80000 километров под водой - Верн Жюль Габриэль - Страница 42

Ясно было, что «Наутилус» не избегал самых оживленных морей земного шара. Отсюда я сделал вывод, что когда-нибудь — а может быть, и скоро — он приблизится к более цивилизованным странам.

Эта новость должна была обрадовать Неда Ленда.

В течение следующих дней мы совместно провели ряд исследований: определение насыщенности воды солями на различных глубинах, определение электропроводности, окраски, прозрачности воды и т. д. Все это время меня поражала удивительная изобретательность капитана Немо, с которой могла соперничать только его предупредительность по отношению ко мне. Но по окончании этих опытов он снова скрылся, и я попрежнему оказался одиноким на борту подводного корабля.

Шестнадцатого января «Наутилус» как будто заснул в нескольких метрах ниже поверхности моря. Электрические машины остановились, и неподвижный винт предоставил течению нести подводное судно в любом направлении. Мне кажется, что машины были остановлены для мелкого текущего ремонта, необходимость которого обусловливалась только что совершенным большим пробегом при значительных скоростях.

В этот день мои товарищи и я стали очевидцами любопытного явления. Ставни на окнах салона раздвинулись, и, так как прожектор «Наутилуса» бездействовал, а покрытое густыми грозовыми облаками небо пропускало мало света в нижние слои воды, в окружающей нас среде царил полумрак.

Я любовался странным видом моря, как вдруг неожиданно «Наутилус» попал в полосу яркого света. Сначала я подумал, что заработал электрический прожектор и осветил водные толщи. Но это было ошибочное предположение, и, вглядевшись внимательней, я в этом убедился.

«Наутилус» был снесен течением в фосфоресцирующий слой воды, свечение которого, по контрасту с окружающей темнотой, казалось ослепительно ярким. Это свечение вызывалось мириадами микроскопических светящихся животных, излучения которых усиливались от соприкосновения с металлической поверхностью подводного корабля. Я замечал неожиданные вспышки света среди этого сверкающего моря, похожие на потоки расплавленного свинца в раскаленной печи; благодаря этим вспышкам некоторые участки фосфоресцирующего слоя, по контрасту, производили впечатление темных. Нет, этот свет нисколько не был похож на спокойное излучение нашего прожектора. В нем чувствовались сила и движение. Сразу можно было заметить, что этот свет живет.

В течение многих часов «Наутилус» плавал в этих сверкающих водах. Наше восхищение еще более возросло, когда мы увидели больших морских животных, резвящихся в этом огне, как саламандры. В этом холодном свете купались неутомимые акробаты-дельфины и меченосцы длиной в три метра, огромные мечи которых несколько раз задевали окна салона. Потом появились более мелкие рыбы, спинороги, макрель и сотни других.

В этом зрелище было какое-то странное очарование. Возможно, что атмосферные условия увеличивали интенсивность этого свечения. Быть может, над поверхностью моря разыгралась гроза? Но на глубине в несколько метров, где плыл «Наутилус», непогода была бессильна, и мы плавно покачивались в спокойных водах.

Так мы чуть заметно подвигались среди все новых и новых чудес. Консель глядел во все глаза и классифицировал без конца зоофитов, членистоногих, моллюсков и рыб. Дни протекали быстро, и я перестал их считать. Нед Ленд, следуя установившейся привычке, старался разнообразить наш стол.

Мы, как улитки, не покидали своей раковины. Я на личном опыте убедился, что быть улиткой совсем нетрудно.

Мы привыкли к этому образу жизни, находили его легким и приятным и совершенно забыли про то, что на поверхности земного шара жизнь идет совершенно по-иному.

Но неожиданно одно происшествие вернуло нас к сознанию действительности.

Восемнадцатого января «Наутилус» находился под 105° долготы и 15° южной широты. Погода стояла грозовая, по морю гуляли высокие волны. Ветер дул с востока с ураганной силой. Барометр, вот уже несколько дней беспрерывно падавший, предвещал близкую бурю.

