Унесенные страстью - Барнет Джилл - Страница 36

• Предыдущая
• 36/68
• Следующая

Девушка посмотрела вниз. Она была еще только на полпути. На минутку остановившись и переведя дыхание, она опять перехватила веревку, спустившись еще на несколько дюймов.

В следующее мгновение кто-то громко присвистнул. Джорджина так и застыла.

– Ай да ножки, Джорджи! – Эйкен стоял внизу, прямо под ней, у самой стены дома. Он поставил ногу на камень, локтем опираясь о согнутое колено, и улыбался, глядя вверх, на нее. Джорджина висела, крепко обхватив ногами связанные рубашки, а руки ее так вцепились в веревку, что каждый мускул дрожал от усилий. – Не могла бы ты еще раз повторить для меня этот номер? Покрути еще немножко задом, а рубашки пропусти между ножками.

Руки ее соскользнули, и девушка отчаянно забила ногами, пытаясь удержаться на месте.

Эйкен беспрерывно отпускал свои шуточки:

– Спасибо, Джорджи. Это последнее зрелище было еще живописнее. – Он помолчал. – Знаешь, я никогда уже не буду смотреть на эти рубашки прежними глазами. – Эйкен нагло, оскорбительно хмыкнул.

Девушка отчаянно цеплялась за веревку; она кипела, вся пунцовая от ярости, стараясь сжать поплотнее ноги, чтобы не соскользнуть еще ниже. Минуты проходили в упрямом молчании.

Эйкен выпрямился, притворно зевнул, потом сказал:

– Ты больше никуда не торопишься? Ну что же, прекрасно, Джорджи. Я тоже никуда не спешу. – Руки Эйкена снова были скрещены на груди. Поза эта страшно раздражала ее – словно стоит ему только подождать, и весь мир сам собой упадет к его ногам.

Джорджина промолчала, только лишь метнула на него испепеляющий взгляд. Потом руки ее опять соскользнули, и она застонала, упрямо цепляясь за веревку.

– Джорджи! – Эйкен поднял к ней руки. – Брось ее; я тебя поймаю.

Девушка посмотрела на окно наверху. Она стиснула зубы и стала карабкаться обратно, но ей удалось подняться всего на какой-нибудь фут – руки ее совсем онемели.

– А ты упряма!

Джорджина понимала, что у нее не хватит сил подняться обратно. Однако она скорее позволила бы отрезать себе ноги, чем призналась бы в этом Эйкену.

Тот преувеличенно громко вздохнул.

– Ну что ж! У меня нет выбора. – Эйкен протянул руку и дернул за самодельную веревку. – Думается мне, шансы три к одному, что она выдержит нас обоих. Сейчас проверим.

– Подождите! Не надо! Она ни за что нас не выдержит!

– По-моему, я предупреждал тебя, чтобы ты больше не делала глупостей. Но ты не послушалась.

Эйкен ухватился за рубашки и так за них дернул, что Джорджина сразу же соскользнула вниз на два фута. Девушка вскрикнула. Руки его коснулись ее лодыжек.

Она взмахнула было ногами, желая лягнуть его, но промахнулась. Руки ее соскользнули. Она беспомощно съехала вниз и со всего маху уселась ему на грудь, так что оба они повалились на землю.

Ошеломленная, вне себя от злости, она лежала, распластавшись на нем.

Джорджина умирала со стыда. Эйкен хохотал.

Близилось утро, и Калему было не до смеха. Он стоял в библиотеке у открытого окна. Только сейчас он выплеснул полведра воды. Еще несколько ведер были беспорядочно расставлены там и сям по всей комнате. Он поставил ведро под протечку и пошел за другим. В кресле, свернувшись клубочком, спала Эми. Она заснула, когда с потолка перестало течь – около получаса назад. Калем остановился и посмотрел на нее раз, наверное, в десятый, не меньше. Он и сам не знал, отчего его так тянет смотреть на нее. Просто смотрел – и все.

В камине громко затрещало полено. Калем, опомнившись, отвернулся. Это было не так-то легко. Он взял еще два ведра, прошел через комнату и выплеснул их за окно. Затем опустил раму и, закрыв окно на задвижку, так и остался стоять там. Калем протер усталые глаза и, сунув руки в карманы, стал смотреть на улицу, как будто пытаясь доказать себе, что он еще способен на что-то смотреть.

