Грабеж - Шевцов Иван Михайлович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/65
- Следующая
В небольшой мыльной на мраморном лежаке в шайке, наполненной водой, томились два веника: березовый и дубовый. Зеленоватая вода в бассейне пахла хвоей. В парилке витал сухой дух, термометр показывал семьдесят градусов: более высокой температуры Пришелец не признавал, берег сердце. Главное, считал он, не температура пара, а фитонциды березового и дубового листа. На верхней полке у изголовья стояла шайка с холодной водой.
Все шло однажды установившимся чередом: пройдя в мыльную, где в ожидании стоял Соколов, Ипполит Исаевич толкнул дверь парной, полез на полок. За ним с двумя вениками в руках вошел Соколов и, остановившись внизу на ступеньках лестницы, заботливо спросил:
— Как самочувствие, Ипполит Исаевич?
— В здоровом теле — здоровый дух, — ответил Пришелец не без гордости. Да и грешно ему было жаловаться на тело. В свои сорок три года он выглядел если не спортсменом, то по крайней мере спортивным тренером, сохранившим былую форму. Пришелец опустил лицо в шайку с холодной водой, довольно фырча, брызнул на грудь, лег на живот и подал команду:
— Начнем, Алеша, (не «Алексей — божий человек», как обычно, а «Алеша».)
Соколову понравилось такое обращение. Он поднялся наверх и одновременно двумя вениками начал колдовать над распаренным телом клиента. Сначала потряхивал, помахивал, обдавая паром, но, не касаясь тела листом, все сильнее и все ближе, ближе, и вот, наконец, оба веника мягко, осторожно, словно пробуя, коснулись плеч, спины, поясницы и, подпрыгивая, прошлись по вытянутым ногам. Это была проба, своего рода разведка, потому и спросил Алексей заботливо:
— Терпимо, Ипполит Исаевич?
— Благодать, Алеша, давай, работай. У тебя прирожденный талант. Народный, самобытный, — кряхтя, приговаривал Пришелец.
Он поворачивался, ложился на спину, подставляя грудь и живот, потом вошел в бассейн. После бассейна снова в парную, на полок, под веники. И так несколько раз. Потом в мыльной улегся на мраморную плиту, и Соколов, вооружившись мочалкой, окутал его густым облаком мыльной пены, приговаривая:
— Теперь можете говорить, Ипполит Исаевич: «Чист как стеклышко». Все грехи смыли.
— А ты думаешь, за мной водятся грехи? — В голосе Пришельца Соколов уловил нотки недовольства.
— Водились, Ипполит Исаевич, а теперь нет, смыли. А кто из нас безгрешен? Я таких не встречал. Как не существует в натуральной природе дистиллированной воды, так и безгрешных людей, исключая младенцев, нет. Да и жить, наверное, скучно было б с праведниками.
— Разумная твоя философия, Алексей, — похвалил Пришелец, как всегда вяло, с пренебрежительной ленцой в голосе. Это была его манера: говорит — словно делает одолжение. — Грех — понятие теоретическое и сугубо субъективное. Что одному кажется грехом, то другому оборачивается благом. Даже Маркс говорил о себе: ничто человеческое мне не чуждо. Так сказал основоположник. Запомни!
Из прочитанного Пришелец помнил только это высказывание Карла Маркса, понимая его по-своему.
После всех положенных процедур Ипполит Исаевич, завернутый в простыню, нежился в мягком кресле, приказав Соколову подать коньяк и две рюмки, а также стаканы для минеральной. Он впервые пригласил банщика сесть за стол. Такой неожиданный жест удивил и даже смутил Алексея.
— Благодарю, Ипполит Исаевич, но мне никак нельзя: я ведь на работе, а у нас строго запрещено.
— Глупость, Алеша. Одному мне никак не с руки. Я не алкаш. Ты когда-нибудь выпивал в одиночку? Нет? Тогда запомни — в одиночку пьют только алкаши.
«В самом деле, пить одному — последнее дело», — подумал Соколов и сдался, отпив всего несколько глотков, чтобы не обидеть доброго человека, поддержать компанию. Звучно хрустя свежим огурцом, Пришелец поинтересовался в порядке консультации, знает ли кандидат технических наук, что такое жидкое золото.
— Дело в том, — сразу же пояснил Ипполит Исаевич, — что одному моему приятелю подарили флакон жидкого золота, и он не знает, что с ним делать.