Я поднялся на палубу в ту минуту, когда помощник капитана делал наблюдения. Я ожидал, что он, по обыкновению, произнесет ту же фразу. Но в этот день он произнес другие, непохожие, но в такой же мере непонятные слова. Тотчас же вслед за этим на палубу вышел капитан Немо и, приставив к глазам бинокль, стал всматриваться в горизонт.

В продолжение нескольких минут капитан стоял неподвижно, не отводя бинокля от какой-то точки на горизонте. Затем, опустив бинокль, он обменялся с помощником несколькими словами на непонятном языке.

Этот последний, казалось, был чем-то возбужден и с трудом скрывал волнение. Капитан Немо лучше владел собой и сохранял хладнокровие. Мне показалось, что он сделал замечание помощнику, на которое тот ответил горячим уверением или обещанием.

По крайней мере, такое впечатление осталось у меня от интонаций их голосов.

Я внимательнейшим образом всматривался в то место на горизонте, куда только что наводили бинокли капитан Немо и его помощник, но ничего не увидел. Вода и небо сливались в отдалении в одну линию, идеальная прямизна которой ничем не нарушалась.

Тем временем капитан Немо прохаживался по палубе из конца в конец, не глядя, а быть может, и не замечая меня. Его шаги были такими же неспешными, но, может быть, чуть-чуть менее размеренными, чем обычно.

Изредка он останавливался и, скрестив руки на груди, оглядывал море.

Что он высматривал в огромной водной пустыне? «Наутилус» находился в расстоянии нескольких десятков миль от ближайшей земли.

Помощник капитана снова поднес бинокль к глазам. Затем он стал метаться по палубе, вперед и назад, внезапно останавливался, топал ногой и снова начинал бегать. Теперь он уже и не старался скрыть свое волнение.

Тайна, очевидно, должна была скоро разъясниться, так как по приказу капитана Немо машины заработали полным ходом. В эту минуту помощник снова окликнул своего начальника. Тот прекратил ходьбу по палубе и направил бинокль в указанную точку. Он долго не отнимал бинокля от глаз. Заинтересованный странным поведением этих обычно невозмутимых людей, я спустился в салон и взял там великолепную подзорную трубу, которой постоянно пользовался. Затем, вернувшись на палубу, я поднес трубу к глазам, чтобы осмотреть горизонт. Но не успел я направить трубу, как ее вдруг вырвали у меня из рук.

Я живо обернулся. Передо мной стоял капитан Немо, но я не узнал его. Лицо его преобразилось. Глаза сверкали мрачным огнем. Рот полуоткрылся, обнажая зубы. Его напряженное тело, стиснутые кулаки, втянутая в плечи голова говорили о том, что все его существо было объято великой ненавистью и гневом.

Он не шевелился. Труба, вырванная им из моих рук, валялась на палубе.

Неужели этот взрыв гнева вызван мной? Может быть, этот непонятный человек вообразил, что я раскрыл какую-то тайну, которую не следовало знать пленнику «Наутилуса»?

Но нет, не я был предметом его ненависти. Он даже не смотрел на меня. Взор его вперился в ту же невидимую точку на горизонте.

Но капитан Немо уже снова овладел своими чувствами. Его искаженное лицо приобрело обычное выражение холодного спокойствия. Он бросил несколько слов на непонятном языке своему помощнику и затем обернулся ко мне:

— Господин Аронакс, — сказал он властно, — я должен потребовать от вас выполнения одного из условий моего с вами договора.

— Какого именно, капитан?

— Вам и вашим спутникам придется просидеть взаперти до тех пор, пока я не сочту возможным вернуть вам свободу.

— Я вынужден подчиниться вашему приказанию, — ответил я, пристально глядя на него, — но разрешите задать вам один, вопрос.

— Нет, не разрешаю!

Спорить было бесполезно, так как сопротивляться ему у меня не было сил.

Пришлось подчиниться.

Я спустился в каюту, занимаемую Недом Лендом и Конселем, и сообщил им приказание капитана.

Представляю читателю догадаться, какое впечатление произвело мое сообщение на канадца. Впрочем, на долгие разговоры у нас не оставалось времени. Четыре матроса уже ждали нас у двери и отвели в ту самую каюту, в которой мы были заключены в первый день нашего пребывания на «Наутилусе».