Почему одни страны богатые, а другие бедные - Аджемоглу Дарон - Страница 27

Есть два разных, хотя и дополняющих друг друга механизма, которые ведут к экономическому росту при экстрактивных институтах.

Во-первых, элита может направить ресурсы в высокопроизводительные секторы экономики, которые она контролирует. Известный пример экономического роста такого типа – Карибские острова в XVI–XVIII веках. Большую часть населения там составляли рабы, в тяжелейших условиях работавшие на плантациях и поставленные на грань выживания. Многие из них умирали от недоедания или переутомления. На Барбадосе, Кубе, Гаити, Ямайке в XVII и XVIII столетиях плантаторы, составлявшие меньшинство населения, контролировали все политические институты и владели всей собственностью, включая рабов. У большинства населения не было никаких прав, права же элиты, напротив, были прекрасно защищены. Несмотря на экстрактивные экономические институты, которые позволяли варварски эксплуатировать большую часть населения, эти острова были одними из самых богатых колоний в мире, поскольку могли дешево производить сахар и продавать его на мировом рынке. Экономика островов начала стагнировать только тогда, когда появилась необходимость переключиться на новые виды экономической активности, а это угрожало и доходам, и власти сахарных плантаторов.

Другой пример такого типа – это индустриализация и экономический рост в СССР начиная с первой пятилетки (1928–1932) и вплоть до 1970-х годов. Политические и экономические институты в СССР были в высшей степени экстрактивными, а рыночные отношения были почти полностью запрещены. Тем не менее Советский Союз достиг довольно высоких темпов экономического роста, поскольку мог использовать силу государства, чтобы перебросить трудовые ресурсы из сельского хозяйства, где они использовались неэффективно, в промышленность.

Во-вторых, экономический рост может начаться в том случае, если инклюзивные институты каким-то образом, хотя бы частично, возникают в условиях экстрактивных политических институтов. Многие страны с экстрактивными политическими институтами никогда не решатся выстроить инклюзивные экономические институты, поскольку элите угрожает процесс созидательного разрушения. Однако степень сосредоточения власти в одних руках меняется от страны к стране. В некоторых странах позиции элиты настолько крепки, что она может пойти в сторону формирования инклюзивных экономических институтов, поскольку уверена, что даже это не будет угрожать ее политической власти. В других случаях режим с экстрактивными политическими институтами может унаследовать инклюзивные экономические институты от предшественника и по каким-то причинам принять решение не менять их, по крайней мере до поры до времени.

Быстрая индустриализация Южной Кореи при генерале Пак Чон Хи – хороший пример. Пак пришел к власти в результате военного переворота 1961 года, но в его распоряжении оказалась страна с практически полностью экстрактивными экономическими институтами и к тому же сильно зависящая от военно-политической поддержки США. Хотя режим Пака был авторитарным, он чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы не бояться возможных негативных для себя лично последствий экономического роста, и активно поддерживал его. В отличие от СССР и большинства других примеров роста в условиях экстрактивных институтов, Южная Корея в 1980-х годах смогла успешно перейти к инклюзивным политическим институтам. Этот успех был обусловлен рядом факторов.

К 1970-м годам экономические институты Южной Кореи стали в такой степени инклюзивными, что исчез один из главных стимулов для сохранения экстрактивных политических институтов: экономическая элита вряд ли могла еще более повысить свое благосостояние, даже если бы могла эксплуатировать в своих интересах свой доступ к власти. Относительно низкий уровень неравенства доходов также способствовал тому, что элита в меньшей степени опасалась плюрализма и демократии. Критически важная для страны необходимость в поддержке США, особенно учитывая угрозу с севера, означала, что военная диктатура не сможет в течение долгого времени применять репрессии по отношению к сильному демократическому движению в стране. И хотя успешное покушение на Пака в 1979 году привело к еще одному военному перевороту во главе с Чон Ду Хваном, назначенный последним преемник Ро Дэ У начал процесс политических реформ, и в результате к 1992 году Южная Корея стала консолидированной[17] либеральной демократией. В СССР же ничего подобного не произошло, рост исчерпал свои возможности, экономика начала падение в 1980-е годы и окончательно рухнула к 1990-м.

