Нежные листья, ядовитые корни - Михалкова Елена Ивановна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/74
• Следующая

Черт меня возьми! Дважды так промахнуться в оценке одного человека! Надеюсь, я больше нигде не оплошала.

Прелестные посиделки оказались скомканы. Пришлось вызывать уборщицу и объясняться по поводу сломанного стола. А когда я вернулась в номер, заметила, что поранилась осколком. Кровь не останавливалась, и пришлось идти в медкабинет за бинтом.

Здорово же Елина выбила меня из колеи, если я забыла запереть номер! Закономерный итог был таков: к моему возвращению папки пропали.

Обнаружив это, я улеглась на кровать и стала думать.

Кража – это не смертельно. Файлы есть в моем компьютере, их всегда можно распечатать. Но что, если вор сбежит от страха раньше времени, испортив мне игру? Да и Машка, скорее всего, уедет!

Вот этого допустить никак нельзя, сказала я себе и взялась за телефон.

Обзвонив каждую и сказав нужные слова, я вновь повалилась на кровать. Отлично! Вечером мы все соберемся, и наступит время для третьего акта. Финал! Та-дам!

В эту минуту я лежу и обдумываю свою тронную речь. Интересно, она все-таки сбежит или придет меня послушать? Час назад я дала ей понять, что все приближается к развязке. Она сделала вид, что не поняла меня. Ей не хватило ни ума, ни дерзости вступить в открытое противостояние: она только отводит взгляд и притворяется дурочкой.

Меня клонит в сон. Бассейн, сауна, выходка Елиной… Я должна отдохнуть и набраться сил. Завтра у девочек будет, что обсудить, – им хватит разговоров на десять лет вперед! Но сегодня я должна…

Глаза смыкаются. Надо поставить будильник на телефоне, чтобы не проспать… Но так лень…

Я погружаюсь в дрему, и кажется, мне начинает сниться сон. Картинки проносятся перед глазами. Чудится щелчок ключа, проворачивающегося в замке… Дверь приоткрывается… Сквозь полусомкнутые ресницы я вижу знакомую фигуру и, не просыпаясь, думаю: зачем она здесь? почему у нее ключ от моего номера? И что она сжимает в руке?

Как вдруг осознаю, что это давно уже не сон, а реальность.

К шести Белла была готова. Черное платье – она признавала в одежде только алый, белый и черный, – запястья унизаны серебряными браслетами, тяжелые цепи свисают с груди. Белла взглянула в зеркало и решила, что хороша.

Любовь к серебру и черному цвету она привезла из Италии, где прожила два года. Ей хотелось стать свободной художницей, пойти по стопам великих. Когда выяснилось, что картины не продаются, Белла впала в замешательство. У нее не было плана на случай провала, потому что она не признавала ни планов, ни провалов. «Пускай судьба несет меня, как ветер крутобокую ладью!» Подразумевалось, что ветер непременно вынесет ее судно к теплым берегам, где путницу ждут кров и признание аборигенов.

Но крошечная арендованная студия на побережье быстро сожрала небогатые средства, холсты пылились у стен, а противные толстопузые хозяева туристических магазинчиков отказывались брать новые картины. Нет, синьора, говорили они и качали головами, простите, публике не нравится.

Заискивание перед просвещенной итальянской публикой боролось в Шверник с желанием кричать на главной площади с утра до вечера: «Господа! Вы – быдло, господа!»

Когда позже ее спрашивали, как она могла уехать из благословенной Италии, Белла отвечала, не покривив душой: «Когнитивный диссонанс рвал меня на части!» После этого собеседник почтительно затыкался.

Теперь Беллу снова терзал диссонанс. В четыре позвонила Рогозина, говорила намеками, напускала туману… Все как любила Белла! Но после того, как Светка обошлась с ней в Италии…

Нет, это она вспоминать не будет. Что было, то прошло. Надо идти на встречу, тем более обещано нечто удивительное.

Шверник решительно вышла из комнаты, забыв выключить ноутбук.

На мониторе некоторое время сияла заставка – фотография полей Тосканы. Белла сама сделала этот снимок, подражая Светке, которая, выйдя замуж, начала выкладывать в «Инстаграмм» один пейзаж прекраснее другого. Тоскана, Маремма, Лигурия, Ломбардия… А скалы Сардинии! А развалины Сицилии!

Но если у Рогозиной на каждый снимок набегала толпа комментаторов, то изысканную работу Беллы никто не заметил.

Анна вынула из шкафа юбку, добавила к ней свитер. Подумав, заменила свитер на жакет с блестящими металлическими пуговицами. Она будет слишком чопорно смотреться в этом костюме – но пусть. Спокойствие важнее.

Одежда – это броня. Если ты живешь изнанкой наружу, рано или поздно научишься защищаться. Или сдохнешь.

Часы.

Тонкая золотая цепочка.

Браслет.

Три кольца: змея, слон, кошка. Ум, сила, коварство. Все предметы, надетые на Анну Липецкую, были ее персональными оберегами. Непробиваемыми латами. Каждый имел свое значение, свою историю. Ей достаточно было бросить взгляд на часы, чтобы выравнивалось дыхание. Потрогать цепочку, чтобы паническая атака отступала.

На это потребовалось пять лет терапии. Зато по истечении этого срока Анна с чистой душой выкинула все упаковки таблеток, занимавшие шкафчик в ванной комнате.

Теперь она умела защищаться своими силами – и никто не назвал бы ее больше Шизой.

После долгих бесед с психологом они решили, что сосредоточенность на внешней «броне» – самый подходящий способ чувствовать себя в безопасности, пусть весьма своеобразный, но зато работающий. До нынешнего утра Анна была уверена, что ее защиту практически невозможно разрушить.

И не учла только одного: что она может оказаться в ситуации, когда на ней не будет одежды.

Услышав о сауне, Анна отвернулась, чтобы никто не увидел ее лица. Если бы она не знала Рогозину так хорошо, то подумала бы, что этот удар направлен конкретно против нее.

«Но ведь на самом деле я ее совсем не знаю. Эта женщина и Светка Рогозина из нашей школы – два разных человека».

«Довольно паранойи! Даже если твоя мания величия оправдана, получить доступ к медицинской карте – выше ее возможностей».

Звучало убедительно. Пожалуй, Рогозина действительно забронировала сауну для их посиделок без всякого умысла.

Но все это не отменяло того факта, что не в силах Анны было сохранять спокойствие, оставшись голой в компании восьми человек. Купальник не в счет.

Однако, подумав, она нашла выход. Во-первых, оставила цепочку – память о бабушке, ниточка, связывающая ее с любящими людьми. Анна ощущала ее как гибкий теплый луч, прильнувший к шее.

Защита номер один.

Тонкое кольцо со змеей. Глаз у змеи – рубин. Кольцо они купили вместе с мужем во Франции в лавке антиквара. Анна примерила его просто так, из чистого любопытства. Но змейка обвила палец, подмигнула алым глазом – и Илья, посмотрев на лицо жены, без единого звука выложил круглую сумму. С тех пор Анна почти никогда не снимала кольцо. У кого-то есть охранная собака, кто-то доверяет совам… А ее тотем – гадюка.

Защита номер два.

А третий оберег оказался совсем уж смешным. Может, потому и работал. Анна ухитрилась, провозившись целый вечер и исколов пальцы иголкой, зашить в шов купальника тонкую гибкую веточку ивы, сорванную в парке.

Хлыст.

Скрючившись под тусклым торшером в двенадцатом часу ночи, Анна вдруг увидела себя со стороны – и расхохоталась. Сидит взрослая тетка, глава целого аналитического отдела, – немаленького отдела, хотелось бы заметить! – и вставляет в трусы ивовый прутик. Ну не Шиза ли ты, Липецкая, после этого?

Но она вспомнила слова своего врача и мысленно повторила главную заповедь: «Не будь сама себе врагом!»

Делай то, что считаешь нужным.

И все-таки ее защит не хватило: она ввязалась в лишний, бессмысленный спор. Это выглядело глупо, и, застегнув последнюю пуговицу под горлом, Анна поклялась себе не повторять ошибок.

Первым человеком, которого она увидела, спустившись в бар, оказалась Маша Елина.

– Ты? – Анна не смогла сдержать удивления. – Я думала, ты давно уехала!

– Светка позвонила, – просто ответила та. – Сказала, что хочет прилюдно извиниться и кое-что объяснить. Вот я решила остаться.

• Предыдущая
• 26/74
• Следующая