Два веронца - Шекспир Уильям - Страница 4

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая

Тогда не тронь — оставь ее для той,

Кого она касается.

Вы правы.

Она сама за сердце тронет ту,

Кто слов правдивых не толкует ложно.

Тебе твой милый написал стихи.

Их можно спеть, но вы должны на голос

Их положить, — вы в этом мастерица.

Подобный вздор моих трудов не стоит,

Пой на мотив: «Блаженный свет любви»6.

Но стих тяжелый, а мотив — веселый.

Да что ж он — гири подвязал к словам?

Вы спели б сами — вышло б мелодичней.

А ты не можешь?

Слишком высоко.

Давай письмо, плутовка!

(Берет письмо.)

Разберемся.

Возьмите верный тон, — и песня будет

Чудесная. Пока ваш тон фальшив.

А ты дерзка.

Тут нужно петь дуэтом,

Ваш голос должен тенор поддержать.

Твой бас все портит.

Я ведь за Протея

Стараюсь.

Прекрати-ка болтовню!

Любовные мольбы, признанья…

(Разрывает письмо.)

В клочья!

И пусть лежат, а ты ступай, Лючетта,

Не смей их подбирать — я рассержусь.

Ишь, недотрога! А ведь как хотела б

Сердиться вновь — за новое письмо!

(Уходит.)

Когда б я рассердилась хоть за это!

Вы, руки ненавистные мои,

Зачем слова любви вы разорвали?

Как злые осы, сладкий мед сосете,

Кусая насмерть медоносных пчел!

Я в искупленье каждую бумажку,

Обрывок каждый нежно расцелую.

Не стыдно ль? «Доброй Джулии» — он пишет.

В отместку за свою неблагодарность

Я брошу имя «Джулия» на камень,

Я растопчу свою пустую спесь!

Смотри: «Любовью раненный Протей».

О сладостное раненое имя!

Лежи отныне на моей груди,

Пока твои не исцелятся раны.

Их боль я поцелуями смягчу.

А ведь Протей здесь назван был три раза.

О ветер милый, не умчи ни слова,

Дай мне собрать по буквам все письмо.

Но лишь не имя «Джулия»! Ты, буря,

Взмети его на край скалы прибрежной

И с вышины в морскую бездну кинь!

А! вот! В одной строке он назван дважды:

"Протей влюбленный, горестный Протей —

Прелестной Джулии". Я это разорву…

Нет, ни за что! Ведь правда, как красиво

Соединил он наши имена!

Я лучше приложу одно к другому:

Целуйтесь нежно, ссорьтесь, обнимайтесь.

Входит Лючетта.

Сударыня, обед уже готов.

Вас ждет отец.

Иду, иду, Лючетта.

А что ж клочки — останутся лежать,

Чтоб выдать нас?

Возьми их, если хочешь.

Когда я подбирала их, вы были

Разгневаны, но все ж я их возьму.

Ведь здесь они простынут.

Вижу, вижу,

Без них тебе и жизнь уж не мила.

Коль видите, вы так и говорите.

Я и сама все вижу — не слепая!

Идем, идем. Пойдешь ты, наконец?

Уходят.

Верона. Комната в доме Антонио.

Входят Антонио и Пантино.

Каким, Пантино, важным разговором

Мой брат вас задержал в монастыре?

Шла речь о вашем сыне, о Протее.

И что же говорил он?

Удивлялся,

Что ваша милость позволяет сыну,

Теряя дни, сидеть бесплодно дома,

Меж тем как люди победнее родом

Шлют сыновей за прибылью и славой,

Тот — на войну, чтоб испытать фортуну,

Тот — в море, чтобы земли открывать,

Тот — в университет, во храм науки.

Он говорит, что сын ваш преуспел бы

В любом из мною названных занятий,

И мне велел настойчиво просить вас,

Чтоб сын ваш дома больше не сидел,

Не пожалел бы в старости бессильной,

Что мир широкий смолоду не видел.

Меня не нужно долго убеждать

В том, что ему твердил я целый месяц.

Я знаю сам, что он теряет время,

Что не созреет ни умом, ни сердцем,

Покуда школу жизни не пройдет.

Мы лишь в трудах приобретаем опыт,

А время совершенствует его.

Куда ж послать мне сына, посоветуй.

Но ваша милость, вероятно, знает,

Что друг Протея, юный Валентин,

Не так давно в столицу перебрался

И состоит при герцоге.

Я знаю.

Отправьте также сына ко двору,

Чтоб он учился рыцарскому делу,

Изысканным речам и обращенью,

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая