Райский остров - Барнет Джилл - Страница 60

• Предыдущая
• 60/70
• Следующая

– А здесь?

– Да.

– Если тебе не понравится то, что я сделаю сейчас, то ты скажи, и мы навсегда ограничимся только этим.

Это было предложение, в котором сквозило обещание.

Единственное, что ее беспокоило, – это выражение его лица. Оно слишком подозрительно напоминало ей то, как он играл в покер с Теодором. По его глазам было видно, что козыри – у него.

– Договорились?

Она кивнула.

– Расслабься, Смитти. Я буду все делать очень осторожно, пока ты не будешь готова. Так больно?

– Нет.

Он действительно двигался медленно до тех пор, пока она не поняла, что он был прав. Она не чувствовала боли, а Хэнк, если видел, что она морщится, сразу останавливался.

Он снова взглянул на нее:

– Ты в порядке?

Она кивнула и обняла его руками, ей нравилось, как играют мускулы у него на спине, она гладила его и через какое-то время поняла, что он двигается слишком медленно. И сказала ему об этом.

– Слава Богу! – выдохнул Хэнк и, явно обрадовавшись, прибавил темпа.

Она двигалась заодно с ним. Это было очень хорошо, так приятно. Она слышала, как волны бьются о берег, и чувствовала, что в ней тоже нарастает желание, идущее из глубины. Боли не было, только нервная дрожь, трепет, то же, что она испытывала, когда он любил ее языком, только сейчас ее волнение было глубже, сильнее, как будто все вообще заканчивалось и начиналось его телом.

Ее ожидание было не напрасным, он вдруг так глубоко вошел в нее, что ей показалось, будто она воспарила высоко-высоко. Из Хэнка посыпались чудные слова благодарности, перемешанные с проклятиями, он хрипло выкрикивал ее имя, а Маргарет с трудом переводила дыхание.

В какой-то момент ей показалось, что она отключилась, хотя тело продолжало жить своей инстинктивной жизнью. Хэнк шепотом позвал ее и начал снова и еще быстрее, чем раньше. Вдруг он застонал, заскрежетал зубами, и вот наступил для него момент наивысшего напряжения. Неожиданно он оставил ее, и что-то теплое и мокрое оросило песок. Маргарет, естественно, ничего не поняла, но она и не могла ни о чем думать. Она жила наконец не разумом, а чувствами. Его вес, дыхание, руки, волосы на груди отвлекали от мыслей. Они лежали рядом, сердца бились учащенно, в унисон. Спустя некоторое время, немного успокоившись, он сказал ей куда-то в шею:

– Ну что, ты продолжаешь думать, что в любви нет равенства и справедливости?

– Я не уверена.

Хэнка как подбросило; он привстал на локтях и недоуменно возопил:

– Что ты хочешь сказать этим «не уверена»?

Маргарет постаралась ответить как можно серьезнее:

– Я должна об этом как следует подумать. – И, только увидев, как он нахмурился, расхохоталась. Но не успела она как следует посмеяться, как он уже встал на колени, подхватил ее на руки и положил ее ноги себе на плечи.

– Ну-ну, дорогая, думай-думай.

Маргарет сидела на песке, прислонившись спиной к груди Хэнка. Они любовались темно-пурпурным ночным небом и заходящей луной. Легкий ветерок освежал ее щеки. «Удивительно, – думала она, – как остро можно ощушать все, что происходит вокруг. Прикосновение ветра, прохладу песка, тепло тела Хэнка, его близкое дыхание».

Ей казалось, что ее кожа и ее чувства обострены как никогда. Более того, за последние несколько часов она вообще стала другим человеком. Она размышляла о том, что произошло между ними, спрашивала себя, осталась ли Маргарет Смит той же, какой была. Она улыбнулась, может быть, она теперь и правда Смитти. Она легко, блаженно вздохнула, отдаваясь всецело той радости, которую испытывала просто потому, что они сидели рядом, вдвоем, как будто жили в собственном отдельном мире, в котором не было никого, кроме них. Она наслаждалась особым чувством покоя, близости, уединенности и отрешенности от всего, что когда-либо существовало или будет существовать. Они долго молчали, но это было молчание старых друзей, которое ничуть их не тяготило. Оно в корне отличалось от тех пауз, которые возникали прежде, когда они еще боролись с тем, что уже возникало между ними. Небо стало еще темнее, а серебристая луна исчезла за горизонтом. Маргарет запрокинула голову, покойно устроившись на его плече, и сказала:

– Поговори со мной.

