Глаз бури - Мурашова Екатерина Вадимовна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/154
• Следующая

Даже пьяный, Туманов был силен и опытен в драке. На второй минуте он своротил челюсть одному из нападавших, и в лицо остро пахнуло кровью и жареным луком. Но их было трое, а он один. Когда одному из оборванцев, наконец, удалось обманным ударом свалить его на землю, и в свете прорвавшейся-таки сквозь облака луны он увидел нож, почему-то жаль стало не обрывающейся жизни, а разлившегося полуштофа с водкой и откатившихся куда-то яблок. Туманов усмехнулся и изо всех сил напряг мышцы, готовясь принять неизбежный удар. Боли почти не ощутил, только к холоду разлившейся водки добавилось тепло вытекающей крови. Руки еще слушались, но движения уже замедлялись и, хотя и пытался, лицо прикрыть не успел. После сквозь наползающую черноту грянул гром.

– Неужели гроза? – вяло удивился Туманов.

Потом над ним склонилось лицо, которое никак не могло принадлежать никому из нападавших. Сквозь заливавшую глаза кровь он разглядел прямые темные брови, высокий лоб и голубоватый кончик тонкого носика. Все остальное пряталось в тени.

– Какого черта?! – прошипел он. – Убирайся!

Это существо здесь и сейчас было еще более неуместно, чем он, истекавший кровью, и напавшие на него оборванцы. Кстати, куда они подевались? Скрипя зубами и отчаянно ругаясь от нахлынувшей боли, Туманов приподнялся на локте и увидел одного из нападавших, неподвижно лежащего на дороге лицом вниз. Да ведь это же она в него стреляла! – внезапно догадался он. – И пожалуй что, убила. Вот это номер! Впрочем, нет, чепуха! Стрелял, должно быть, кто-то из ее спутников.

– Кто ты? Где остальные? – сплюнув в пыль натекшую в рот кровь, спросил Туманов.

Девушка молча покачала головой. Должно быть, это означало, что она здесь одна. Осознав положение и собственную беспомощность в нем, Туманов вновь принялся ругаться. Лучше бы он сдох здесь в одиночестве!

Тем временем девушка достала платок и попыталась стереть кровь с его лица.

– Глупость! – сказал Туманов. – Глупость все! Черт! Черт! Черт! – он отобрал у девушки платок и прижал к ране.

Туманов был опытным бойцом, знал толк в уличных стычках, в колотых, резаных и даже огнестрельных ранах, и уже понял, что обе его раны, скорее всего, не смертельны, если вовремя остановить кровь и избежать лихорадки. Та, что на лице, выглядит, должно быть, страшно, но, в сущности, чепуха. Опасность в другой ране, той, что в боку. Оттуда вытекает слишком много крови, вся рубашка уже промокла насквозь. Впрочем, там же еще водка, – вспомнил он и усмехнулся, подумав о модной дезинфекции.

Раз уж он жив и пока в сознании, глупо лежать и ждать, пока оборванцы опомнятся и вернутся, чтобы отомстить. Тем более, что теперь он не единственный объект их мести.

– Надо валять отсюда по-быстрому! – сказал он девушке. – Подмогни мне! Я на тебя обопрусь и встану. Дальше легче пойдет.

Девушка сжала тонкие, темные губы и послушно просунула руку ему под локоть.

Дальше все виделось как в тумане. Казалось, что они шли всю ночь, и уж должно было рассвести. Звезды и луна снова куда-то исчезли, начал накрапывать дождь, капли текли по вискам и за пазуху, и почему-то пахли водкой и луком. Мучительно хотелось отдохнуть, заснуть или уж хоть умереть, если иначе нельзя. Фартук, который кинул им ванька, чтоб не поганить экипаж кровью, где-то в середине пути превратился вдруг в мерзкую облезлую собачонку, вилявшую хвостом и повторявшую хриплым, испуганным голосом: «Не спите, не спите, я вам говорю – не спите. Нельзя вам спать».

– Вон пошла! Вон пошла, тварь! – ругал и гнал собачонку Туманов, и сам понимал, что получается тихо и жалобно, и собачонка нимало не пугается, а все нудит и нудит под ухом, не дает уснуть и избавиться от боли.

