Монах: время драконов - Ши Роберт - Страница 55
- Предыдущая
- 55/114
- Следующая
– Дай Мотофузе шанс извиниться. Когда он поймет, что совершили его люди, быть может, будет сожалеть об этом.
В действительности, вспомнив самодовольное лицо в окне повозки, она не могла себе представить, что Мотофуза может сожалеть о чем-либо. Кийоси покачал головой.
– Мой отец не примет извинений от Мотофузы. Дело не только в нем. Юкио, младший сын Муратомо-но Домея, вновь появился. Они собирают армию в Кюсю. Наши осведомители доносят, что он собирается пересечь море и сражаться за императора Китая. Мой отец уверен, что Юкио собирается поднять еще одно восстание Муратомо. Таким образом, я должен отправиться на Кюсю и немедленно уничтожить Юкио.
Все еще потрясенная уличной дракой, пониманием того, что она убила человека, Танико почувствовала, как новый страх сжал ее сердце.
– Тебе обязательно нужно ехать?
– Я главнокомандующий армии. Я посоветовал отцу отпустить Юкио. Все мятежники Священных Островов слетятся под его знамена, и мы сможем избавиться от них навсегда. Нам не обязательно терять людей. Но мой отец не будет удовлетворен, пока не прольется кровь. Любая победа для него не существует, если за нее не погибли люди, – гнев исчез с его лица, его сменила глубокая усталость.
– Танико, я так хорошо помню Юкио, этого ясноглазого мальчика, играющего в садах Рокухары. Каждый раз, глядя на него, я чувствовал муки, понимая, что именно я обезглавил его отца. Я размышлял, знает ли он об этом, что он думает обо мне. Когда я увидел его впервые, он был немногим старше нашего Ацуи. А теперь мой отец приказывает мне привезти в Хэйан Кё его голову…
Танико держала его за руку, другой рукой он гладил голову Ацуи.
– Я так устал, Танико! Устал от всего. Как ужасно, что война никак не может закончиться…
«Вчера ночью мой господин Кийоси пришел и сказал мне без особого удовлетворения, что повозка регента Мотофузы была атакована группой самураев, когда тот направлялся на Специальный Праздник в Ивашимизу. Самураи убили восемь человек из свиты Мотофузы, выпрягли и прогнали от повозки волов.
Повозка Мотофузы была слишком тяжелой, чтобы ее смогли стронуть с места оставшиеся люди. Он мог подождать других быков или паланкин, но очень испугался за свою жизнь и пошел по улицам пешком, как обычный простолюдин, и опоздал на церемонию. Таким образом, он был публично пристыжен.
Так как Ивашимизу является одной из святынь Хачимана, а Хачиман – патрон Муратомо, Согамори решил, что таким замысловатым путем он нанес вред Муратомо. Оскорбив бога войны? Это кажется мне опасным способом сведения счетов с врагами.
Кийоси принес Ацуи новую флейту – фамильную реликвию, называемую Маленькая Ветвь, которая до настоящего времени была его любимой. «По крайней Мере, – сказал Кийоси, – регент сполна расплатился за смерть нашего знаменосца и за испуг маленького Ацуи. Даже регент, которого прежде все в стране боялись, который ранее контролировал все слова и действия императора, не может уйти от кары Такаши».
Каждую ночь, прежде чем заснуть, даже когда я лежу в объятиях Кийоси, передо мной возникает образ человека, которого я убила. Его мертвые глаза, кажется, и смотрят и не смотрят на меня. И в темноте и тишине своей спальни я чувствую внутри себя ужас. Я совершила ужасный поступок. Убила человека. На моих руках кровь, и они никогда не будут чистыми.
Более того, каждую ночь я вижу выражение, которое было в глазах моего маленького Ацуи, когда я заколола знаменосца. Теперь он знает, что его мать может убить. Девятилетний мальчик не должен жить с такими воспоминаниями. Я вижу мой собственный ужас от того, что совершила, отраженным в его глазах. Все, как говорил мне Дзебу: «Мы все часть одной Сущности».