Китайский экономический рост сегодня имеет много общего и с советским, и с южнокорейским опытом. Хотя изначально рост китайской экономики был обусловлен радикальными реформами в сельском хозяйстве, реформы в промышленности проходили гораздо медленнее. Даже сегодня государство и коммунистическая партия играют главную роль в определении того, какие отрасли и компании получат дополнительные ресурсы для развития и начнут быстро расширяться, создавая состояния для одних и разоряя других. Так же как СССР времен расцвета, Китай растет быстро, но это все еще рост в условиях экстрактивных институтов, под контролем государства, без заметных признаков перехода к инклюзивным политическим институтам. Тот факт, что и экономические институты Китая все еще далеки от полной инклюзивности, также предполагает, что южнокорейский вариант перехода к полностью инклюзивным институтам менее вероятен, хотя исключить его, конечно, нельзя.

Важно отметить, что политическая централизация важна для обоих упомянутых нами механизмов экономического роста при экстрактивных институтах. Без достаточно высокого уровня централизации элиты Барбадоса, Кубы, Гаити и Ямайки не смогли бы поддерживать законность и порядок и защитить даже свою собственность. Без значительной централизации и уверенного контроля над всеми властными ресурсами ни южнокорейские военные, ни китайские коммунисты не чувствовали бы себя в достаточной безопасности, чтобы проводить масштабные экономические реформы и при этом не бояться потерять власть. Наконец, не будучи централизованным, государство в Советском Союзе и Китае не смогло бы перебросить ресурсы из низко- в высокопроизводительные отрасли экономики. Таким образом, главная черта, которая отделяет одни экстрактивные политические институты от других, – это степень политической централизации. В тех странах, где она низка, как, например, в странах Африки южнее Сахары, трудно достичь высокого экономического роста даже на короткий промежуток времени.

Хотя экстрактивные экономические институты и могут генерировать экономический рост, этот рост редко бывает устойчивым, и уж точно это не рост, который сопровождается созидательным разрушением. Когда и политические, и экономические институты экстрактивны, техническому прогрессу и процессу созидательному разрушению просто неоткуда взяться. В течение некоторого времени государство может поддерживать экономический рост путем перераспределения ресурсов, в том числе человеческих, но такой рост имеет глубокие внутренние ограничения. Когда предел достигнут, рост останавливается, как он остановился в СССР 1970-х годов. Более того, даже когда этот рост все еще был высоким, технический прогресс в большинстве отраслей был минимален. Только в военной промышленности, благодаря колоссальным ресурсам, которые в нее вкладывали за счет всех остальных отраслей хозяйства, активно развивались новые технологии: СССР даже удалось на какое-то время обогнать США в космической и ядерной гонках. Но этот рост без созидательного разрушения и технического прогресса во всех областях не мог быть устойчивым и в конце концов резко прекратился.

Кроме того, условия, при которых экономический рост может сочетаться с экстрактивными институтами, по своей природе очень хрупки. Они могут быть разрушены конфликтами, которые всегда сопровождают работу экстрактивных институтов. На самом деле, экстрактивные политические и экономические институты всегда способствуют конфликтам, поскольку концентрируют огромную власть и все доходы в руках узкой группы. Если другая группа сможет одержать победу в схватке, вся власть и все ресурсы достанутся ей. Соблазн велик. Поэтому, как мы увидим, когда будем обсуждать закат и падение Римской империи и городов майя (см. стр. 218 и 198), борьба за контроль над абсолютистскими политическими институтами, обеспечивающими полную, неограниченную власть, тлеет постоянно и периодически разгорается, перерастает в гражданскую войну, приводит к смене режима, а иногда даже к полному краху и развалу страны. Одним из следствий этого является то, что даже если в условиях экстрактивных институтов и удастся достичь некоторого уровня централизации, это все равно ненадолго. Практика показывает, что конфликты из-за контроля над экстрактивными институтами часто приводят к гражданской войне и росту беззакония, закрепляют развал центральной власти, как это произошло в большинстве стран Африки южнее Сахары и в некоторых странах Южной Азии и Латинской Америки.