Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен - Страница 63

• Предыдущая
• 63/168
• Следующая

А окружающие удивляются, как я замечательно выгляжу. Вот что самое странное.

Только это было не самое странное. С учетом того, что он видел в последнее время, замечания знакомых о том, что он хорошо выглядит, воспринимались вполне нормально.

Ральф снова взглянул на дом Мэй Лочер. Если верить словам Лейдекера, дверь была заперта, но он своими глазами видел, как два маленьких лысых доктора вышли из дома на крыльцо, он это видел, черт побери…

А точно ли видел?

На самом деле?

Ральф мысленно вернулся к вчерашней ночи. Он сидел в том же кресле с кружкой чая и думал: Пусть пьеса начнется. А потом увидел этих двух маленьких лысых ублюдков, которые выходили из дома, черт побери, он своими глазами видел, как они выходили из дома Мэй Лочер!

Впрочем, вполне вероятно, что он ошибся – по той простой причине, что он смотрел не на дом Мэй Лочер, а скорее на «Красное яблоко». Потом он уловил какое-то движение краем глаза – и подумал, что это скорее всего Розали – и повернул голову, чтобы проверить. Вот тогда он и увидел двоих маленьких лысых докторов на крыльце дома Мэй Лочер. И он уже не был на сто процентов уверен в том, что видел открытую дверь; может, он просто это домыслил. Но в одном он был уверен: они подошли к дому Мэй Лочер не с улицы.

Ты не можешь быть в этом уверен, Ральф.

Но как раз в этом он мог быть уверен. В три часа ночи Харрис-авеню, освещенная фонарями, была как горы под яркой луной – малейшее движение было бы заметно.

Но вот выходили ли Док номер раз и Док номер два из парадной двери? Чем дольше Ральф думал об этом, тем больше он сомневался.

Тогда как это было, Ральф? Может быть, они вышли из-за «Невидимого гардолового щита»? Или – как тебе такой вариант? – они прошли прямо сквозь дверь, как эти призраки из старого телешоу «Космо Топпер»?

И что самое страшное, даже такой вариант уже начинал казаться правдоподобным.

Что?! Они прошли через эту гребаную дверь НАСКВОЗЬ? Ральф, дорогой, тебе нужна помощь. Тебе надо с кем-нибудь поговорить о том, что с тобой происходит.

Да. И это, наверное, единственное, в чем он был уверен: ему надо с кем-нибудь поговорить и обо всем рассказать, пока он еще окончательно не сошел с ума. Вот только – с кем? Конечно, лучше всего с Каролиной, но она мертва. С Лейдекером? Проблема в том, что Ральф уже солгал ему про звонок в Службу спасения. Почему? Потому что правда прозвучала бы как бред сумасшедшего – так, будто он подхватил паранойю от Эда Дипно, заразился, как гриппом. И это было еще не самое поганое объяснение, если как следует рассмотреть сложившуюся ситуацию.

– Но это не бред, – прошептал он. – Они были настоящие. И ауры тоже.

Долог путь обратно в Эдем, милый… и пока ты на пути, следи за золотисто-зелеными следами белого человека.

Поговори с кем-нибудь. Выложи все, как есть. Да. И надо успеть до того, как Джон Лейдекер прослушает пленку, записанную в Службе спасения, и начнет требовать у него объяснений. Ему, конечно, захочется знать, почему Ральф солгал и что он знает на самом деле о смерти Мэй Лочер.

Поговори с кем-нибудь. Выложи все, как есть.

Но Каролина мертва, а с Лейдекером он знаком только недавно. Элен – где-то за городом, в убежище Женского центра, а Луиза Чесс наверняка разболтает все своим подружкам. И что ему остается?

Ответ пришел незамедлительно. Но Ральфу почему-то совсем не хотелось рассказывать Макговерну о том, что с ним происходит. Он вспомнил, как нашел Билла на скамейке около футбольного поля, когда тот плакал по своему другу и наставнику Бобу Полхерсту. Тогда Ральф попытался рассказать ему про ауры, но Билл как будто не слышал его: он был слишком занят, проигрывая свою обычную программу на тему «как же дерьмово стареть».

Ральф вспомнил об этой привычке Макговерна скептически приподнимать бровь. Его непрошибаемый цинизм. Вытянутое, всегда недовольное лицо. Излишне умные литературные аллюзии, которые обычно заставляли Ральфа улыбаться, но зачастую он чувствовал себя из-за них глупым ребенком. И еще – отношение Билла к Луизе: снисходительное и иногда просто жестокое.

