На острие луча - Шепиловский Александр Ефимович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/52
• Следующая

Я не мог удержаться и чрезвычайно вежливо спросил:

— Вы серьезно, Марлис, в это верите?

Он пренебрежительно усмехнулся:

— Разве можно увидеть сейчас живого… ну скажем, Ганнибала, от которого, неизвестно, остался ли прах?

— Почему бы и нет, — ответил я. — При желании можно увидеть настоящего неподдельного питекантропа.

— Уж не машину ли времени ты изобрел?

В словах его зазвучала неприкрытая издевка. Но я хладнокровно ответил:

— Машина времени — это чистейшая фантазия и никто изобретать ее не собирается. Увидеть прошлое можно другим способом.

— Интересно, каким же?

Все открыто смеялись мне в лицо, но я невозмутимо продолжал:

— Мы свыклись с мыслью, что путешествовать разрешено природой только из настоящего в будущее. А я утверждаю, что путешествие возможно и в обратном направлении, то есть можно увидеть самого себя в годовалом возрасте, и бабушку свою, когда она еще плакала в пеленках, и переправу Ганнибала через Рону и если хотите, пещерных людей. Почему я вижу всех вас? Волны света разных длин и частот, отразившись от ваших тел, воспринимаются моими глазами. Энергия волн дает импульс в зрительный центр головного мозга и воспринимается моим сознанием, то есть я вижу ваше изображение. Видит вас также и вон та порхающая птичка. Гляньте в окошко. Не надо, улетела уже. Этот же отраженный свет уносит в пространство, в бесконечность и ваш образ. Настроившись на эти волны специальной аппаратурой, которую можно создать — да, да, можно, — и сообщив себе колоссальную скорость, намного превышающую скорость света, я буду преспокойно путешествовать в пространстве, и для меня время как бы потечет в обратном направлении. Обгоняя свет, я тем самым буду обгонять ваше изображение, излучившееся когда-то в космос, и улавливать его своей аппаратурой. Вы на земле будете стареть, а для меня молодеть. Сообщая себе все большую и большую скорость, я буду видеть жизнь такой, какой она была хоть год, хоть тысячи лет назад. Правда, люди будут бестелесны и немы, но я буду их видеть.

— Фу, какая чушь! — поморщился Марлис.

Остальные улыбнулись: «Ну и загнул?»

— Не чушь, а строгий математический расчет и железная логика физики, — вскричал я.

— Какая здесь физика, — вдруг строгим голосом сказал Марлис. — Каждый школьник знает, что скорость света — предел и никакое материальное тело, будь то ракета или простая молекула, не достигнут этой скорости, ибо в противном случае масса их станет бесконечной, что определенно невозможно. Сверхсветовых скоростей вообще нет в природе. Ты просто переутомился, нанюхался краски. Иди приляг, отдохни. На сигаретку.

А сам прекрасно знает, что я не курю. Я понял, что спорить с этими неучами бесполезно и, отшвырнув в сторону амперметр, направился к выходу. Никто не окликнул меня, только раздался чей-то шепот:

— Смотри-ка, распетушился.

Не успел я взяться за ручку двери, как она распахнулась и на пороге застыла наша уборщица. Узенькие глазки ее на этот раз заметно расширились, нижняя губа, как в судороге, исказилась.

— Вы больны? — спросил я.

Она покачала головой и срывающимся голосом проговорила:

— Там, тама… в шестой мертвец.

— Какой еще мертвец? — удивился я.

— Живой, настоящий.

Подбежали сотрудники.

— Живой, говорите? — переспросил Марлис. — Значит, это не мертвец.

— Да мертвец же, о господи! Сама видела.

Мы бросились в шестую. Я был впереди и бесшумно распахнул двухстворчатую дверь. От увиденной картины все отпрянули назад.

По комнате медленно вышагивал скелет. На нем были блестящие коричневые штиблеты, а сбоку, у бедра, висела черная расческа. Двери были моментально прихлопнуты. Марлис вытер обмоткой соленоида мгновенно вспотевший лоб, оставив на нем несколько царапин.

— Черт те что!

— Ерунда какая-то, — пробурчал Кнехт.

— Действительно, вздор, — сказал начальник «второй» и повернулся к своему помощнику: — Зайдите-ка, узнайте, в чем дело.

— А почему именно я? Ведь не секрет, что у меня больное сердце. Вот вы, дорогой лаборант, молодой еще, зайдите и смело спросите: «Гражданин, что вы тут делаете?»

