Живи высочайшей милостью - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 6
- Предыдущая
- 6/44
- Следующая
— Еще кто-то? И вы знали, что я появлюсь?
— О да, я знал, когда вы отправились в путь.
— Не понимаю. Никто не мог знать этого.
— Я здешний хозяин, — сказал толстяк. — Я заправляю этой убогой гостиницей ради комфорта и удобства тех, кому случается путешествовать в наших краях. Прошу вас, сэр, располагайтесь у огня и грейтесь. Генерал, я уверен, уступит вам кресло у камина.
— С величайшим удовольствием, — откликнулся генерал, — я уже слегка поджарился, сидя в таком уютном местечке.
Импозантный мужчина с начальственной внешностью поднялся, и на его мундире блеснули медали.
— Благодарю, сэр, — пробормотал Лэнсинг.
Но прежде чем он уселся в кресло, дверь снова отворилась и в комнату вошла женщина. Хозяин заковылял к двери, чтобы приветствовать ее.
— Мэри Оуэн, — сказал он. — Вы ведь Мэри Оуэн? Мы так рады, что вы наконец добрались.
— Да, я Мэри Оуэн, — ответила гостья, — и рада, что добралась, наверняка больше, чем вы. Но не могли бы вы сказать, где я нахожусь?
— Конечно, — сказал хозяин. — Вы в гостинице «Кукареку».
— Что за странное название для гостиницы? — произнесла Мэри Оуэн.
— Ничего не могу сказать на этот счет, — откликнулся хозяин. — Я к этому не имею отношения — гостиница называлась так еще до моего появления. Как вы могли заметить, это достаточно старое заведение. Не один благородный путешественник находил здесь приют.
— Но все-таки что это за место? — спросила Мэри. — Я хочу сказать — что за страна? Кто здесь живет, какая это область, как называется государство?
— Об этом я ничего не знаю. Никогда не слышал никаких названий.
— Но чтобы человек не знал, где он живет…
— Мадам, — вступил в разговор одетый во все черное человек, стоявший рядом с генералом, — поистине все происходящее странно. Хозяин не шутит. Нам он сказал то же.
— Располагайтесь, располагайтесь, — засуетился хозяин. — Проходите поближе к огню. Джентльмены, прибывшие давно и согревшиеся, уступят вам и профессору Лэнсингу свои места. И раз уж все в сборе, я займусь ужином.
Он торопливо засеменил на кухню, а Мэри Оуэн присоединилась к стоявшему у камина Лэнсингу.
— Мне показалось, хозяин называл вас профессором? — обратилась она к нему.
— Да, правильно. Хотя, на мой взгляд, зря. Меня редко так называют. Даже мои студенты…
— Но ведь вы действительно профессор?
— Да. Я преподаю в Лэндморском колледже.
— Я никогда не слышала о таком.
— Это небольшой колледж в Новой Англии.
Генерал обратился к вновь прибывшим:
— Эти два кресла самые удобные. Садитесь. Мы с пастором нежились в них и так слишком долго.
— Спасибо, генерал, — поблагодарила Мэри.
Один из присутствующих, до сих пор не принимавший участия в разговоре, поднялся и мягко коснулся руки Лэнсинга.
— Как вы могли заметить, я не человек. Вы не будете возражать, если я тоже скажу вам «добро пожаловать»?
— Конечно, нет, — начал Лэнсинг и остановился, вытаращив глаза на говорившего. — Вы же…
— Я робот, мистер Лэнсинг. Вам не приходилось до сих пор видеть роботов?
— Нет, никогда.
— Это понятно, нас не так уж и много. И мы есть не во всех мирах. Меня зовут Юргенс.
— Извините, что я не заметил вас раньше. Несмотря на огонь в камине, здесь довольно темно, да и столько всего произошло…
— Прошу прощения, мистер Лэнсинг, вы, случайно, не сумасшедший?
— Думаю, что нет, Юргенс. Никогда об этом не задумывался. А почему вы спрашиваете?
— У меня есть увлечение, — ответил робот. — Я коллекционирую сумасшедших. В моей коллекции есть один очень занятный экземпляр: он думает, что он Бог, стоит ему только напиться.
— Это на меня не распространяется. Пьяный или трезвый, я никогда не считаю себя Богом.
— Ах, но ведь свихнуться можно по-разному. Существуют и другие виды сумасшествия.
— Не сомневаюсь, — ответил Лэнсинг.
