Космодесант: Ангелы Смерти (ЛП) - Паррино Джо - Страница 5

— Мы сами в ответе за себя, и долг наш — исполнять клятву Корвона^[1].

Шаг.

Братья приближались к цели, катакомбе Багряного Тысячелетия, глубоко врезавшейся в холодный камень Возносящихся гор. Многие процессии спускались этим путем до них, к другим катакомбам, и ещё многие будут следовать за ними, пока не сгинут Новадесантники и не рухнет крепость их ордена.

— Слава павшим, слава принесенной ими жертве, слава детям человеческим.

— Да правят они звездами вечно.

Шаг.

— Мы возвращаем домой нашего брата, и да упокоится он с миром до дня последней битвы.

— Да признает его Император достойным, и вновь призовет на войну в тот день.

Шаг.

Так продолжалось до тех пор, пока вся процессия не опустилась к входу в катакомбу, идеально прямоугольному проему. Сияние световой сферы было довольно ярким, и космодесантники видели, как в перспективе сходятся в одну точку пол, потолок и стены длинного коридора.

Где-то ещё дальше, у настоящего конца прохода в скале, пара сервиторов прервала работу, ожидая завершения церемонии. Их труд будет продолжаться до тех пор, пока не сменится тысячелетие, и лишь тогда эта катакомба будет завершена, но в тот же час новая погребальная галерея начнет уходить вглубь горы. Уже сейчас в холодных стенах катакомбы можно было насчитать около десяти тысяч смертных лож, часть которых так и останутся пустыми. Не в этом суть.

Одон склонил голову, и братья, все как один, повторили его движение. Они вспоминали сержанта Волдона, то, как он жил и как погиб. Все, кроме сержанта Арендона с зачерненными пеплом губами. Его роль в церемонии сейчас заключалась в том, чтобы смотреть вдаль, во тьму, не озаряемую световой сферой, и размышлять о своем долге.

Прошло две минуты, за которые Арендон ни разу не дал себе моргнуть. Наконец, капеллан запел, и процессия вошла в катакомбу. Хор братьев поддержал панихиду Одона, и коридор дрожал от их голосов, пока они медленно ступали мимо праха павших воинов. Чем дальше двигался похоронный кортеж, тем более сохранившимися выглядели останки: от праха к обломкам костей, к цельным пожелтевшим скелетам и от них к высохшим мумиям. Вслед за мумиями начались медленно иссыхающие в асептическом воздухе катакомбы тела и, наконец, выглядящие совсем недавними трупы. Они покоились на своих каменных ложах без какого-то определенного порядка, каждого воина просто укладывали на самое близкое к входу свободное место. Процессия остановилась, и Одон, завершив песнопение, заглянул внутрь подходящей ниши.

— Звания, взводы и роты не разделяют нас в залах мертвых.

— В жизни мы братья, и в смерти мы братья, — ответил хор.

Затем капеллан завел процессию в отдельную комнату с левой стороны коридора. Четверо братьев опустили носилки на каменный пол, и с великим почтением воины взвода «Мудрость Лукреция» разоблачили тело Волдона, заботливо передавая по цепочке снимаемые части доспехов.

Теперь Волдон лежал перед ними, обнаженный, густо покрытый татуировками от щиколоток до бритого затылка. Брат, державший болтер сержанта во время снятия доспехов, вновь вложил оружие в его руки.

— Узрите раны, сгубившие его, и крепко запомните их, ибо однажды подобные им пронзят плоть каждого из нас, — произнес Одон.

— На мертвом теле не будет новых шрамов.

— Узрите также и знаки доблести, рассказ тела о деяниях его, — указал капеллан на татуировки. — По ним Император узнает достойного.

— И вновь призовет его на войну.

Одон начал рассказывать о значениях татуировок сержанта, в том же порядке, как они были заслужены. Это заняло немало времени, ибо Волдон был отважным воином и не раз отмечался за это.

— Теперь он отходит к последнему сну, — произнес в конце капеллан.

— И будет ждать в нем зова свыше, — ответили братья.

Четверо воинов вновь подняли сержанта, теперь без труда, ибо его броня вернулась в орден. Вернувшись к свободной нише, они бережно уложили в нее Волдона, головой на низкий выступ в скале и ногами к дальнему концу коридора.

— На каменном ложе, с подголовником из камня, лежит он в великом удобстве, ибо вокруг его братья.