Лаборант побледнел и ткнул пальцем в меня. В это время дверь приоткрылась, и скелет высунул череп и спросил:

— Что вы тут как заговорщики шепчетесь? Возмутительно!

Молодой лаборант и помощник, громыхая по ненатертому паркету, бросились бежать.

— А ведь серьезные люди, научные работники к тому же, — сказал скелет и «цокнул» языком. Языка не было, но звук-то мы отлично слышали.

Я посмотрел на его штиблеты, хмыкнул про себя и глянул на остальных. Они гипсовыми изваяниями так и вперились в пустые глазницы черепа.

— Что с вами? — дрогнувшим голосом спросил скелет и весь вывалился наружу.

Порази меня гром, раздави меня бульдозером, но его был голос необщительного профессора! И штиблеты вот его. Конечно, он! В чудеса я не верю и поэтому спокойно спросил:

— Профессор, посмотрите на себя. Вы ничего странного не замечаете?

— Что вы имеете в виду?

— Ваш облик. Вы же скелет.

— Галлюцинации.

— У одного — возможно. Но не у всех же разом. Вероятно, ставя эксперимент, вы подверглись какому-то излучению и мягкие ткани организма, а также ваш костюм стали невидимы. Лучи повлияли также на ваш зрительный нерв, и вы видите себя нормальным человеком. Убежден, что притронувшись сейчас к вам, я нащупаю не кость, а тело.

И не дав Бейгеру опомниться, я положил ладонь на его плечо. Меня трудно ошарашить, но тут я был потрясен. Пальцы с небольшим усилием, как через студень, прошли сквозь мякоть мышц, сквозь сухожилия, я ощутил твердую ключицу, обхватил ее и непроизвольно сжал в кулак. Профессор чертыхнулся, я убрал руку и, не теряя самообладания, сказал:

— Вы и в самом деле скелет! В полном значении этого слова.

— Скелет, — подтвердил Марлис.

— Скелет, говорите? Возмутительно! Что-то я не предусмотрел.

Профессор засопел и пошел в глубь лаборатории. Я за ним. Услышав мои шаги, он обернулся:

— Прошу без посторонних, — и скрылся за эбонитовой перегородкой, из-под которой выглядывали его штиблеты с торчащими из них костями ног. Тотчас послышалось монотонное, все усиливающееся гудение. Внезапно оно оборвалось, раздался сухой, как при электрическом разряде треск, и помещение наполнилось желтоватым плотным туманом. Во время гудения я смотрел на штиблеты. Сразу же после треска кости ног вдруг задрожали, потеряли резкие очертания и совершенно растаяли в воздухе. Остались одни штиблеты да упавшая рядом расческа. Я зажмурился и вновь открыл глаза. Картина не изменилась. Я заглянул за перегородку. Скелета не было.

— Что с вами? — спросил я и, втайне надеясь встретить профессора, провел рукой над штиблетами: пусто.

— Где вы? — уже крикнул я.

— Мы здесь, — отозвался Марлис.

— Исчез профессор!

— Сбежал?

— Кругом капитальные стены. Исчез он. Нет его. Нету! Растаял.

— Не может быть!

— Ищите. Остались только его штиблеты с расческой, а главное бумаги и аппаратура. Я допускаю лишь одно: профессор жив, но для нашего мира его нет. Возможно, он находится в четвертом измерении.

— Ну, Фил, ты опять загибать начал. Ты хочешь сказать, что его вообще нет.

— Почему же. Вообще-то он есть, но где-то там, нам это ни вообразить, ни тем более объяснить невозможно. Думаю, он вне опасности. Чтобы узнать все, вернуть его, нужно разобраться в бумагах, в формулах, узнать соль, докопаться до всего. Сейф в этой комнатушке. Туда.

Интересное явление. На этот раз меня послушались все и дружно двинулись к сейфу.

— Ах ты! Ключ-то он взял с собой, — остановился Марлис.

— Взломать, — неуверенно сказал вернувшийся из любопытства Кнехт.

— А как на это директор посмотрит?

— Он в отъезде, — отозвался начальник «второй». — Я за него. Но ломать не разрешаю. Отвечать мне одному придется. Предлагаю изготовить по слепку ключ.

Мастера-то мы отличные. Еще не полностью рассеялся желтоватый туман, а начальник «второй» тянул отомкнутую дверцу сейфа на себя.

• Предыдущая
• 2/52
• Следующая