Живи высочайшей милостью - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 35

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая

Никаких следов Юргенса, ничего, что бы отметило его путь вниз по склону. Лэнсинг понял, что потерял своего спутника: робот исчез в той пограничной области, где стена тьмы соприкасалась с песчаной поверхностью.

Лэнсинг вспомнил, что не слышал криков Юргенса; робот не звал его, не просил о помощи. Он молча принял свою судьбу. Робот шел первым. Лэнсинг был уверен, что в этом проявилась забота о нем, человеческом существе, желание оградить его от опасности, от несчастного случая.

Но был ли это несчастный случай? Лэнсинг снова представил себе Юргенса, завороженно смотревшего на поток тьмы, как Сандра на поющую башню. Потом он вспомнил первый шаг робота вперед. На вершине — он должен был это понимать — он находился в безопасности; но страшная и в то же время завораживающая бездна влекла его столь сильно, что он пожертвовал безопасностью ради возможности стать хоть немного ближе к ней.

Заманили ли Юргенса так же, как Сандру? Было ли нечто в черной завесе, чему он не мог противиться? Сделал ли он этот шаг, не ожидая, что тотчас покатится вниз, но приняв случившееся в бессознательной всепоглощающей тяге к влекущей его неизвестности?

Лэнсинг тряхнул головой. Ему не дано узнать это.

Но, продолжал размышлять Лэнсинг, если верно последнее предположение, если Юргенс действовал по своей воле, он делал это для себя, а не для опекаемых им людей. Он вел себя так, как ему хотелось, а не как требовала того его лояльность по отношению к людям. В тот последний миг Юргенс наконец обрел свободу, которую искал.

Лэнсинг медленно поднялся. Он отвязал веревку от камня и начал методично сматывать ее. В этом не было особой необходимости — он вполне мог бросить ее, но ему надо было что-то делать, и он сматывал веревку. Он положил ее на землю и оглянулся, ища картежников. Ни их самих, ни каких-либо следов он не обнаружил. Что ж, решил Лэнсинг, он займется этой проблемой позже. Сейчас у него нет времени ломать голову над загадками. У него есть дело, и он должен выполнить его как можно скорее.

Ему необходимо вернуться к поющей башне, где Мэри сторожит зачарованную Сандру.

ЛЭНСИНГ, спотыкаясь, возвращался по следу, оставленному им и Юргенсом. Местами их отпечатки уже были занесены песком, но Лэнсингу удавалось отыскать невдалеке продолжение следа. Позади он все еще слышал рокот, отголоски Хаоса. Что же все-таки, размышлял он, с трудом передвигая ноги, представляет собой Хаос? Хотя теперь это не имело значения. Теперь важно одно — вернуться к Мэри.

Опустилась ночь, и взошла луна — тусклый шар, выплывший с востока; зажглись первые звезды. Лэнсинг упорно продолжал двигаться вперед. Сейчас идти легче, убеждал он себя, ведь он идет под гору. Но почему-то легче не становилось.

Он упал на песок, не в силах идти дальше, перевернулся на спину и нащупал флягу. Вытащить ее он и не успел: его сморил сон.

Разбудили Лэнсинга яркие лучи солнца; он не сразу понял, где он. Приподнялся на локте, огляделся и ничего не увидел, кроме ослепительно сверкающего песка, отражающего солнечное сияние. Он протер глаза. Первая его мысль — нужно идти вперед.

Лэнсинг вскочил. Он еще не вполне проснулся, его слегка пошатывало. Отхлебнув тепловатой жидкости из фляжки, он двинулся дальше. Попутно негнущимися пальцами Лэнсинг вытащил из мешка первую попавшуюся под руку еду и стал жевать на ходу. Ничто не должно задерживать его продвижения на юг. Онемевшее после сна тело сопротивлялось каждому движению, но Лэнсинг подгонял и подгонял себя, пока не пришел в норму. Горло пересохло, воды осталось совсем немного, приходилось экономить (через несколько часов он вспомнил, что в его рюкзаке есть вторая наполненная фляжка). Впереди него струился песок, переливаясь в палящих лучах солнца. Слишком долго спал, потерял драгоценное время — упрекал себя Лэнсинг.

Время от времени он вспоминал Юргенса, но не часто и мельком. О нем он подумает позже. Важно сосредоточиться на мысли о Мэри, которая ждет его у поющей башни. Но даже эта мысль то и дело ускользала, и в пустоте, затопившей его сознание, Лэнсинг всеми силами удерживал одно стремление — дойти до поющей башни.

