Плюс на минус - Громыко Ольга Николаевна - Страница 52
- Предыдущая
- 52/87
- Следующая
— Ну тогда просто брысь! — Я сделал вид, что хочу поддать ему ногой под зад. Кот подскочил, как ошпаренный, и дал деру.
Пошарив по кастрюлям, я сервировал стол вчерашней кукурузой, хлебной краюхой и парой кружек. Кажется, рюмки в домике тоже были, но где, с ходу вспомнить я не смог.
Леночка наконец вернулась на кухню (а то я уж начал прикидывать, как бы потактичнее добыть ее из туалета), подошла к посудному шкафчику, но, вместо того чтоб его открыть, начала размеренно стучаться о дверцу головой.
— Помогает? — осторожно спросил я.
— Отвлекает…
Ну ладно. Я свинтил крышку с бутылки, набулькал в кружки.
— Давай, угощайся.
Ленка косо глянула на стол.
— Не буду.
— Почему?
— Алкоголем свои проблемы решают только слабые люди.
Угу, а сильные — стенкой.
— Ну тогда, — я криво усмехнулся и поднял кружку, — выпей со мной за компанию.
— Сань…
— Ты меня уважаешь?
— О, господи… — Девушка наконец прекратила терзать лоб и мебель, сгребла, не присаживаясь, кружку и залпом выпила. — Доволен? Кхе… кхе-кхе-кхе… что это за гадость?!
— Лекарство. Оно вкусным не бывает по определению.
— Это — лекарство?! — Блондиночке все-таки пришлось сесть, чтобы отдышаться.
— Для тебя сейчас — да! — Я одним глотком выхлестал свою кружку и скривился: «настойка горькая», блин, чем, спрашивается, думал? Нет, чтобы «Фронтовую» взять или «Офицера», классные же водяры.
— И для меня — тоже!
— Да уж видела я, как оно тебе «помогает»! — Ну вот, Леночка уже начала немного напоминать себя прежнюю.
— Это когда?
— Когда ты мои ноги волосатыми обозвал!
Мне потребовалось чуть ли не полминуты, чтобы выудить из памяти нужное воспоминание.
— В первый наш вечер, что ли? Тю, нашла что вспомнить! И потом, я тогда пьяным не был — так, слегка…
— Ага, слегка! Я тебя перепугалась до жути!
— Что, неужто такой страшный был? — удивился я.
— Не то слово! — Ленка нервно хихикнула. — Я решила: в контору какой-то бомж забрел, в тепле погреться…
— Да уж, — фыркнул я. — Ладно, не буду вспоминать, чего я про тебя тогда подумал.
— Нет, говори, раз начал! — запальчиво потребовала девушка.
— Ну, — замялся я, — подумал: вот пошла очередная блонди, ноги от ушей, мозги от лягушки… Лен, я в тот момент о бабах вообще был не сильно хорошего мнения.
— А теперь?
— Теперь сильно лучшего, — усмехнулся я. — Думаю, что дуры не все блондинки, а лишь некоторые. И вот за это давай по второй!
Эх, надо было просто потихоньку подлить — а так девушка вспомнила об истинном «поводе» нашей пьянки.
— Сань! — С Леночки разом слетело неестественное веселье, губы задрожали. — Что нам теперь делать?
— Сначала выпить! — решительно сказал я, но потом поглядел на девушку, поставил кружку обратно на стол, подтащил свой стул ближе к Ленкиному и обнял ее за плечи. — А потом… потом видно будет. Ты, главное, помни: я с тобой.
Лена вяло попыталась высвободиться — и вдруг сама подалась навстречу, уткнувшись лицом в мою грудь.
— Сань, я не истеричка, честное слово! — сбивчиво забормотала она. — И вида крови не боюсь, и покойников видела, и даже куриц пару раз зарубать пришлось… Но это… это же кошмар какой-то! У меня его мертвое лицо до сих пор перед глазами стоит, я моргнуть лишний раз боюсь! И… я ведь тоже могла… там…
Она не плакала, нет — но, уткнувшись подбородком в ее пушистую макушку, я вдруг отчетливо понял, что мне очень сильно, до боли в сердце жаль эту маленькую хрупкую девушку. Быть мишенью, ходить под смертью, рисковать — это мужская работа, и там, на войне, я к ней привык. А Лена… (Поймаю гада, с неожиданной яростью подумал я, убью на фиг!)
— Лен, все нормально! — (Ну да, подумал я, какое, на фиг, нормально!) — Успокойся, все будет хорошо. Я с тобой, вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. А сейчас давай выпьем еще по порции лекарства доброго доктора Айбо… тьфу, Топлякова и пойдем наверх баиньки.
— Ага. — Доверчиво кивнув, девушка взяла кружку, отпила — дробный стук зубов о стекло наверняка был слышен и на соседних участках — и снова закашлялась.
— Нет, все, ох не могу, не буду…
— И не надо, — проявил я великодушие, прикинув, что на пустой желудок Ленке должно хватить и одной кружки. Вон уже язык слегка заплетается и глаза осоловелые. — Сейчас я тебя наверх провожу… Нет, пожалуй, все-таки отнесу.
Сказать это было куда проще, чем сделать. Правда, обхватившая мою шею девушка оказалась неожиданно легкой, зато ведущая на второй этаж лестница так же внезапно стала узкой, крутой и вдобавок раскачивающейся, словно какой-нибудь штормтрап в разгар бури. Пару раз я едва не улетел спиной назад, но каким-то чудом все же вышел из гибельных кренов и благополучно дотащил свою уже почти спящую принцессу до кровати.
— Вот. Отоспимся, а утром…
— Сань, — неожиданно ясным голосом произнесла Лена. — Не уходи. Пожалуйста. Мне плохо, мне очень плохо, трясет всю, холодно, а когда ты рядом, — тонкая рука медленно скользнула по моей щеке, — мне спокойнее, правда. Ты… надежный. Просто ляг рядом, обними…
— Ну… хорошо.
Едва я вытянулся рядом, как Лена вцепилась в меня, уткнулась носом в плечо, закопалась… а потом на миг выглянула, и я понял, что она вот-вот заплачет и… и надо что-то сделать!
Это получилось как-то самой собой, просто и… естественно. Лена обняла меня за шею, я — совершенно автоматически — сделал то же… а затем наши губы соприкоснулись, а весь остальной мир разлетелся вдребезги и со свистом понесся куда-то прочь!
…помню, как мы торопливо срывали друг с друга ставшие помехой тряпки. Наверняка было бы проще и быстрее, чтобы каждый разделся сам, но это означало бы — оторваться хоть на мгновение, перестать касаться, чувствовать… и мы путались в непривычных пуговицах-застежках, не переставая при этом искать того, второго, губами — так, словно каждый поцелуй был одновременно последним… и первым.
— Лена…
В следующий миг она закусила губу — и прижалась, приникла всем телом, и каждая выпуклость-вогнутость оказалась именно там, где надо, словно мы были частями какого-то сложного знака, типа инь-ян, и вот наконец сошлись, соприкоснулись… вошли друг в друга и слились. Две такие разные половинки, внезапно ставшие одним целым.
Она была такой маленькой — словно котенок, свернувшийся на груди у хозяина. Теплый, пушистый, уютный. И одновременно — очень большой, потому что я, как ни старался, не мог коснуться ее всю, везде и сразу. Мою девушку… мою женщину… любимую…
— Да-да-да-да-да-а-а-а…
Это было похоже на бой. Не киношный, с рваньем тельняшки, а тот, реальный, смертный— когда встаешь молча, ведь лишь одно в голове и некогда отвлекаться на вопли… просто ты выкладываешься весь, без остатка. Так, что становится уже все равно, жив ты или убит.
Потом… кажется, потом, уж не знаю как, мы упали с кровати. К счастью, Лена была на мне, сверху… и осталась там… да так, что в какой-то миг я подумал: вот щас пробьем на фиг пол и свалимся… Федьке на голову.
Еще потом… мы снова оказались на кровати, не помню как. Помню, что я уже начал уставать. А вот Ленка — нет! Впрочем, и я быстро осознал всю глубину своего падения, тьфу, заблуждения, и мы снова приступили к изучению друг друга — только теперь уже более вдумчиво, не торопясь… первые секунд пятнадцать, а затем снова будто сорвались с цепей.
— Лена-а-а-а-а…
Ты очень красивая… особенно, когда улыбаешься… твоя улыбка — это как маленькое солнышко, золотой луч, прорвавшийся сквозь осеннюю серость обыденности. Мое маленькое солнце…
…я очень-очень постараюсь, чтобы твоя улыбка…
Накатило, захлестнуло, и я исчез, и она — тоже, не осталось меня-ее, а только «мы».
…Я хочу быть с тобой, всегда. Нет, не так: я хочу быть тобой — всегда!
И хрен кто нас разлучит.
- Предыдущая
- 52/87
- Следующая
