Царская пленница - Шхиян Сергей - Страница 30
- Предыдущая
- 30/68
- Следующая
— Не мог удержаться, — виновато ответил я. — Такая харя наглая! Они вполне уверены, что полные хозяева жизни.
— Ну и что, со всеми теперь будешь бороться? Жизни не хватит…
Он был прав, но иногда так и тянет совершить что-нибудь иррациональное, особенно когда встречаешь такую одиозную личность…
— Бог с ними, — примирительно сказал я, — все равно нам отсюда нужно съезжать. Мне всю ночь клопы заснуть не дали.
— Куда ехать-то, везде паспорт спросят.
— А если к твоей вдове на Сампсониевский проспект?
— Думаешь, у нее княжеские покои?! Да и далеко оттуда тебе будет по кабакам ходить.
Намек был прозрачный, но я не возразил — потому как ходил по злачным местам не по своей прихоти, а по нужде. Не успели мы кончить разговор, как вновь пришел хозяин. Он взял себя в руки и больше не смотрел волком.
— Ты на меня, Иван Иванович, не обижайся. Не я тебя собачил, нужда моя. Селиванов, он, думаешь, что? Так и спустит? Шалишь, он за копейку удавится, а тут, шутишь, венская карета за шесть тысяч, а кони все двадцать стоят! Это не фунт изюма!
— Я-то тут при чем? — опять закосил я под полного идиота. — Мне самому Дмитрий Федорович понравился. Очень солидный господин, а уж какой добряк, отродясь таких не видывал.
— Это точно, что добряк, — усмехнулся хозяин, — только те, кто от него добра ждут, по ночам спать боятся.
— Почему? — наивно вытаращил я глаза.
— Так, шучу я, — испугался своей откровенности Михайло Михалыч, — Дмитрий Федорович прекрасный и достойный человек. Вот и нужно помочь ему обидчиков отыскать.
— Тех, что карету подменили? — наконец догадался я.
— Вот именно. Ты, случаем, не знаешь, кто это сделал?
— Я в Санкт-Петербурге кроме вас, почитай, никого не знаю. А вы все время с нами в ресторации сидели, так что я на вас и не думаю.
От такого идиотизма хозяин только повел шеей, как будто ее жал тугой воротник.
— А к какому это офицеру ты в ресторации подходил? Он потом, кажется, нам еще на улице повстречался.
К такому вопросу я не был готов, — не думал, что Михайло Михалыч отличается такой наблюдательностью.
— Это наш сосед по Курскому имению, — спустя мгновение, почти не запнувшись, ответил я.
Домохозяин пристально посмотрел на меня — не поверил.
— А какая его фамилия?
— Воронцов, он из графского рода, — теперь уже без запинки ответил я.
— Слышал про таких, — пробурчал он, остывая. — О чем говорили?
— Так, ни о чем, я ему просто как сосед представился. Он-то меня не вспомнил, — стыдливо сказал я.
Кажется, последнее замечание убедило собеседника, что я не вру, и объяснило мою заминку — не хотел сознаваться, что аристократ меня не признал.
— Вот видишь, лезешь к неровне, а потом плакать будешь!
Никакой логики в словах домохозяина я не усмотрел, но согласно кивнул головой.
— Тебе, как молодому юноше, нужно наставление, а то совсем с пути собьешься! — неожиданно перешел он к морализации. — Вот, сколько ты вчерась денег прогулял?
Такого вопроса я никак не ожидал. Деньги «прогуляли» мы вместе и расплачивался я в присутствии Михайло Михалыча. Однако, продолжая демонстрировать первозданную простоту, ответил:
— Восемьсот восемьдесят пять рубликов!
— А сколько у тебя осталось?
Я подкатил глаза и начал подсчитывать в уме
— Шешнадцать рублей ассигнациями и двугривенный серебром!
— Сколько? — переспросил он.
Я повторил. Лицо Михайло Михалыча сделалось холодным и презрительным
— А еще взять есть где?
— Друзья помогут! Вместе же гуляли!
— Это какие такие друзья?!
— У меня во всем городе только вы с господином Селивановым друзья и есть. Чай, вместе денежки профукали.
— Ты при мне, мальчишка, даже слов таких не говори! Ишь, с больной головы на здоровую! Я тебе честь сделал, с большим человеком познакомил, а ты что болтаешь?! Коли нет денег, зачем в ресторацию поперся?