Дюны кончились; следы путешественников стали менее отчетливыми, но, благодаря песчаной почве, все же достаточно заметными. Солнце достигло зенита и стало спускаться на запад. Идти стало легче: местность стала ровнее, дюны реже и ниже. Лэнсинг попытался ускорить шаг, но не смог. Максимум, чего ему удалось достичь, — двигаться равномерно. Ничего удивительного, сказал он себе, подходит к концу третий день утомительного путешествия. И все же он злился, что не может ускорить шаг.

Солнце зашло, на востоке зажглись звезды, небо посветлело — всходила луна. Лэнсинг все подгонял себя. Если не останавливаться, если он будет идти всю ночь, с рассветом он придет к поющей башне.

Но тело его подвело. Ноги отказывались повиноваться, и Лэнсинг вынужден был сделать привал. Он спрятался от ветра за маленькую дюну, развязал мешок, достал вторую фляжку с водой и напился, следя за тем, чтобы не выпить слишком много. Лэнсинг умирал с голоду; найдя в рюкзаке вяленое мясо и сыр, он мигом проглотил их.

Теперь нужно немного посидеть, отдохнуть, решил Лэнсинг, но не спать. Через час или чуть больше он снова отправится в путь. Он задремал, а когда проснулся, звезды на востоке уже бледнели на фоне разгорающегося рассвета.

Проклиная себя за слабость, Лэнсинг с трудом поднялся, вскинул на плечи мешок и снова пошел на юг. Он обещал Мэри вернуться не позже чем через четыре дня; он сдержит свое обещание.

Впереди опять дюны. Лэнсинг уговаривал себя, что должен как можно скорее пройти легкий отрезок пути: в дюнах продвижение неизбежно замедлится.

И чего сходить с ума? — подумал Лэнсинг. Спешить особенно незачем. С Мэри все в порядке. Она ждет меня. Но рассуждения не успокаивали; он по-прежнему старался идти быстрее.

Вскоре после полудня он добрался до места, где они нашли сломанный самоход. Череп, с его сверкающим на солнце золотым зубом, по-идиотски осклабился навстречу. Лэнсинг не стал задерживаться.

Он штурмовал дюны с неистовством берсеркера. Еще несколько часов, убеждал он себя. К закату он доберется до башни и прижмет Мэри к груди.

Через час или около того с вершины одной из самых высоких дюн он мельком увидел башню; она заставила его ускорить шаги.

Все время, пока Лэнсинг боролся с пустыней, его преследовало видение: он подходит к лагерю и навстречу ему, раскрыв объятия, радостно крича, выбегает Мэри.

Однако она не выбежала встречать его. Над кострищем не курился дымок. Не было никого, даже Сандры.

Он вбежал в лагерь и увидел Сандру. Она лежала, прижавшись к основанию поющей башни. Тело ее было неподвижно. Лишь ветер шевелил ее шарф.

Лэнсинг остановился, покачиваясь. Ледяная рука страха сжала сердце, и его охватила паника.

— Мэри! — закричал он. — Мэри, я вернулся! Где вы?

Мэри не отвечала. Никто не отвечал.

Сандра должна знать, сказал себе Лэнсинг. Кажется, она уснула; он разбудит ее, и она ему все расскажет.

Он опустился на колени рядом с Сандрой и осторожно потряс ее за плечо. Что-то было не так — она ничего не весила. Он еще раз потряс ее и опрокинул навзничь, чтобы увидеть лицо. Иссохшее лицо мумии.

Лэнсинг отдернул руку; голова Сандры упала. Мертва, подумал он, будто уже тысячу лет мертва. Безжизненная высохшая оболочка, из которой улетучилось все, что было личностью Сандры.

Лэнсинг поднялся и огляделся. Проковыляв к кострищу, он потрогал пепел. Тот оказался холодным. Порылся в золе — ему не удалось обнаружить углей. Рядом с давно остывшим кострищем лежал вещевой мешок. Скорее всего он принадлежал Сандре. Рюкзака Мэри не было.

Лэнсинг заставил себя сесть. Шок притупил восприятие, он не чувствовал ни горя, ни ужаса — вообще ничего.

Сандра мертва. Мэри исчезла. Костер, размышлял он, костер полностью прогорает не меньше чем за несколько часов. Значит, Мэри ушла давно.

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая