Задание - Дубровский Эдгар - Страница 6

держать, выдернул чеку и подержал гранату довольно долго, поворачивая руку и

показывая Лешке -- все, мол, в порядке, держи сколько хочешь, только скобу

не отпускай. А потом бросил и пригнул Лешку ниже бруствера окопа. Рвануло

здорово.

-- Теперь ты, -- сказал инструктор и достал вторую Гранату.

Лешка сжал ее, торопясь, выдернул чеку и -- не смог бросить. Он знал,

что граната взрывается через одиннадцать секунд после того, как отпустишь

скобу. Время достаточное. Но не мог, ноги затряслись, как после спуска с

крутой горы, голове стало холодно, он держал гранату в вытянутой руке и не

мог отвести от нее взгляда. А вдруг пальцы разожмутся?!

-- Молодец, -- странно ласковым голосом сказал инструктор. -- Хорошо.

Подержал. Теперь спокойно замахнись и выброси ее. Во-он туда.

И Лешка взял себя в руки. Он понял, что все равно ее теперь придется

бросить. Надо. "Надо" -- какое-то очень облегчающее слово. Надо -- значит,

можно не думать о том, к чему приведет. Надо -- и ничего другого не

остается.

Он бросил, и впервые граната улетела у него достаточно далеко. И он не

пригнулся, стоя в окопе, при разрыве своей гранаты.

-- Через три дня отправляемся на задание, -- сказал Сергей, когда

вечером пришли домой. -- Садись и слушай внимательно.

Сердце у Лешки забилось часто-часто: сейчас он все узнает! Конечно, он

давно уже строил разные предположения насчет этого задания. По самым смелым

расчетам, им предстояло добраться до Берлина.

-- Ты знаешь, что такое в Ленинграде потерять карточки, -- заговорил

Сергей. -- Это значит умереть от голода. Но если карточки есть, человек

знает, что он получит еду. Нормы на продукты так рассчитаны, чтобы на все

карточки хватило. Правда, понемногу. А что будет, если карточек выпустить

вдвое больше? За две недели на эти карточки выдадут весь месячный запас

продуктов. И что тогда останется на вторую половину месяца?

"При чем тут карточки? -- думал Лешка. -- Наверно, нам мало еды дадут с

собой, и он хочет меня подготовить".

-- Фашисты начали печатать и подбрасывать нам в город фальшивые

карточки. Несколько недель назад нам удалось ликвидировать их типографию. Но

теперь заработала новая. Недалеко от Луги. Они ее маскируют под

интендантскую команду, которая обслуживает лагерь для военнопленных.

-- А как все это узнали?

-- Там есть наш человек, в деревне, а в лесу целая группа с рацией. Вот

они и сообщили, что в школу -- а команда размещается в школе -- привезли

из-под Сиверской некоего Житухина. Мы выяснили, что он большой мастер

печатать фальшивые деньги и вообще документы, до войны был осужден, отсидел,

а потом сослан. Кроме того, видели, что в школу привезли какое-то

оборудование, которое разгружали ночью. Ну и еще, что очень важно, -- майор

Краузе, начальник команды, есть в нашей картотеке. Это кадровый разведчик. В

деревне большой гарнизон немцев, партизаны атаковать их не могут. Мы с тобой

должны поселиться в этой деревне и сорвать работу типографии.

-- А как? -- Лешка был разочарован и не мог скрыть этого.

-- На месте выясним. Ты чего нос повесил?

-- Я не повесил.

-- А чего ж он висит тогда? -- засмеялся Сергей и зажал Лешкин нос

между пальцами.

9

Днем Лешку привезли на машине к его дому. Лешка поднялся на третий этаж

и отпер дверь. Пока он поднимался, ему казалось, что вот он войдет сейчас в

квартиру и сразу почувствует, что Вера дома. Она выйдет из кухни в кофточке

с закатанными рукавами, и руки будут мокрые, и она, оттопырив губу, сдует

упавшие на глаза волосы и сердито скажет ему: "Где ты болтался, ребенок?"

Он был почти уверен, что так будет, пока не открыл дверь.

В квартире было очень пусто и холодно. Все же у Лешки сильно билось

сердце, когда он шел мимо кухни в комнаты.

На печурке стояла кастрюлька, воду в ней затянуло слоем пыли. В печурке

лежала растопка -- щепочки на кусках обоев. Окно было открыто, на

подоконнике валялась рогатка. Он сунул ее в карман и огляделся. Каким все

это будет, когда он вернется сюда?

Он закрыл окно и прошел в свою комнату. Ходики стояли. Гирька на

длинной цепочке коснулась пола и наклонилась в сторону. Он встал на

табуретку, дотянулся до колечка на другом конце цепочки и поднял гирю. Потом

толкнул маятник. Ходики бойко затикали. Завтра они остановятся, и никто не

пустит их снова. Никто...

Лешка прижался лицом к стене и заплакал.

Машина возвращалась на Васильевский остров после артобстрела. К

обстрелам давно привыкли, и жизнь в городе не прерывалась. На Исаакиевской

площади женщины убирали капусту. Ряды синеватых кочанов пересекали площадь

из конца в конец. С двух сторон площади торчали деревянные вышки со

сторожами.

Машина объехала площадь, поехала по мосту через Неву, на Васильевский

остров. Там, в узкой улочке, пришлось остановиться. Взрывной волной

перевернуло грузовик с хлебом. Хлеб рассыпался по мостовой. Много хлеба.

Быстро собрались прохожие, оцепили это место и никого не подпускали к

буханкам, лежащим на булыжнике. Люди стояли кольцом, держались за руки и

молчали. Они старались не смотреть на хлеб.

Таким Лешка запомнил Ленинград.

10

Шум боя оборвался неожиданно. Только что рвали воздух разрывы гранат,

катилась по ночному лесу нестройная стрельба -- и вдруг тишина.

"Поп-поп-поп..." -- простучала последняя автоматная очередь, и все стихло.

Слышно было, как падает, с шорохом задевая ветки, тяжелая еловая шишка:

короткая пауза, глухой стук о землю... Тихо. Только похрустывают, шуршат

сухие листья, наваленные сверху на Сергея и Лешку.

Сергей пошевелился, потрогал Лешкино плечо, оно слабо дернулось.

Совсем притих парень. Он молчал с самого вылета, когда загудели моторы

и самолет затрясся, разбегаясь по травяной полосе. В самолете он сидел на

скамейке нахохлившийся, птенец птенцом. Только посматривал иногда на Сергея.

Видно, по лицу пытался определить, когда же будет самая большая опасность.

Не определил, конечно. И потом молчал, когда заходили на посадку, на лесные

костры, и штурман вышел и сказал, что вокруг "пятачка" видны в лесу вспышки

выстрелов и командир спрашивает, что делать. Лешка стрельнул взглядом в

Сергея и с безразличным видом потянулся. Храбрился. Для него ночной полет в

холодном, гудящем и трясущемся самолете был страшней, чем бой, которого он

никогда не видел.

Как это часто бывает, хорошо разработанная операция сразу же пошла

наперекосяк. Их должны были принять на аэродроме командир отряда и двое-трое

самых доверенных партизан, дать им надежного проводника и отправить из

расположения отряда так, чтобы никто больше их не видел. Они сели в самое

пекло боя. Партизаны с трудом удерживали район своего штаба. Бой шел весь

день, продолжался ночью, и ясно было, что против таких сил фашистов им не

выстоять, надо быстрей уходить, спасая людей.

Сергей и Лешка еле успели вылезти из самолета, как какие-то люди стали

впихивать в самолет самодельные носилки с ранеными. Тем, кто грузил раненых,

было не до прилетевших, а где командир, они не знали. Стрельба приближалась,

надо было как можно скорей уходить отсюда, но без проводника это было

бессмысленно. В темноте, среди деревьев уже видны были бледные вспышки

выстрелов. Люди суетились около самолета, пилот кричал на них... Сергей

размотал веревку, служившую ему поясом, дал конец Лешке и приказал крепко

держаться за него, чтобы не потеряться в ночной суете.