Ну, это было не совсем справедливо, и Ральф это прекрасно знал. Билл Макговерн мог быть добрым, и чутким, и – что в данном конкретном случае, наверное, было важнее всего – понимающим. Они с Ральфом знали друг друга уже двадцать лет, и последние десять жили в одном доме. Билл помогал нести гроб на похоронах Каролины, и если Ральф собрался с кем-нибудь поговорить о том, что с ним происходит, то с кем же ему говорить, как не с Биллом?!

Ответ простой: больше не с кем.

Туманные кольца, окружавшие фонари, исчезли, как только небо на востоке начало светлеть, и к девяти часам день уже был ясным и теплым – начало последних деньков бабьего лета скорее всего. Как только закончилось «Доброе утро, Америка», Ральф спустился вниз, твердо решив рассказать Макговерну обо всем, что с ним происходит в последнее время (во всяком случае, обо всем, о чем он осмелится рассказать), прежде чем у него окончательно сдадут нервы. Однако, подойдя к двери нижней квартиры, он услышал шум душа и – к счастью, звук был достаточно приглушенным – голос Уильяма Д. Макговерна, распевающего «Оставил я сердце свое в Сан-Франциско».

Ральф вышел на крыльцо, засунул руки в задние карманы брюк и огляделся по сторонам. Он подумал, что в мире нет ничего – действительно ничего, – что может сравниться с октябрьским солнцем; он почти физически ощущал, как отступают его ночные тревоги. Они, конечно, вернутся с наступлением темноты, но сейчас он чувствовал себя хорошо. Разумеется, он не выспался, и голова слегка мутная, но в остальном – все-таки хорошо. День был не просто погожим и ясным; он был великолепным. И вряд ли в ближайшее время что-то подобное повторится – теперь надо ждать до следующего мая. И Ральф решил, что глупо было бы не воспользоваться таким прекрасным деньком. Прогулка по шоссе за Харрис-авеню и обратно займет полчаса, максимум – сорок пять минут, если он встретит кого-то, с кем можно будет постоять-поболтать, а к тому времени Билл уже примет душ, побреется, причешется и оденется. И будет готов сочувственно слушать Ральфа – если, конечно, ему повезет.

Он дошел до площадки для пикников за оградой окружного аэропорта и всю дорогу только и делал, что пытался уговорить себя, что он вовсе даже и не надеется встретить там старого Дора. Но если он его встретит, они вполне могут поговорить о поэзии – о книжке Стивена Добинса, например – или даже о философии. И может быть, Дор заодно объяснит ему, что это за «дела долгосрочников» и почему он считает, что Ральфу в них лучше «не вмешиваться».

Но на площадке для пикников Дорранса не обнаружилось; там не было вообще никого, кроме Дона Визи, который вдруг загорелся желанием объяснить Ральфу, почему Билл Клинтон – отвратительный президент и почему для старушки Америки было бы куда лучше выбрать на эту должность финансового гения Росса Перо. Ральф (который голосовал за Клинтона и думал, что тот справляется со своей работой очень даже неплохо) послушал какое-то время, чтобы не показаться невежливым, а потом сказал, что ему надо идти стричься. Это было единственное, что он смог придумать вот так вот с ходу.

– И вот еще что! – крикнул Дон ему вдогонку. – Эта его чопорная жена! Она лесбиянка, точно тебе говорю! Я всегда вижу такие вещи! И знаешь почему? Я смотрю на их туфли! Туфли – это их секретный код! Они всегда носят такие туфли, с квадратными носами и…

– Увидимся, Дон! – прокричал Ральф и быстренько ретировался.

Он прошел около четверти мили вниз по холму, а потом мир вокруг него тихо взорвался.

Когда это случилось, Ральф как раз проходил мимо дома Мэй Лочер. Он встал на месте как вкопанный и удивленно уставился на Харрис-авеню. Он не верил своим глазам. Он прижал руку к горлу и открыл рот. Наверное, он был похож на человека, у которого случился сердечный приступ, и хотя с его сердцем все было в порядке – по крайней мере сейчас, – судя по ощущениям, у него и вправду был какой-то приступ. Ничто из того, что он уже видел до этого, не подготовило его к такому. Впрочем, вряд ли хоть что-то могло подготовить к такому.

• Предыдущая
• 63/168
• Следующая