Я захватываю замок - Баканов Владимир Игоревич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/81
• Следующая

Я вдруг поняла, о чем он.

— Хорошо, буду резкой. В пределах разумного, конечно.

Только отважусь ли я на такой разговор? Есть ли в нем необходимость? Увлечение Стивена ведь несерьезно, правда? Просто детская привязанность. Однако отец посеял в моей душе сомнения. Я теперь постоянно вспоминаю, каким странным голосом Стивен спрашивал меня о голоде. Тревожный знак, но… так приятно! Нет, довольно размышлений. Подобная чепуха меня не интересует — вот для Роуз самое то. Понятно, почему отец радовался, что Стивен увлечен мной, а не ею.

Из прачечной вернулась Топаз и поставила разогреваться утюги; отец сразу сменил тему — спросил, всю ли свою одежду я перекрасила в зеленый. Я ответила, что красить особенно было нечего.

— А длинных платьев у тебя нет?

— Ни одного, — призналась я (если смотреть правде в глаза, вряд ли у меня когда-нибудь появится взрослая одежда). — Но школьное платье еще держится, к тому же оно очень удобное.

— Надо перешить ей что-нибудь из моих, — сказала Топаз и вновь ушла в прачечную.

Я расстроилась: вдруг отец решит, будто я упрекаю его в скудости гардероба? И, спеша сменить тему, задала наибестактнейший вопрос.

— Как работа?

На его лице появилось отрешенное выражение.

— Ты уже взрослая, чтобы верить в сказки.

Конечно, я сглупила. Но раз терять нечего, отчего бы не зайти чуть дальше?

— Скажи честно… ты даже не пытаешься?

— Дорогая Кассандра… — Таким резким тоном он говорил крайне редко. — Я не писатель. Пора бы забыть этот миф. На платья я тебе не заработаю, запомни раз и навсегда.

Не проронив больше ни слова, отец поднялся из кресла и зашагал вверх по лестнице.

От злости на саму себя я разве что волосы не рвала: так испортить наш разговор! Первый за долгие месяцы!

Тут вошел Томас, мокрый как мышь. Я его предупредила, что лучше подняться через парадную лестницу, а не через спальню, и дала сухое белье (к счастью, успели все перегладить). Затем побежала наверх проведать Стивена.

Распластавшись на животе, Стивен читал; вокруг открытой книги мерцали свечные огарки, ярко озаряя его лицо. Какое-то время я просто стояла и смотрела на его шевелящиеся губы — пока он меня не заметил.

Кастрюли набрались до краев; мы вылили воду в окно. В караульне горел свет. Значит, отец ушел к себе, невзирая на дождь. Впрочем, ливень начал понемногу стихать. В саду пахло свежестью. Я высунулась наружу: на улице было намного теплее. Дому всегда нужно время, чтобы привыкнуть к новой погоде.

— Скоро наступит ваша любимая весна, мисс Кассандра, — улыбнулся Стивен.

Мы жадно втягивали носами свежий воздух.

— Какая-то в нем мягкость, правда? — сказала я. — Будем считать, что дождь уже весенний… Или я жульничаю? Знаешь, каждый год стараюсь высмотреть весну пораньше.

Он тоже высунулся в окно и глубоко вдохнул.

— Все верно, мисс Кассандра, зиме конец. Может, холода еще вернутся, но весна уже берет свое. — Стивен вдруг улыбнулся, не мне, а в пространство перед собой. — Начало — самое лучшее время.

Закрыв створки, мы снова поставили кастрюли под течи, и по пустым металлическим доньям мелодично зазвенели капли. Огарки свечей отбрасывали причудливые тени, в их мерцающем свете Стивен казался очень высоким. Отец назвал его красивым, как Аполлон… Ой, мне ведь следовало держаться порезче! Совсем забыла.

Мы спустились в кухню, я поставила Томасу еду.

Топаз утюжила прелестное шелковое платье: в прошлом бледно-голубое, а теперь бирюзово-зеленое. Красивый, необычный оттенок. Видимо, от такого зрелища Роуз и стала еще угрюмей — она как раз расправляла для глажки свое плохо окрасившееся ситцевое платьице.

— И стоило вообще возиться с летней одеждой? — фыркнула она. — По-моему, теплые дни вообще не наступят.

— Да уже запахло весной! — ответила я. — Выгляни на улицу, сама почувствуешь.