Если это так, знаменосец был мной, и я убивала себя. Конечно, он просил меня о смерти. Самураи часто убивают себя или просят сделать это других, чтобы избежать плена, увечья или стыда. То, что я сделала, не было ужасным. Это было проявлением милосердия. Тем не менее то, что я убила другое человеческое существо, наполняет меня ужасом, потому что это неисправимо и окончательно. Совершила я это по верным причинам или нет, все равно, я взяла на себя дело ками. К такому действию надо подходить со страхом и трепетом.
Мой Дзебу (мой ли он после всех этих лет?) убивал и убивал снова. Сейчас он уже, наверно, сбился со счета. Я была рядом, когда он убил первого человека. Помню, как он стоял и смотрел на тела убитых еще долгое время после окончания боя. О чем он думал? Как бы мне хотелось поговорить с ним сейчас!
Я спросила Кийоси, что он думает об убийстве, но он не захотел говорить об этом. Сказал, что часть его сознания, думающая об убийстве, закрыта, когда он со мной.
Какой я буду одинокой, когда Кийоси отправиться в поход на Кюсю!»
Глава 26
В один из вечеров Четвертого месяца Года Лошади Юкио, Дзебу и Моко сидели вместе в жилище монахов Храма Цветущего Тика и прощались с членами Ордена, которые давали им приют многие месяцы. Утром их маленький флот отходил в Китай.
Внизу, в городе Хаката, более тысячи мужчин спали с женщинами, писали или бродили, ожидая прихода рассвета. По призыву Юкио они пришли сюда из всех уголков Священных Островов, последние, самые упорные сторонники дела Муратомо в мятеже, в результате которого все остальные склонили головы перед Такаши. Это были дикие люди, наполовину айну, из северного Хонсю; потрепанные в боях воины из восточных провинций; воинствующие монахи из храмов синто и Будды, расположенных вокруг Хэйан Кё; почти каннибалы из южного Кюсю. Все они видели в призывах Юкио последний шанс завоевать вновь богатства, утерянные ими в результате подавления мятежа Такаши.
На прощание с Дзебу и Юкио настоятель Вейчо устроил плотный ужин – наиболее значимое действо, которое могли себе позволить зиндзя. Были поданы сырая рыба, сваренные на пару овощи, рис в избытке и маленькая чашка подогретого саке для каждого из братьев и их гостей. Хотя женщины храма обычно не принимали пищу с монахами, Ниосан присутствовала.
Половина ужина уже прошла, когда один из монахов подвел к Юкио самурая. Это был один из часовых, которых Юкио расставил в нескольких милях от города.
– Быть может, это касается только ваших ушей, господин Юкио, – самурай тяжело дышал и был явно утомленным.
– Если это плохие новости, скажи их всем нам. Чем больше мы узнаем, тем лучше сможем подготовиться!
Спокойное поведение вождя подбодрило самурая, который кивнул и произнес:
– Похоже, Такаши узнали о ваших планах и намереваются помешать вашему уходу. Армия из десяти тысяч человек переправилась два дня назад через пролив из Хонсю. Они всего в дне пешего марша отсюда. Завтра они, несомненно, будут здесь.
– Они прибудут слишком поздно, – сказал Дзебу. – Все, что они увидят, это выходящие из бухты корабли.
– Они могут покарать жителей города и монахов за помощь нам, – сказал Юкио.
– Не беспокойтесь об этом, – сказал Вейчо. – Мы защитим себя сами. Если будет нужно, докажем, что Орден все еще требует к себе уважения, даже после потери некоторых его членов.
Юкио поднялся:
– Необходимо кое-что сделать. Я знал: может случиться нечто подобное, И раздумывал, что необходимо предпринять, чтобы подготовиться к этому. Прошу простить меня, но вынужден покинуть эту трапезу, ваше святейшество: необходимо сделать некоторые приготовления в городе.
С улыбкой и поклоном Юкио повернулся и пошел к выходу, чтобы повесить на пояс меч и кинжал, потом вышел.
Перед восходом на следующее утро набережная Хакаты оживилась шумом от переносимых узлов и ящиков, звоном оружия и криками молодых мужчин, когда люди Юкио начали собираться. Через несколько часов, по свидетельству высланных Юкио разведчиков, армия Такаши должна была ворваться в Хакату.
- Предыдущая
- 55/114
- Следующая
