руках было обеспечено почти исключительно за счет стратегических браков и привело к появлению девиза Габсбургов: «Bella gerant alii; tu, felix Austria, nube!» – «Оставьте войны другим; ты, счастливая Австрия, брачуйся!») Испанские путешественники и конкистадоры – Магеллан и Кортес отправлялись в свои походы с одобрения Карла – уничтожали древние империи на американском континенте и несли в Новый Свет христианскую веру и европейскую политическую систему. Армия и флот Карла V обороняли христианскую веру от новой волны иноземных нашествий – от турок-османов и их сателлитов в Юго-Восточной Европе и Северной Африке. Карл лично возглавил нападение на Тунис, эту экспедицию финансировали золотом Нового Света. Принимавший непосредственное участие в бурных событиях эпохи, Карл V был провозглашен современниками «величайшим императором после разделения империи в 843 году», правителем, которому суждено вернуть мир в подчинение «единому пастырю».

В традиции Карла Великого на своей коронации Карл поклялся быть «защитником и ревнителем Святой Римской Церкви», и люди приносили ему обеты и выражали почтение как «Caesare» и «Imperio»; папа Климент VII утвердил Карла в роли мирского поборника «установления мира и воссоздания порядка» среди христиан.

Китайский или турецкий гость Европы того времени, возможно, углядел бы видимость хорошо ему знакомой политической системы: континентом правит одна династия, власть которой, как считается, исходит от божества. Если бы Карлу удалось полностью консолидировать свою власть и установить упорядоченное наследование в грандиозном территориальном конгломерате Габсбургов, Европа вполне могла бы подчиниться доминирующей центральной власти, наподобие Китая или исламского халифата.