К смене времен года Роуз равнодушна, поэтому пропустила мое замечание мимо ушей. Зато Топаз сразу поспешила к двери: раскрыла ее настежь, запрокинула голову и, разведя руки в стороны, глубоко-глубоко вдохнула.

— Запах, конечно, пока легкий, хорошо не распробуешь, — уточнила я, но поглощенная своими ощущениями мачеха меня не слушала. Наверное, ринется сейчас в темноту за порогом… Не ринулась. Пару раз глубоко вдохнув, Топаз ушла наверх мерить отутюженное платье.

— Не понять мне этого… — проговорила сестра. — Хотя столько лет живем под одной крышей. К чему ее причуды? То ли действительно зов души, то ли игра на публику, то ли игра для себя.

— По-моему, и то, и другое, и третье, — ответила я. — Если ей так жить веселее, не мне ее упрекать.

Роуз вышла на порог, с минуту постояла, однако ночной воздух ее уныния не развеял.

— Я уже готова на любое безрассудство! — сказала она, захлопывая дверь. — Придумать бы только какое…

— Да что с тобой, Роуз? — спросил Томас. — Каждый день спектакль! Надоело. С Топаз хоть посмеяться можно, а ты вечно угрюмая.

— Не разговаривай с набитым ртом, — отрезала сестра. — Мне тошно. Ни платьев, ни надежд на будущее… Живу среди развалин. И нечего ждать, кроме старости.

— Мы живем так много лет, — возразил он. — Почему ты вдруг захандрила?

— Просто зима, долгая, холодная… — предположила я.

— Просто моя жизнь — зима. Долгая, холодная… — огрызнулась Роуз.

Томас чуть не подавился от хохота. Даже сестра рассмеялась — видимо, осталась капля здравомыслия — и подсела к нам за стол уже не такая хмурая.

— Стивен, — сказала она, — ты ведь ходишь в церковь. Как там прихожане, верят еще в дьявола?

— Некоторые — да, — ответил он, — а сам викарий, по-моему, не верит.

— Дьявол вышел из моды, — вставила я.

— Тогда ему польстит, что я по-прежнему в него верю. Пусть постарается для меня. Я продам ему душу, как Фауст!

— Фауст продал душу, чтобы вернуть молодость, — заметил Томас.

— А я продам, чтобы хорошо провести пока имеющуюся! — отозвалась Роуз. — Интересно, он меня услышит, если просто крикнуть? Или нужно отыскать Дьявольский овраг, Чертов колодец… ну, что-то в таком духе?

— Попробуй загадать желание на нашей горгулье, — поддержала я затею — давно мы не видели нашу отчаявшуюся Роуз в таком игривом настроении.

— Стивен, принеси-ка лестницу! — велела она.

Горгульей мы называем высеченную из камня голову над очагом. По мнению отца, раньше тут стояла часовня: местами сохранились участки резьбы и ниша — вероятно, для чаши со святой водой. Только узоры на старой стене из-за многочисленных побелок уже почти не видны.

— Лестница туда не достанет, мисс Роуз, — заметил Стивен, — и викарий говорит, что это ангел.

— Зато сейчас у него дьявольское выражение лица, — весело парировала сестра. — К тому же дьявол — это падший ангел.

Мы задрали головы: в каменном лике и правда было что-то зловещее; от кудрей осталось лишь несколько завитков — вылитые рожки.

— Возможно, и подействует сильнее, если загадывать желание на ангеле, думая о дьяволе, — предположила я. — Так ведьмы служат мессу наоборот.

— А если поднять тебя блоком в сушилке для белья? — подкинул идею Томас.

На сушилке, подтянутой под потолок, висели крашеные простыни. Роуз велела Стивену опустить ее вниз, но тот вопросительно взглянул на меня: опускать? Нахмурившись, сестра сама подошла к блоку.

— Если для твоих шалостей нужна эта штука, — сказала я, — давай сначала снимем простыни.

Когда сушилка съехала вниз, Стивен помог мне перевесить белье на специальные рамы. Роуз села в середину полки, проверяя ее прочность, а Томас ухватился за веревку.

— Вас выдержит, — уверенно произнес Стивен. — Я сам помогал плотнику. Дерево очень крепкое. Насчет блока и веревки не знаю.

Я уселась рядом с сестрой. Если пол двойным весом ничего не оборвется, не сломается, значит, один вес точно выдержит. По глазам и пылающему лицу Роуз я поняла: отговаривать бесполезно. Для верности мы слегка подпрыгнули.

— Все нормально, — подытожила сестра. — Тащите!

• Предыдущая
• 10/81
• Следующая