Крах - Шевцов Иван - Страница 21
- Предыдущая
- 21/55
- Следующая
В этот теплый субботний день народу в парке, как это ни странно, было не так много: очевидно, москвичи разъехались по дачам заниматься садами-огородами. Шереметевский парк восхищал Таню своими дубами-исполинами, много повидавшими на своем веку. Стволы в три обхвата, могучие, растопыренные во все стороны сучья создавали величавую крону и впечатляли своей исторической вечностью. Даже зарубцевавшиеся продольные шрамы, свидетели жестокого удара молнии, не разрушали их незыблемости и силы. Среди дубов, лип и вязов пестрели белые сполохи черемух. Их терпким приятным запахом был густо насыщен воздух.
Таня прошла по центральной аллее до чугунных ворот, разделяющих Шереметьевский парк и ВДНХ, и, возвращаясь обратно, решила присесть на свободной скамейке. Парк был озвучен разноголосием пернатых, среди которых резко выделялись голоса дроздов и зябликов. Вдруг в стороне прудов, разделяющих парк и Главный ботанический сад, раздался робкий, как бы пробный голос соловья из черемуховых зарослей. Мимо скамейки, на которой сидела Таня, проходил мужчина средних лет с огромнейшей бело-палево-коричневой собакой породы московская сторожевая. Услыхав соловьиную трель, он замер на месте, настороженно, с блаженной улыбкой на тонком аскетическом лице прислушался. Потом, посмотрев на Таню добрыми умными глазами, с детской радостью произнес: — Слышите? Прилетел кудесник, порадует.
Его восторженный, доброжелательный взгляд словно приглашал Таню разделить с ним радость первой в этом году встречи с соловьем. И в ее больших темных глазах вспыхнула дружеская ответная улыбка.
— Это соловей? — спросила она на всякий случай поскольку иногда голосистых певчих дроздов принимала за соловья.
— Он самый. Да к тому же молодой, еще робкий, неуверенный в себе. — И вдруг спросил: — Мы с Амуром вам не помешаем? Вы позволите присесть?
Таня не возражала, лишь искоса посмотрела на собаку, заметив то ли с опаской, то ли с восхищением:
— Какой богатырь! А он не…
— Не беспокойтесь: с добрыми людьми он добряк, со злыми — беспощадно зол. Вы, я вижу, женщина не просто добрая, а как бы вам сказать, чтоб не сочли за комплимент, очаровательно добрая.
Таня была настроена дружелюбно к этому крупному, но не тучному мужчине с тяжелой копной темнорусых волос и проницательными глазами, которые смотрели открыто и прямо из-под густых бровей. В его простодушных мягких манерах чувствовалась сердечность, доброта и душевная щедрость. «А он не лишен обаяния», — решила Таня, с любопытством поглядывая то на собаку, то на ее хозяина. В глазах ее таилось неотразимое очарование.
— А как же вы с ним в транспорте? — поинтересовалась она.
— Да ведь мы тут недалеко живем, на улице Королева. — Говоря «мы», он явно имел в виду себя и Амура. — А вы издалека сюда добрались?
— Я еще ближе, с первой Останкинской. Знаете эти голубые корпуса?
— Так мы с вами соседи. Это хорошо. «Почему хорошо и что в этом хорошего?» — подумала Таня и спросила:
— Почему вы его Амуром назвали?
Пес, услыхав свое имя из уст незнакомки, очень осторожно, как будто даже извиняясь, положил свою голову на колени Тани.
— Амур, ты ведешь себя слишком фамильярно. Это неприлично для воспитанной собаки, — ласково пожурил пса хозяин.
— Ничего, я его прощаю, он, видно, добрый.
— Он несомненно добрый. Но тут есть своя причина такого поведения.
— Какая же? Если не секрет… — сорвалось у Тани.
— Особого секрета нет, — без охоты молвил хозяин. — Мы с вами еще не познакомились. Мой батюшка Харитон Силин нарек меня Костей, следовательно я Константин Харитонович. А как вас звать-величать? Извините, я не хочу быть навязчивым, можете не отвечать.
— Ну почему же, тем более мы соседи. Меня зовут Татьяной Васильевной. Я врач-терапевт.
И одарила его долгим взглядом. Он правильно понял этот взгляд и ответил просто:
— Я судья.
— А почему вы назвали свою собаку Амуром?
Снова услыхав из ее уст свое имя, пес поднял на Таню умные доверчивые глаза и ласково потерся о ее ноги. Силин добродушно и в то же время как-то страдальчески усмехнулся, как будто вопрос ее для него был непростым, проговорил как бы размышляя:
— Амур — великая река. И Амур — бог любви. Кому отдать предпочтение? Я отдал последнему. Вы спросите — почему? Да очень просто. Любовь — это божественный дар всевышнего, ниспосланный всем земным тварям и в первую очередь человеку. Кстати, многие животные, птицы не чужды этого дара. — Он говорил медленно, неторопливо и весомо выкладывая слова. — Вот он, — кивок на собаку, — ласково положил на вас свою голову. Выдумаете, почему? Тут есть веская причина. Недавно он расстался с любимым человеком, своей хозяйкой. Он тоскует по ней. И вы напомнили ему ее, и он дарит вам свою ласку.
Силин умолк. Он думал: продолжать начатое, в сущности интимное, да еще первому встречному? Вообще он отличался болезненной застенчивостью и был удивлен, что вдруг разговорился с этой привлекательной женщиной, внушающей доверие и симпатию. Таня поняла, что задела что-то сокровенное, запретное и почувствовала некоторую неловкость:
— Извините, мне, наверно, не следовало…
— Нет, нет, тут совсем не то, о чем вы могли подумать, — поспешно перебил он. — Все гораздо проще и, я бы сказал, банально: на днях моя жена уехала в Штаты. Насовсем. Официально получила развод и уехала. А мы остались, нам с Амуром не нужны никакие Америки. (Он умолчал, что осталась с ним и его дочь Ольга — студентка МГУ.)
— Я даже не знаю, как мне… выразить вам свое сочувствие или… — в некоторой растерянности проговорила Таня.
— Сочувствие? Да нет же, скорее «или», — добродушно заулыбался Силин. — Во всяком случае, разлука была без печали. Вот только Амур. — Он потрепал собаку по голове. Таня обратила внимание на его руку — сильную, твердую, с крупными, как желуди, ногтями на довольно тонких пальцах. Удивительное прямодушие судьи, его откровенность вызывали в ней ответную симпатию. И она, преодолевая внезапное смущение, не дожидаясь его любопытства, которого, впрочем, могло и не быть, как-то непроизвольно сообщила:
— А мой сегодня тоже улетел в дальнее зарубежье, в Испанию.
- Предыдущая
- 21/55
- Следующая