— Так это вы же, Михайло Михалыч, велели!
— Так, значит? Ладно! Сегодня еще можешь у меня побыть, а завтра с утра чтобы духу твоего здесь не было!
— Да как же так! — уязвленный до глубины души, воскликнул я. — Вы же обещали быть отцом и благодетелем, а теперь гоните?!
Для убедительности, я начал шмыгать носом.
— И нюни не разводи, Питер слезам не верит!
— Москва.
— Что Москва? — не понял он.
— Москва слезам не верит, а не Питер!
— Вот ты о чем! Питер тоже не верит! Так чтобы завтра с утра духу твоего здесь больше не было!
Что мне оставалась делать? Только заплакать, что я и сделал. Однако жестокосердный домовладелец не пожелал видеть моих горьких слез и ушел, что-то возмущенно бормоча под нос.
Мы с Иваном быстро собрали вещи и покинули негостеприимный кров. На улице, как на грех, не было ни одного свободного извозчика. Мы пошли к перекрестку и, когда уже значительно отдалились от домовладения нелюбезного Михайло Михайловича, увидели, как к его зашарпанному подъезду подъехали три казенные кареты, и из них начали вылезать люди в полицейской форме.
— Видишь? — нравоучительно сказал Иван. — Доигрался! А кабы мы не успели уйти вовремя, отправились бы прямиком в участок!
Я не был уверен, что налет полиции организовал Селиванов, подозрительный дом могли осмотреть и в процессе «плановой проверки», но это не имело принципиального значения. Главное, что нам повезло, и убрались мы оттуда вовремя.
— Поглядим, что полиция будет делать, — предложил напарник.
— Ты еще сам туда зайди, спроси! Идем отсюда, и не оглядывайся!
В это время освободился пятикопеечный «ванька», мы сторговались и поехали прочь от опасного места. Колымага была безрессорная, тряская, лошадка низкорослая и слабая, так что побег наш проходил со скоростью шесть километров в час.
— Останови здесь, любезнейший, — попросил я извозчика, когда мы отъехали от Фонтанки.
— Почему выходим, мы же еще не доехали? — удивился спутник,
— Потому, — ответил я, когда мы выгрузили вещи и пошли дальше пешком, — всегда, когда убегаешь, несколько раз меняй транспорт, чтобы не выследили, куда ты направился.
— Чего ради?
— Если нас захотят поймать, то опросят всех извозчиков, найдут по приметам и узнают, куда мы ехали.
Иван скептически хмыкнул, потом спросил:
— А теперь не найдут?
— Если поедем по одиночке, то не смогут. Будут искать двух мужчин с узлами.
Я подумал, что, пожалуй, перестраховываюсь, но если налет на меблированные комнаты организовал Селиванов, то ждать от него можно было многого.
Задним числом я пожалел, что втянул в эту авантюру легкомысленного Афанасьева. Теперь, утром, на трезвую голову, вчерашняя шутка уже не казалась такой безобидной и безопасной. Офицеров, которые в ней участвовали, могли знать по фамилиям у Демута, при желании можно было заставить заговорить селивановского кучера и выйти через него на Шурку.
— Говори адрес своей вдовы, поезжай один и жди меня там, — сказал я Ивану.
— Что еще приключилось? — удивился он.
— Боюсь, что ты прав с обиженным чиновником, как бы не подвести моего знакомого офицера. Поеду к нему, предупрежу.
Иван собрался было еще раз подчеркнуть свою предусмотрительность, но посмотрел на меня и промолчал. Мы разошлись. Я направился к казармам Преображенского полка и у дежурного офицера узнал адрес квартиры Афанасьева.
Шурка жил недалеко от места службы, в маленьком флигеле. В прихожей меня встретил степенный мужик с заспанным лицом. Он, видимо, только что проснулся, был встрепан и недоволен жизнью.
— Поручик Афанасьев здесь живет? — спросил я.
— Живет, — тяжело вдохнув, сознался слуга.
— Мне нужно его видеть.
— Это, сударь, никак невозможно, — покачав головой, ответил он. — Александр Николаевич отдыхают после ночной службы.
О какой службе он говорил, было непонятно: вчера вечером Афанасьев был так расслаблен, что к служению отечеству явно неспособен.
— Так поди, разбуди, — уже научившись разговаривать со слугами, строго сказал я, — мне нужно с ним переговорить.
- Предыдущая
- 30/68
- Следующая