Ну и ночка выдалась! Слава Создателю, она уже почти позади. Туман за окном постепенно менял цвет. Всходило солнце; в лучах его темно-серая тусклая пелена начинала сверкать белизной.

Это был тот туман, который, надвигаясь, стеной отгораживал острова, превращая их в маленькие независимые государства. Большая часть тех, кто жил на материке, видели в островах что-то вроде ловушки, где вы одиноки и откуда не можете вырваться. Пленники. Обитатели островов казались чужеземцами тем, кто жил на материке, где можно переезжать из деревни в деревню или из города в город, обладая тем, что они в своем заблуждении принимали за свободу. Но в жилах у Калема текла кровь горных шотландцев. Он любил одиночество. Оторванность от всего и от всех. И он был здесь свободен – он мог делать все, что хотел. Он мог охотиться или скакать верхом, бегать или прогуливаться по земле, которая ему принадлежала.

Для него остров был не тюрьмой, а убежищем.

Однако он внезапно почувствовал себя как-то странно и неуютно в своем собственном доме; это было все равно что, проснувшись, обнаружить, что твоя кожа тебе больше не подходит. Калем попытался разобраться в своих чувствах и поймал себя на том, что опять смотрит на Эми.

Девушка по-прежнему спала в кресле.

Как-то так случилось в последние годы, что Калем совсем перестал обращать внимание на женщин, разве что они досаждали ему. Он постепенно охладевал к ним и все больше и больше боялся их. Он и сам не заметил, как это произошло. Но Эми не досаждала ему. Она его пленяла. В ее присутствии он даже забыл о том, что терпеть не может женщин.

Дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Калем поморщился. Брат не может входить иначе.

Он обернулся: так и есть – Эйкен широкими шагами входил в комнату, перекинув эту ведьму через плечо. Ее, наверное, и в Бостоне было слышно.

Отвращение Калема к женщинам вернулось с новой силой. Пройдя к дверям, он закрыл их за братом.

Эйкен сбросил эту мегеру на свободное кресло и ухватился руками за подлокотники, удерживая ее.

– Сейчас же отпусти меня, Мак-Олух!

– Твоя подруга жива и невредима. Она здесь, рядом с тобой, Джорджи.

Чертовка вздернула подбородок:

– Это просто знакомая. – Она повернулась к Эми. – А не...

Она умолкла и внезапно отвернулась. Калем заметил, что ее уничтожающий взгляд устремлен на него:

– Что вы сделали с ней?

Он посмотрел на Эми, потом снова перевел взгляд на ведьму по имени Джорджи.

– Ничего.

– А мне вот известно другое. – Она попыталась встать. – Пустите меня!

– Нет. – Эйкен не шелохнулся.

Она опять посмотрела на Калема:

– Я знаю, что вы хотели обидеть ее.

– Я в жизни не обидел ни одной женщины.

– Вы лжете! Когда мы были в пещере, Эми мне рассказала, что вы пытались с ней сделать.

– Если бы мой брат собирался обидеть ее, Джорджи, он не стал бы спасать ее.

– Х-ха!

Калем просто не знал, что и думать. Девушка вроде бы по-прежнему спала. Это его не удивляло. Она, должно быть, совсем измучилась. Он попытался вспомнить, что он такого сказал или сделал, что побудило ее наплести этой ведьме нечто столь несуразное. Насколько Калем помнил, он пытался рассеять ее страхи, а отнюдь не усугублять их.

Он чувствовал, что Джорджи наблюдает за ним. Это раздражало его, не давало сосредоточиться. Он с минуту ходил по комнате, разглядывая мокрый ковер.

Сначала Эми боялась его, боялась настолько, что ударила стаканом из-под виски, так что он потерял сознание. Однако же ему показалось, что страх ее прошел. Сдвинув очки на переносицу, Калем обернулся:

– Что она сказала тебе?

– Сказала, что вы собирались ее изнасиловать.

– Изнасиловать ее?

Калем был потрясен. Он стал припоминать. Что он такого мог сказать ей?

– Калем? – Эйкен так и зашелся от смеха.

– Эми не стала бы лгать мне.

– Калем никогда не изнасилует женщину, – заверил ее Эйкен.

– Я решил, что она устала, вот я и сказал ей, что пора идти спать.

• Предыдущая
• 36/68
• Следующая