Генерал взял на себя труд представить всех присутствующих друг другу:
— Я Эверетт Дарили. Командир семнадцатой бригады. Рядом со мной — пастор Эзра Хатфилд, а леди, сидящая за столом, поэтесса Сандра Карвер. Рядом с мистером Лэнсингом — робот Юргенс. Теперь, когда мы познакомились, я предлагаю сесть и отдать должное прекрасному ликеру на столе. Те, кто пришел раньше, уже успели его оценить.
Лэнсинг сел за стол рядом с Мэри Оуэн. Стол, как он заметил, был из дуба, сработанный искусным ремесленником. На столе стояли три свечи и три бутылки, а также поднос с кружками. Только теперь он мог как следует разглядеть собравшихся в комнате. В дальнем углу за небольшим столиком вольготно устроились четверо игроков в карты, полностью поглощенных игрой. Генерал придвинул к себе кружки и разлил ликер.
— Надеюсь, нам не придется долго ждать ужина, — сказал генерал, — и думаю, он окажется не хуже напитков.
Лэнсингу ликер пришелся весьма кстати. Он налил себе еще немного и уселся поудобнее в кресле.
— Пока мы ждали остальных, — начал генерал, — мы гадали, не смогут ли вновь прибывшие, то есть вы, мисс Оуэн и мистер Лэнсинг, объяснить, где мы находимся. Из того, что вы говорили, мисс Оуэн, ясно, что вы этого не знаете. А вы, мистер Лэнсинг?
— Ни малейшего представления, — ответил Лэнсинг.
— Хозяин утверждает, что и он ничего не знает, — мрачно произнес пастор. — Он говорит, что он всего лишь содержатель гостиницы и что не привык задавать вопросы. Тем более что задавать их здесь некому. Впрочем, я полагаю, что он лжет.
— Не судите слишком поспешно и слишком сурово, — вступила в разговор поэтесса Сандра Карвер. — У него честное и открытое лицо.
— У него лицо свиньи. И он позволяет греховным деяниям совершаться под своей крышей. Эти картежники…
— Что касается греховности, — заметил генерал, — вы все это время пили ликер наравне со мной.
— Это не грех. — Пастор добродетельно поджал губы. — Библия учит нас, что немного вина полезно для организма.
— Ну, приятель, какое же это вино! Такие крепкие напитки не были известны в библейские времена.
— Нам, пожалуй, лучше успокоиться и подумать о том, что нам известно, — сказала Мэри. — Может, тогда мы лучше поймем ситуацию. Нам следует знать, кто мы такие, как попали сюда и что думаем о случившемся.
— Первая разумная мысль, — сообщил собравшимся пастор. — Надеюсь, ни у кого нет возражений?
— У меня нет, — ответила Сандра Карвер так тихо, что остальным пришлось напрячь слух, чтобы уловить ее слова. — Я дипломированная поэтесса из Академии Древнейших Афин. Я владею четырнадцатью языками, хотя пишу и пою только на одном — диалекте Древней Галлии, самом выразительном языке в мире. Я не поняла, как я сюда попала. Я была на концерте и слушала новую симфонию в исполнении оркестра из Заокеанских Земель. Никогда в жизни не слышала более выразительной музыки. Она захватила меня. Мне казалось, что музыка уносит душу из бренного тела в иное пространство. А когда я вернулась, и моя плоть, и мой дух оказались в другом месте — сельской местности небывалой красоты. Там была дорожка, я пошла по ней, и вот…
— А год? — спросил пастор. — В каком году это было?
— Я не понимаю вопроса, пастор.
— В каком году это произошло? Как вы измеряете время?
— В шестьдесят восьмом году Третьего Ренессанса.
— Нет-нет. Я не это имею в виду. В каком году Господа нашего?
— О каком господе вы говорите? В теперешние времена так много господ…
— В каком году от Рождества Христова?
— Христова?
— Да, Иисуса Христа.
— Сэр, я никогда не слышала ни об Иисусе, ни о Христе.
Пастора чуть не хватил удар. Его лицо побагровело, он стал расстегивать воротник, будто ему не хватало воздуха, сделал попытку заговорить, но слова не шли с его уст.
— Мне жаль, если я огорчила вас, — сказала поэтесса. — Я сделала это по незнанию. Простите. Я никогда не обижаю людей по доброй воле.
— Ничего, моя дорогая, — вмешался генерал. — Все дело в том, что наш друг пастор — жертва культурного шока. И он может оказаться не единственным. Ситуация, в которой мы все оказались, совершенно невероятна, но по мере развития событий дело приобретает все же некоторую степень достоверности, хотя боюсь, что большинству из нас принять ее будет трудно.
- Предыдущая
- 6/44
- Следующая
