Унесенные страстью - Барнет Джилл - Страница 19

• Предыдущая
• 19/68
• Следующая

Не открывая глаз, девушка прошептала:

– Медленно. Прошу вас, идите очень медленно.

Калем был предельно осторожен, ступая на причал. Он старался вести ее ровно, не делая быстрых или резких движений. Они шли вдоль причала, когда девушка открыла глаза и посмотрела на него.

– Я не могу бороться с вами.

Она сказала это так тихо, что Калем даже подумал, не послышалось ли ему. Ее тело стало снова безвольным, как будто сдавалось.

Но Калему понятен был ее взгляд. Это был страх. Чистейший, всеобъемлющий страх. Она и вправду считала, что он может обидеть ее. И она знала, что беспомощна и не сможет помешать ему.

Неведомо откуда на него вдруг нахлынуло желание защитить ее, точно гигантская рука поднялась, ударив его наотмашь.

Калем почти не общался с женщинами, если, конечно, не считать тех, с кем он встречался с определенной целью. Те же кандидатки в «добродетельные жены», которых привозил ему Фергюс, гонялись за ним и пугали его до смерти.

Но эта девушка не гналась за ним. Она боялась его. Калему нелегко было это понять. Он никогда еще не внушал женщине страх и даже сейчас не мог себе представить, что это возможно.

Он шел не останавливаясь; в душе у него что-то томилось, нарастая и мучая, нечто вроде уз, или привязанности, или же какой-то невидимой связи, такой же крепкой, как та, что соединяла его с братом.

Заботиться о женщине? Нет. Он уже давным-давно решил, что ему и без того прекрасно живется. Не надо ему никакой жены. Не надо женщины. Не надо беспорядка. Он будет жить по распорядку, заведенному им, а не кем-нибудь там еще.

Девушка смотрела на него.

– Давай я отведу тебя в дом.

Она не ответила, но Калем почувствовал, как тело ее внезапно напряглось в его руках; в ее широко раскрытых глазах по-прежнему стоял страх. Калем прижал ее к себе чуть сильнее, оправдывая эту маленькую вольность тем, что минуту или две до того вовсе не замечал ее.

Он чувствовал, что девушка смотрит на него. Она дышала быстро, прерывисто; Калем слушал ее дыхание и думал, что это похоже на вздохи женщины, охваченной желанием. Страстным желанием.

Он шел молча; молчание нарастало, сгущалось, пока не стало еще более мучительным, чем шум. Калем поглубже вздохнул, пытаясь придумать, что бы такое сказать.

– Как тебя зовут, малышка?

Девушка не ответила. Ну что ж, он не винил ее. Она лишь смотрела на него – пристально, серьезно.

Он ощущал ее взгляд на себе, как если бы ладонь ее коснулась его щеки. Калем прошел еще несколько шагов, глядя прямо перед собой, потом буркнул:

– Я не сделаю тебе ничего плохого.

Девушка опять ничего не ответила; Калем посмотрел на нее и по недоверчивому выражению ее лица понял, что она все еще не верит ему.

– Даю вам слово, слово Мак-Лаклена из рода Мак-Лакленов.

Девушка любопытным, но утомленным взглядом смотрела, как он идет рядом с ней в этом влажном тумане. Единственными звуками были дыхание прибоя у них за спиной, поскрипывание и хруст его сапог по камешкам, которыми была усеяна дорожка, ее короткие, прерывистые вздохи да еще что-то, отдававшееся у него в ушах, – похоже, это было биение его собственного сердца.

– А что это значит – Мак-Лаклен из рода Мак-Лакленов?

Ее голос звучал теперь совсем по-другому, в нем больше не было стона и жалобы. Он был спокойный, с нотками любопытства, звонкий и чистый. Полная противоположность той фурии, которую Эйкен перекинул через плечо.

– Это я – Мак-Лаклен из рода Мак-Лакленов. Последний глава древнего клана Мак-Лакленов.

– Так, значит, вы англичанин?

– Шотландец, малышка. Я – шотландец.

– Исчезающий остров, – шепнула девушка, словно вообразив, что находится в гостях у привидения.

– Ты ведь не веришь в эту чушь, правда? Остров никуда не исчезает. Это все только из-за тумана.

– Нет... конечно, нет, – ответила девушка, хотя и не слишком уверенно. Она снова разглядывала его. – Вы говорите не как англичанин.

Это прозвучало так, как если бы она заявила: «Вы не похожи на привидение».

– Я шотландец, а не англичанин.

– Ваш выговор не очень-то похож на шотландский.

– Я родился здесь, на этом острове, как и мой отец, и отец моего отца.

Калем повернул налево, туда, где туман чуть рассеивался у высокого дерева. Под ногами у него хрустел гравий, которым была усыпана дорожка перед главным фасадом. Калем почувствовал, как девушка вздрогнула.

– Вот и дом – прямо перед нами.

Калем знал, что знакомые неясные очертания, выраставшие перед ними в тумане, были его домом, громадным и темным, высотой больше двух этажей. Он замедлил шаги, подходя к крыльцу.

– Если вы и вправду шотландец, почему же вы тогда не живете в Шотландии?

Он горько рассмеялся, открывая входную дверь.

– Есть такая поговорка: шотландец бывает дома, только когда он на чужбине. – По глазам ее Калем догадался, что девушка его не поняла. – Шотландия – уже не дом для шотландцев, малышка.

– Почему вы так говорите?

– Потому что так оно и есть. Те, кто теперь там живет, это или саксы... англичане, – пояснил Калем, – или люди, которых больше интересуют цены на шерсть, чем цена человеческого достоинства и страдания. Они давно уже забыли о традициях и долге. Они могут называть себя шотландцами, малышка, но эти люди уже не шотландцы.

Калем пропустил девушку в дом, затем толкнул дверь ногой, так что она с треском захлопнулась.

Девушка даже не вздрогнула от этого звука; она вся ушла в созерцание, глядя на Калема таким странным, испытующим взглядом, точно ожидала, что он сейчас начнет пожирать ее, и удивлялась, почему этого до сих пор не происходит.

– Ты задаешь слишком много вопросов, малышка, а сама даже не назвала мне свое имя.

Калем подождал, но девушка молчала; она лишь отвела глаза, потом принялась рассматривать комнату.

– Это мой дом и дом моего отца и деда.

Странно, как хрипло, точно хруст гравия под ногами, прозвучал его голос – резко, сердито, хотя он совершенно не чувствовал злости. Калем не мог бы определить, что он чувствует, но это была не злость.

Девушка продолжала оглядываться; Калем вошел вслед за ней, и звук его шагов эхом отдавался под высокими балками сводов, возносившихся вверх более чем на два этажа.

Калем остановился, осматриваясь. Он гордился своим домом; он всегда им гордился. Его прапрадед был таким же великаном, как Эйкен, и он построил себе дом, где все было громадным, в суровом кельтском стиле – так строили замки предводителей кланов в горной Шотландии. Однако этот дом возвели из того материала, который имелся на острове. Полы выложили серым сланцем, а глыбы розового гранита для стен вырубали в местных скалах. Все деревянные части и отделка были из гемлока – кривой, узловатой сосны – и кленов из ближайших лесов; а круглые серые валуны, до блеска отполированные морем, послужили для кладки каминов, таких огромных, что в них запросто мог бы уместиться целый шотландский клан. Для тех Мак-Лакленов, которые прибыли сюда, это был новый замок на новой родине, выстроенный гордым, достойным мужем, одним из последних шотландских воинов. Мужем, который был вынужден покинуть свою любимую родину.

Его шотландские предки, жившие в своих замках веками, только посмеялись бы, сочтя этот дом новехоньким. Но для Калема он означал нечто большее, и для него он был достаточно старым, ведь его лестницы хранили еще эхо шагов его прапрадеда.

Калем чувствовал, что девушка смотрит на него, но не произнес ни слова. Она разглядывала его как нечто неодушевленное. В воздухе ощущалось что-то странное, Калем чувствовал, как нарастает неловкость; он повернулся и широким, размашистым шагом пошел по просторному, отделанному деревянными панелями коридору.

Пронзительный женский крик эхом прокатился вдалеке, в восточной части дома; это была половина Эйкена. Калем остановился.

Что-то с треском обрушилось. Послышался звон стекла, затем оглушительный грохот; Калему показалось, что он услышал, как брат его вскрикнул.

• Предыдущая
• 19/68
• Следующая