Новак Джокович. Герой тенниса и лицо Сербии - Бауэрс Крис - Страница 11

Генчич объяснила ему, что в теннисе визуализация – чрезвычайно важный элемент тренировки. И она включила симфоническую поэму Сметаны «Влтава», сказав, что Новак обязательно должен ее услышать, а когда музыка смолкнет – рассказать ей, что он видел, что чувствовал и что еще связано у него с этой музыкой – короче, о своей визуализации. Потом Генчич поделилась с ним собственными ощущениями. Она признаёт, что с «Влтавой» допустила одну ошибку – объяснила, что это река, но лишь потому, что считала своим долгом помочь семилетнему ребенку, а на самом деле этот ребенок в помощи не нуждался. Иногда они ежедневно занимались визуализацией под музыку – этим объясняется, почему Джокович так хорошо разбирается в классике и до сих пор обращается к ней, чтобы привести свои мысли в порядок.

Воспитание юных теннисистов распространялось и на изучение природы. Однажды она предложила своей летней группе в Копаонике выбор: либо тренировка, либо четырехчасовая прогулка в горах, и все, в том числе и Джокович, предпочли горы. Генчич рассказывала подопечным о флоре и фауне, часто объясняла, почему ей нравится что-нибудь. Джоковича она научила собирать цветы для букетов. Однажды, когда ему было лет девять, он составил огромный и красивый букет, и приятно удивленная Генчич похвалила его, а потом сорвала голубой цветок, который, по ее мнению, мог удачно дополнить букет. Увидев это, Джокович сказал: «Еца, ты что, не видишь? Этот цветок уже есть в букете». И он действительно там был, просто Генчич не заметила. Она поспешила признать свою ошибку. Оказывается, в тот день у матери Джоковича был день рождения, и ему было важно составить букет самому, без посторонней помощи.

Разумеется, племянница известной актрисы получила всестороннее образование и в области искусства. Юный Новаче (первые несколько месяцев Генчич звала его «Новаче») понял это сразу. Когда ему было семь с половиной лет, незадолго до дня рождения Генчич он уговорил своих родителей купить ей в подарок картину. На поиски подходящего полотна он потратил два часа и наконец нашел его на рынке. Эта картина висела в гостиной Генчич среди более известных работ художника Маринковича до самой ее смерти.

Мы никогда не узнаем, каким стал бы Джокович без влияния Елены Генчич. Но ее старание приоб щить его к плодам своего разностороннего образования, несомненно, дало свои плоды. А самому Джоковичу хватило природного интеллекта, чтобы понять, из какой среды она вышла и почему все, чему она учит его, поможет ему в будущем.

Поскольку штурм вершин в теннисе, проходящий в условиях свирепой конкуренции, требует решимости, то вполне возможно, что без помощи Генчич путь Джоковича к этим вершинам дался бы ему куда тяжелее. Может быть, он повторил бы судьбу Андре Агасси, природная любознательность и добродушие которого в конце концов восторжествовали над его необузданными юношеской агрессией и бунтарством. Однако на это ушло много лет и, вполне возможно, стоило Агасси полудюжины титулов Большого шлема в одиночном разряде.

С самого начала вера наставницы в то, что Джокович станет лучшим теннисистом мира, была непоколебима. Поэтому она считала необходимым научить его не только хорошему удару слева, но и выступлениям на публике, поощряла его не только ходить к сетке, но и осваивать английский, быть любезным, предупредительным и дипломатичным. Генчич утверждала, что ее подопечный любит всех – может, она и ошибалась, однако Джокович изо всех сил старался, чтобы все, с кем ему доводилось общаться, чувствовали, что они ему очень нравятся.

Между игроком и тренером складываются странные отношения. Бывают тренеры, которые становятся проклятием для одних игроков, но с другими у них возникает союз, словно заключенный на небесах. Нужны особые флюиды, возможно, подходящий момент для знакомства. Для некоторых игроков Генчич могла оказаться катастрофой – кто-то из них мог так и не стать чемпионом только потому, что его учила Генчич, а не тренер, придерживающийся более традиционных, стандартных методов. Но Джоковичу повезло с тренером.

Даже в те месяцы жизни, которые оказались для нее последними, Генчич не называла себя профессиональным тренером. «Я не профессионал, потому что это означает работу за деньги, а я за деньги никогда не работала, – говорила она. – Деньги мне не нужны, потому что я тренирую детей. Я соглашаюсь заниматься с ними, даже если их родители не в состоянии платить. На протяжении почти всей моей жизни в Югославии и Сербии у меня были отличные теннисные корты, потому что все расходы в школе тенниса брало на себя правительство. Мы могли закупать через школу теннисные мячи, ракетки, струны для них, государство оплачивало тренерскую работу».

В каком-то смысле Генчич была милой чудачкой. Даже когда ей было уже за семьдесят, она проводила на корте по 10 часов в день, тренировала и руководила другими тренерами, и поток детей, желающих учиться играть в теннис у нее, не иссякал. Каждый день ее обед состоял из одних и тех же блюд – батон хлеба и литр кефира. Однажды на день рождения ученики вместе с родителями в качестве дружеской шутки подарили ей те же самые литр кефира и батон.

Официально Генчич была первым тренером Джоковича – женщина, научившая его играть в теннис. Когда ему минуло двенадцать и он начал заниматься с другими белградскими тренерами, а также периодически обучаться в школе Ники Пилича в Германии, Ека стала просто другом и бывшим тренером. Джокович часто навещал ее; но с тех пор как он регулярно стал играть в турнирах, у него оставалось все меньше времени для встреч с Генчич. После его совершеннолетия целых четыре года он вообще не виделся с ней. Генчич говорила, что все понимает, но чувствовалось: продолжительные периоды разлуки тревожат ее. В это же время у Джоковича вошло в привычку упоминать в интервью сербскому телевидению или радио какие-нибудь классические музыкальные произведения. Иногда он говорил: «Мне нравится слушать Чайковского» или называл другого композитора. Генчич считала, что таким образом Джокович дает ей понять, что думает о ней, даже когда у него нет времени поддерживать с ней связь. Как-то, говоря с ней, Джокович подтвердил, что так и было задумано – неизвестно, сказал ли он это просто для того, чтобы порадовать пожилую женщину, к которой питал безмерные привязанность и благодарность, но хотелось бы верить, что упоминания классических произведений действительно были зашифрованными посланиями.

Еще об одном моменте она никогда не говорила напрямую, однако намекала: горько, что она ни разу не сопровождала Джоковича в поездках. Его семья с трудом наскребала денег на билеты, но время от времени Новаку выделяли средства для поездки на юношеские турниры в сопровождении одного взрослого. Поэтому постоянно вставал вопрос, кто с ним поедет, и выбор всегда падал на его отца или мать, или на дядю Горана, или на Богдана Обрадовича, но никогда – на Генчич, хотя иногда Джокович связывался с ней по телефону. Только однажды, в 2012 г., он пригласил Генчич приехать на первый день «Уимблдона» и предложил ей присоединиться к его команде в отдельной ложе, когда в час дня он должен был сыграть свой первый матч в качестве действующего чемпиона. По словам Генчич, тогда она ответила: «Новак, если ты приглашаешь меня только на один день, думаю, лучше, если это будет последний день, а не первый». И она не приехала, а Джокович так и не добрался до финала, проиграв в полуфинале Роджеру Федереру. А к следующему «Уимблдону» Генчич уже не было в живых.

Но, несмотря на то, что она так и не побывала в Уимблдоне, Уимблдон сам навестил ее. В конце сезона 2011 г. Джокович договорился о визите к Генчич и спросил, можно ли привезти с собой телевизионную съемочную группу. В конце концов он привез две съемочных группы: одну американскую и одну сербскую, – так что и сербское, и американское телевидение запечатлело момент, когда Джокович вошел в ворота дома Генчич со своей копией уимблдонского трофея в руках. «Ради этого мы и старались, верно? – сказал он, когда они сердечно обнялись – он в теплом зимнем пальто, она в крикетном свитере. – Вот он, трофей, вот наша мечта. Мы становились перед зеркалом, поднимали импровизированный приз и мечтали когда-нибудь взять в руки настоящий. Мне всегда хотелось сделать вот так, – продолжал он и поставил свой приз на стол, где стояли кубки Генчич, – чтобы рядом с твоими призами стоял не какой-нибудь, а этот, именно этот». Это был прекрасный момент, и присутствие камер ничуть не обесценило его.