— Позолотить что-нибудь, скажем, раму картины или фарфоровую вазу, — ответил Соколов и в свою очередь поинтересовался: — А какой процент золота, не знаете?
— Кажется, двадцать пять. А что, оно разное бывает?
— Бывает и двенадцать, и десять. Смотря для какой цели.
— Так что ж, выходит: чем выше процент, тем лучше блестит?
— Как раз наоборот. Если блеск матовый, значит, высокий процент. А если ярко сверкает как на фарфоровых чашках — значит жиденькое, десятипроцентное.
— Интересно. А можно его разбавить? Из двадцатипятипроцентного сделать десяти?
— Запросто.
— И в твердое превратить можно?
— Проще простого: вылейте в сковородку, добавьте туда бензина и поджаривайте при высокой температуре паяльной лампой, скажем. Раствор испарится, и останется чистое золото.
— Только и всего? — преувеличенно удивился Пришелец и выпил вторую рюмку.
— А то как же. Из литра жидкого золота можно получить грамм двести твердого.
Пришелец в глубине души торжествовал. Все оказалось проще простого. Из десяти флаконов двадцатипятипроцентного пять флаконов можно превратить в двенадцатипроцентное и пустить в дело, а пять флаконов превратить в твердое золото и прикарманить.
Анатолий Павлов появился в условленное время: минута в минуту — к этому его приучил пунктуальный хозяин. Соколов в тот же миг удалился к себе. Наскоро отстегав себя веником и окунувшись в бассейне, Анатоль предстал перед Пришельцем, готовый выполнить любое поручение. Он легко угадывал настроение своего хозяина и сразу понял, что тот в хорошем расположении духа.
— Можешь сегодня себе позволить, — Ипполит Исаевич кивнул на бутылку.
«Будет о чем-то просить», — отметил про себя Анатоль и налил себе коньяку. Каждая просьба или поручение Пришельца для Павлова означала приказ, ослушаться которого он не мог, по опыту зная, что шеф все равно настоит на своем. И каждая просьба требовала немалых усилий, иногда связанных с риском. Анатоль привык рисковать, но не безрассудно. Он только внешне казался этаким сорвиголовой. На самом же деле его изворотливый ум любое действие, прежде чем его совершить, подвергал точному расчету, при котором всегда имелись в виду возможности последствия.
Небрежно чокнувшись с Павловым и отпив несколько глотков, Пришелец, нежась, лениво развалился в кресле:
— Я вот о чем думаю: пора тебе иметь прочную базу — квартиру, дачу, машину.
— Думы и грезы, Ипполит Исаевич, — заметил Анатоль.
— Грезы потому, что много сложностей. И главная — у тебя нет постоянной московской прописки. А посему кооперативный вариант отпадает. — Пришелец сделал паузу. — В такой ситуации есть единственный вариант — женитьба. — Он не сводил взгляда с Анатоля, точно ожидал, какое впечатление на того произведут его слова.
— На квартире? — Как-то беспечно выпалил Павлов, и в его вопросе прозвучала веселая ирония, которую Пришелец решил поддержать.
— Со всеми удобствами, с дачей впридачу, но главное с солидным капиталом.
— А жена? Она тоже впридачу? — Павлов уже уловил, куда клонит его шеф. — Вдова покойного академика или генерала?
— Кретин! — недовольно проворчал Пришелец. — Девушка, дочь состоятельных родителей. Единственная дочь, следовательно, наследница. Четырехкомнатная квартира, дача в Абрамцеве, «Волга» — последняя модель, золотишко и прочие камешки, не считая сберкнижек на предъявителя. Понял, дубина? Теперь прикинь, взвесь, подсчитай. Четвертая часть всего принадлежит тебе.
— Так, четвертая часть. Подсчитаем, прикинем, взвесим, — шутливо продолжал Анатоль. — Одна комната, одно колесо от «Волги»…
— Прекрати ерничать! — Тяжелый хмурый взгляд Пришельца остановился на лице Павлова. — Пора стать серьезным. С женой ты можешь не жить, для этого есть институт любовниц. В конце концов разведешься. Твоя доля имущества достанется тебе. А не хочешь — черт с тобой. Ты всегда был неблагодарной скотиной. О тебе забочусь. Мне, что ли, нужна квартира?
- Предыдущая
- 14/65
- Следующая