Потом откуда-то взялись Федор, и Иннокентий с бледным, выжатым лицом, похожим на просвирку. И снова рядом была девушка с высоким, чистым лбом и плотно сжатыми губами. Она хотела куда-то уйти, но он боялся настырной собачонки и велел ей остаться, чтоб отгоняла проклятую тварь, если та надумает вернуться.

Доктор хлопотал над ним, а огонь от ламп, которые снесли в комнату, то расплывался радужными кругами, то стягивался в ослепительные точки, и тогда под веками словно что-то взрывалось, отдаваясь в голове нестерпимой, сверлящей болью. Туманов кричал, ругался, плохо сознавая себя, и вполне пришел в сознание лишь один раз, когда девушка принялась уговаривать его не противиться доктору и дотронулась до плеча своей прохладной ладонью.

– Кто ты? – спросил Туманов. – Расскажи о себе.

Девушка пожала плечами, кинула на Иннокентия растерянный взгляд, и начала говорить что-то обыкновенное, что говорят всегда, рассказывая о себе незнакомым людям. Если верить этим рассказам, то получается, что все девушки одних лет или все старики похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Но девушка не была обыкновенной, и Туманов ясно знал это, несмотря на потерю крови, опий и все прочее. Синее строгое платье с белым отложным воротником делало ее похожей на гимназистку, но темные глаза казались намного старше лица.

– Что-то здесь не так, – подумал Туманов, погрозил девушке пальцем, расслабился и поплыл на волнах опийных снов и ее низкого, хрипловатого голоса, который долетал к нему тоже волнами, словно девушка то наклонялась к нему, то отходила в дальний угол комнаты.

Спал он более суток. Когда проснулся, сначала подумал, что глаз у него больше нет, потому что открываться и глядеть на белый свет они категорически не хотели. Доктор, которого тут же кликнул Федор, пояснил, что это лишь следствие отека и скоро пройдет. Так и вышло. После умывания один глаз приобрел почти нормальные размеры и пугал ярко-красным белком, другой – смотрел через слезящую щелочку. Говоря после с людьми, Туманов держал в руке салфетку из ресторана и промокал ею глаз. Рана в боку была туго стянута бинтами и лежа почти не беспокоила. Несмотря на протесты доктора, Туманов оттолкнул Федора с его услугами, встал и, почти не шатаясь, сам пошел по интимной надобности. Проходя мимо зеркала, глянул и усмехнулся.

– И был-то красавец, а уж теперича…

– На ваш век баб хватит, если вы о том беспокоитесь, – огрызнулся из комнаты Иннокентий, злой на то, что хозяин опять не послушал доктора. – Бабы – они на блажь падкие. С таким-то лицом еще более любить будут.

– Угу, – не споря, подтвердил Туманов и тут же по согласию с темой вспомнил вчерашнюю девушку. Хотел было сразу спросить про нее у Иннокентия, но отчего-то сдержался.

После совершения туалета и перевязки Туманов отпустил доктора, который все это время оставался в клубе и теперь положительно клевал носом, и заговорил с Иннокентием о делах, почувствовав усталость еще до начала разговора.

Для разговора с управляющим требовалась определенная сноровка и немалая доза терпения. Иннокентий, младший сын нищего дьячка, был грамотен, охоч до разнообразного чтения, ум имел острый и быстрый, в делах клуба понимал не менее самого хозяина, но наряду со всеми этими достоинствами обладал одним существенным недостатком – любил выражаться витиевато и вносить в свои речи нечто, что он сам именовал нравственной компонентой и причинно выводил от своего происхождения из духовенства.

Будучи приглашен к хозяину (долго искать не пришлось, поскольку стоял под дверью), Иннокентий сообщил, что скандала из ночного происшествия пока не сделалось, потому что все удалось скрыть, а гостям сказали, будто Туманов простудился, и теперь лежит в жару. Во время дневных визитов приходили справиться о нем три дамы, всем трем отказано по причине возможной заразности больного. Карточки с пожеланиями скорейшего выздоровления лежат на подносе в соседней комнате. Встречу с владельцем ткацкой мануфактуры Иннокентий своей волей отложил до понедельника, ссылаясь опять же на внезапную болезнь хозяина. В ресторане, клубе и казино все идет своим чередом. Девочки из шляпной мастерской, которые, конечно, знают правду, все плачут и очень волнуются за здоровье благодетеля.

• Предыдущая
• 8/154
• Следующая