Лидерство: проклятье или панацея? - Поломошнов Борис - Страница 5

Даже если хвалить-то особенно и не за что.

Чего греха-то таить? – ведь и восторга хочется, и восхищения.

Славы хочется.

Такой, чтобы лик (и не только) свой успеть увидеть «одетым» в «гранит и бронзу», а мощь свою услышать воспетой в одах и кантатах.

Для всего вышеперечисленного роль Лидера – Вождя нации, Отца всех народов, Большого друга детей (писателей и поэтов, певцов и композиторов, рабочих и колхозниц) подходит в самый раз.

В этой роли можно позволить себе даже быть скромным, бормоча, стыдливо потупив взор, что-то вроде того, что: «Не надо оваций. Что вы в самом-то деле. Прекратите сейчас же! Мне это неприятно».

На самом-то деле – приятно!

Еще и как!

Приятно чувствовать себя сильным, как бенгальский тигр, могущественным, как британский лев викторианской эпохи, презрительно глядящим и гáдящим на всех свысока, как геральдический белоголовый орлан времен «Gulf War – II» на некоем гербе.

Однако подлинно заслуженная гордость человека-лидера определяется исключительно тем, в чем он достигает лидерских позиций отнюдь не как животное, пусть даже самое величественное и великолепное.

Сила без разума – вандализм.

Могущество без справедливости – злодейство.

Величественность без мудрости – тщеславие.

Лидер, уподобившийся животному, гаже и опаснее любого зверя.

Подобающее животному – не подобающе человеку.

Лидеру – в первую очередь.

Ведь он – весь на виду.

Это только павлиний лидер может позволить себе компенсировать роскошью и великолепием своего хвоста ущербность и убожество своих по сути куриных мозгов.

Человеческому же лидеру сие не пристало.

Обсме'ют и засме'ют: посмéют.

Если и не сразу, так с некоторым интервалом во времени, когда какой-нибудь, не обремененный никакими комплексами сопленосый мальчишка, покажет пальцем на надувшего щеки в своем индюшином самолюбовании претендента на звание Лидера нации, и, смеясь, произнесет истину, глаголимую «младенцем»: «А индюк-то – безмозглый!».

Хочется этого человеческому – не-павлинье-индюшиному – претенденту на лидерство?

Однозначно: нет, не хочется.

А чего же ему хочется?

Человечность лидеров, как, впрочем, и всех нормальных людей проявляется в желании добра.

В общем и целом каждый лидер стремится быть подобным Богу.

Который, – по Его определению – Доброжелателен и Добротворящ.

Дьявол же, как известно, кроется в мелочах.

И – в деталях.

Таких, как, например, конкретные ответы на конкретные вопросы относительно хотения лидерами Добра.

Кому?

Когда?

Какого?

Сколько?

Всем?

Всегда?

Всяческого?

Как можно больше?

Такого максимализма не проповедовал даже Великий Спаситель, ограничиваясь призывом возлюбить лишь ближнего своего аки себя самого.

А как быть с «дальним»?

И как определить, «кто есть who?»?

Кто есть «ближний», а кто – «дальний»?

Чем мерить-то будем?

Расстояние-то?

От возлюбляющих-то?

И кто мы сами-то для возглавляющих нас, наставляющих нас, направляющих нас, и – фактически – посылающих нас? Естественно, на осуществление их, то есть, лидерских планов?

Ближние мы им или – дальние?

Как хочется верить в то и надеяться на то, что наши лидеры – «нации» ли, «региона» ли, отрасли ли, «производственного (ли) коллектива» – дни и ночи напролет только то и делают, что пекутся о благе возглавляемых ими, наставляемых ими, направляемых и посылаемых ими!

Не правда ли, ведь хочется же?!

Ведь это же так нетрудно: желать Добра – всем и всегда!

И – всяческого!

Всем, и – всегда, и – всяческого!

«Однако», – как говорят коренные обитатели Чукотского полуострова, – лидер – даже если он – Роман Абрамóвич – не Золотая Рыбка.

Независимо от того, по плечу ли лидеру, не по плечу ли, не только ли по плечу ему проблемы возглавляемых и рулимых им, все равно невыразимо трудно ему осуществлять благородное и благостное пожелание Добра всем, всегда и всяческого.

«Всем сестрам – по серьгам», – это можно.

Только серьги получатся разные.

Одним – с бриллиантиками.

Другим, естественно, – без.

Ведь бриллиантов всегда слишком мало, а братьев-и-сестер у нас (по оружию, по разуму, по несчастью, хотя по несчастью почему-то все же не братья-и-сестры, а – друзья) всегда слишком много.

Как собак нерезаных.

Потому-то, по-видимому, и призывал нас всех грустный шутник Станислав Ежи Лец: «Люди! Станем же все братьями!», – и добавлял: «Как Каин и Авель».

На вопрос: «Убивать или не убивать братьев наших по крови, если все мы – от одних прародителей?», – в 1209-м году ответил папский легат Амальрих Арно – сразу же после взятия папскими верноподданными альбигойской крепости Безьер: «Убивайте всех! На том свете Господь узнает своих!».

Сегодня лидеры менее откровенны в ответах на сокровенные вопросы.

Особенно – на вопрос о том, чего они хотят на самом деле.

Не хотят отвечать.

Так чего же они все-таки хотят? На самом-то деле?

В том Мире, где мы имеем честь («!» или же «?»?) и удовольствие («!» или же, все-таки, «?») пребывать вплоть до естественной или неестественной своей кончины, – естественно, нас, а не его, – все устроено парадоксальным образом.

Об этом было написано достаточно много и, преимущественно, метко.

Гениями.

О каждом из которых Александр Сергеевич Пушкин сказал: «…гений – парадоксов друг».

Почин же мыслительству и писательству парадоксами положил (на пергамент) Гераклит Эфесский («Темный»), вербально-графически запечатлев свое знаменитое изречение: «То, изменившееся, есть это. Это, изменившееся, есть то».

Сомневаетесь?

Считаете, что «сало есть сало» – есть абсолютная, непреложная и неизменная Истина?

Для всех времен и для всех народов?

Тогда попробуйте положить в чулан кусок сала лет, эдак, на пяток, после чего его съесть.

Вряд ли из этой затеи выйдет что-либо продуктивное.

Что уж тогда говорить о взаимном тождестве разных вещей, если даже сама по себе ни одна вещь себе не тождественна:

– ни в быстротекущем времени;

– ни в изменяющемся пространстве;

– ни в переменных условиях;

– ни в трансформирующихся обстоятельствах.

В том Мире, где мы есть, нет ни двух абсолютно тождественных друг другу вещей, ни двух абсолютно противоположных.

Каждая пара произвольно взятых для рассмотрения вещей является образцом как их тождественности – в определенных отношениях, так и их противоположности – в отношениях тоже определенных, но – иных.

Даже когда произносят неизбывно сакраментальное: «Два сапога – пара», – выражая и подчеркивая тем самым их идентичность, никто даже и в мыслях не имеет отрицать, что один сапог в паре – правый, а другой – левый.

Это только валенки в паре – право-левые и лево-правые.

Оба.

Но и в каждой паре валенок один будет – хоть чуть-чуть – да длиннее/короче, шире/уже, тоньше/толще, тяжелее/легче, чем другой.

Это – валенки.

Что уж тогда говорить о людях?

Все лидеры вместе и каждый из них в отдельности – люди.