— В жизни и в смерти мы никогда не остаемся одни.

Одон, передав свои крозиус и болтер сержанту Арендону, вытер бронированным пальцем пепел с губ воина. Затем, приняв поданный белый шлем, капеллан возложил его на голову преемника Волдона.

— Ты — сержант. Ты вправе говорить, — объявил Одон.

— Отряд! — скомандовал Арендон, и его голос прозвучал в катакомбе, словно эхо выстрела. — Кругом!

— Мы повинуемся, — ответили братья, все, как один, поворачиваясь к выходу из галереи. Каждый держал в руках часть доспеха Волдона.

— Марш!

Новадесантники устремились по коридору, прочь от Одона и источника света. Грохот их подошв ещё долго звучал между стен после того, как сами воины скрылись во тьме.

Когда установилась тишина, капеллан склонился к нише и бережно вынул болтер из рук Волдона.

— Почитай броню и оружье мертвых, — сказал он, уходя и оставляя павших в вечной ночи подгорной могилы.

Марк Лэтэм

ПРАВОСУДИЕ

— Думаю, на этом всё, лорд Константос. Должен сказать, что рассказы о знаменитой… неприветливости вашего ордена совершенно её не преувеличивали.

Константос, магистр Обрекающего Легиона, смотрел на инквизитора сверху вниз. Холодная вежливость в его взгляде смешивалась с плохо скрываемым презрением.

— Учитывая, для чего вы прибыли к нам, инквизитор Хасан, я считаю, что вел себя более чем гостеприимно. Впрочем, не сомневаюсь, что вы торопитесь вернуться на свой корабль, где и обретете столь желанный комфорт.

Выслушав произнесенный ледяным тоном намек, инквизитор со вздохом кивнул и протянул магистру ордена голо-свиток, заверенный собственной печатью Хасана.

— Хорошо, я отбываю немедленно. Копия этих документов, содержащих подписанное нами соглашение, будет безотлагательно направлена на Святую Терру. Что же, лорд Константос, мы должны радоваться тому, что в свое время орден не целиком отправился на очистительную миссию в Око Ужаса. Иначе, возможно, вы все сошли бы с праведного пути.

— Мои братья всегда хранили верность клятвам. Я не в силах представить, какие кошмары могли заставить их отвернуться от Империума, и не уверен, что вы сумели бы устоять против них. Поэтому заявляю вам, инквизитор, что не потерплю подобных намеков на лояльность Обрекающего Легиона, а оставшиеся четыре роты сотрут пятно бесчестья с имени ордена. Будьте уверены.

— О, я искренне на это надеюсь, но, до проверки геносемени, не могу быть уверен ни в чем. Вы знаете, как это бывает, магистр — даже самое маленькое отклонение, найденное в десятине, может привести к самым большим неприятностям.

— Адептус Терра не найдут и следа порчи. Мы рождены от семени самого Жиллимана и гордо сражались многие тысячелетия.

— Да, весьма гордо… И тем не менее, Шторм Диониса поглотил ваших братьев, как и многих других благородных служителей Императора, не так ли?

— Возможно, хотя мы знаем об этом только из проповедей ложного святого. Скажите, инквизитор, вы пытаетесь вынести нам приговор, опираясь на слова разоблаченного Василлия? Разве подобное решение не несет в себе очевидную ересь?

Теперь уже инквизитор внимательно смотрел в глаза возвышающегося над ним космодесантника, чувствуя себя весьма одиноким и уязвимым здесь, на мостике «Избавления верующих». На время их разговора, в котором звучало многое, не предназначенное для чужих ушей, просторное помещение практически опустело. Инквизитор привел с собой двух серво-писцов, а рядом с Константосом стоял капеллан Винченцо, хранивший гробовое молчание.

— Вы неверно поняли мои намерения, магистр, — ответил Хасан, копируя ледяной тон космодесантника, — но я не собираюсь продолжать дискуссию. Перед отбытием хочу сказать вот что: точно так же, как вы стремитесь доказать свою верность и восстановить честь, Адептус Терра искренне желают очистить имя Обрекающего Легиона. Но именно поэтому предстоящие проверки будут весьма дотошными, а наложенные на вас ограничения — очень суровыми. Если бы не поставки с доверенного вам в управление Элюзийского лабиринта, орден бы уже ощутил перебои в снабжении.