– О чем?

– Не знаю, – сказала она как можно небрежнее. – Расскажи мне о своей жизни.

Он цинично хохотнул:

– Нам не хватит времени, дорогуша.

– Тогда расскажи мне о самом главном.

Маргарет почувствовала, что он переменил положение, видимо, хотел заглянуть ей в глаза.

– Например?

– Например, начни с того, где ты научился танцевать?

Он засмеялся:

– Я брал уроки.

Хэнк явно хотел подразнить ее. Она покачала головой – у нее не было настроения смеяться – и стала ждать ответа. Он ничего не ответил, и Маргарет взяла горсть песка и задумчиво пересыпала ее в руках.

– Расскажи мне о бейсболе.

Он обнял ее еще крепче, а потом руки его упали. Ей не удалось его обмануть. Вскоре он совсем отодвинулся, поднял колени и положил на них голову. Отвернувшись, он глухо проговорил:

– Бейсбол – это такая игра, для нее необходимы бита, перчатка и мяч.

Она нежно взяла его за руку:

– Не надо. Пожалуйста. Я видела тебя тогда, в джунглях, как ты бил по орехам. А Теодор сказал мне, что ты не хочешь учить его играть. Почему? Что с тобой произошло?

Хэнк взял камешек, обкатанный морем за столетия, и начал подкидывать его вверх, как мячик. Только сейчас Маргарет поняла, что это не просто привычка. Она часто видела раньше, как он это делает. Это ключ к его прошлому.

Он взглянул на нее:

– Как далеко ты хочешь зайти?

– Я хочу все понять.

Хэнк помолчал, потом сказал:

– Иногда, дорогая, я и сам не уверен, что все понимаю.

– Очень тебя прошу, Хэнк.

Уставившись на камень и продолжая вертеть его в пальцах, очень неохотно он начал говорить:

– Я уехал из Питсбурга, когда мне было пятнадцать. Выбор был невелик: или попасть в тюрьму, или уехать. Меня поймали на улице на краже. Полицейский, который меня схватил, сказал, что ему надоело вечно возиться со мной и я должен убраться из города, иначе он позаботится, чтобы меня посадили и долго-долго не выпускали. – Теперь он смотрел на море, на него нахлынули воспоминания. – Ну, перебрался с грехом пополам в Филадельфию. Несколько месяцев жил под железнодорожной эстакадой с такими же пацанами, как и я, в жалкой хибарке, воруя еду и ночуя на куске картона.

– В пятнадцать лет?

– Ага. – Он лукаво улыбнулся. – А что ты делала в пятнадцать?

– Ходила в школу, играла на фортепьяно, болтала с подружками. Делала то, что делают все девочки в таком возрасте.

– На фортепьяно?

– Это лучше, чем играть в покер.

– А я и не играл в покер в пятнадцать.

– Неужели? – Она наклонила голову набок.

– Нет. До шестнадцати я не имел понятия, как метят колоду.

Маргарет хмыкнула:

– Продолжай, пожалуйста.

– Я жил на улице уже около года, когда однажды отправился на бейсбольный матч, потому что прослышал, что там можно разжиться чем-нибудь съестным. «Филадельфия» играла против «Бостона», и стадион был полон. Уличные торговцы стекались туда рекой, как всегда в таких случаях, шла бойкая торговля пивом и сосисками. Но в толкучке привлекательнее еды была возможность поживиться чьим-нибудь кошельком, и я принялся слоняться по стадиону, присматриваясь к тому, кто как бережет свои денежки. Тут-то я и залез не в тот карман. Пострадавшим оказался Билли Хобарт – владелец команды, и меня схватили. Он сам меня и догнал. Я даже мальчишкой не умел как следует бегать.

Маргарет грустно улыбнулась ему. Ведь смеются же люди над выходками ярмарочного клоуна, который получает тычки и зуботычины, – часто смех вызывают и печальные обстоятельства.

– Билли притащил меня обратно за шкирку и заставил работать – чистить поле, чинить сломанные скамейки и ограду стадиона. Проклятие, он даже заставил меня чистить отхожие места.

• Предыдущая
• 60/70
• Следующая