Двойная спираль в небеса - Шеффилд Чарльз - Страница 4
- Предыдущая
- 4/6
- Следующая
Бейтс бросил давно забытую сигару в пепельницу.
– Ты не понял, Толстяк. Я сказал не «скрывать», а «скрыть». Хочешь – не хочешь, а нельзя. Твои или мои желания тут ни при чем. Повторяю: я обнаружил послание. Где, по-твоему, я его нашел? На стенке в общественном сортире?
Джейкобсен свирепо сверкнул глазами.
– Будь я проклят, если знаю. Но наверняка где-нибудь на нашей территории – разве нет?
– О да. Я десять лет не был за границей.
– Тогда послушай меня, дружище Пучеглазый. Я десять лет служил в морской разведке и гарантирую, что она накроет колпаком любое место в Штатах, где бы ты ни нашел свое письмо. Так плотно накроет, что никакой Гарри Гудини и мизинца не просунет. В печать не просочится ни слова; мы обеспечим такую секретность, по сравнению с которой стандартная пентагоновская государственной важности покажется дырявой, словно дуршлаг.
– Не выйдет. Вот ты вспомнил, как обвинял меня в отсутствии здравого смысла. Так призови на помощь свой, если за годы, что ты носишь погоны, от него что-нибудь осталось. Представь себе, что ты – инопланетянин и хочешь оставить на Земле инструкцию, которую через двадцать миллионов лет смогут прочесть будущие люди. – Бейтс кивнул на парящий над столом цилиндрик. – Как вы поступите, сэр?
Адмирал надул щеки и с шумом выдохнул.
– Э-э, выбью на чем-нибудь вечном и неизменном – на скале, к примеру, или на стальной пластине. Хотя нет, золотая или стеклянная подошла бы лучше. Но двадцать миллионов лет…
Профессор поощрительно покивал.
– Кажется, до тебя начинает доходить. Значит, не все потеряно. Двадцать миллионов – не двадцать сотен. На Земле нет артефактов даже вдвое моложе. Любая надпись стерлась бы меньше, чем за миллион лет. Оставишь ли ты ее на поверхности, зароешь ли глубоко в грунт – эрозия или коррозия уничтожат информацию. Думай, адмирал. Двадцать миллионов.
– Невозможно. Так долго ни одно послание не сохранится.
– Верно. Я ждал от тебя этого вывода. Через двадцать миллионов лет оно будет как минимум искажено до неузнаваемости.
– Но это на Земле. Может быть, если его оставить на Луне, где нет атмосферы и влаги…
– О, прекрасная идея; признаться, я уж не надеялся. Однако Луну бомбардируют астероиды; пришлось бы позаботиться о защите. Есть способ получше – здесь, на Земле. Способ, позволяющий сохранить информацию в течение сотен – да, да, сотен миллионов лет при ничтожной вероятности утраты. И при желании мы и сами можем освоить этот способ.
Джейкобсен рыкнул с досады.
– Ладно, Пучеглазый, ты всегда считал себя умнее всех. Допустим, я не вижу такой возможности. Поделись же со мной, если ты ее видишь. А для начала разрешаю сообщить, почему до нее додумался ты, а не кто-то другой.
– Потому что от меня несет обезьяньим и медвежьим дерьмом. Как ты помнишь, я не физик, но не сказал тебе, кто же я. Так вот, я биолог. Молекулярный биолог. А в молекулярной биологии сейчас одна из самых актуальных тем – это исследование молекулы ДНК. Ты имеешь представление о ДНК?
– Никакого, и не уверен, что хочу иметь.
– А напрасно. Тебе следовало бы следить за бюджетным финансированием научных исследований. Молекула ДНК – носитель наследственной информации, причем информация в ней дублирована и потому практически не искажается, за исключением крайне редких случаев мутаций в момент деления клеток. Министерства энергетики и здравоохранения получили на составление карты человеческой ДНК по миллиарду долларов каждое.
– По миллиарду?! – Наконец-то Джейкобсен услышал нечто доступное его пониманию. – Да-а, не мелочь.
– Даже по масштабам министерства обороны.
– А не смахивает ли эта программа на очередное научное очковтирательство? В НАСА было пруд пруди разных скандальных историй…
– Нет-нет, она и впрямь очень важна. ДНК отвечает за строение, функционирование, внешний облик каждого организма – словом, за все, вплоть до мельчайших деталей. Досконально изучив твои ДНК, я узнаю, что ты из себя представляешь как биологическое существо. На первый взгляд может показаться, что это легко. Молекулу ДНК образуют две полимерные нити, сцепленные между собой и закрученные в спираль. Эта форма называется двойной спиралью. Концы двойной спирали могут быть как свободны, так и сшиты между собой – тогда спираль еще и замкнутая. На более тонком уровне обе нити представляют собой цепочки, состоящие всего из четырех типов звеньев-нуклеотидов. Отличия звеньев обусловлены разными азотистыми основаниями, к которым пришлепаны остатки сахара дезоксирибозы и фосфорной кислоты. В ДНК это аденин, гуанин, цитозин и тимин. Первые два относятся к пуринам, остальные к пиримидинам.
– По-английски, варвар! Что за нецензурщина, так твою растак?
– Прости, Толстяк, я и забыл, что ты невежда. Достаточно запомнить лишь начальные буквы Т, А, Г, Ц. Теперь представь себе нитку, на которую нанизаны бусины, помеченные этими буквами, могут следовать в любом порядке, но на самом деле они парные, потому что на вторую нить нанизываются уже не как попало, а Т напротив А и Г напротив Ц или наоборот. Тем самым по одной последовательности можно восстановить другую, что и происходит при делении. Так что полная карта всех ДНК данного организма, называемая также его геномом, есть длинный текст, записанный четырьмя буквами. Он дает полное описание индивида, и у каждого он свой. Вся разница между тобой и капустой – в порядке следования звеньев, ну, и конечно, в длине цепочек. У нас с тобой или у двух цыплят отличий гораздо меньше, но с точки зрения биохимии цыпленок и москит – почти одно и то же. Цель программы «Геном человека» – записать всю обобщенную последовательность человеческих ДНК. Беда в том, что любой, даже не слишком сложный, геном – это цепочка из миллиардов звеньев, и составить его карту – адова работа.
– И чертовски бесполезная, я бы добавил. Кому нужна эта карта?
– Всем. Имея полное описание здоровых ДНК, врачи смогут выявлять все виды наследственных заболеваний. Об этом было известно еще тридцать лет назад. Но техника составления карты, то есть точное определение порядка следования бусин Т, А, Г и Ц на генетическом ожерелье, появилась сравнительно недавно, лет десять назад, если не меньше. ДНК режут на куски специфическими ферментами рестриктазами и изучают под электронным микроскопом с применением методов кристаллографии. Как раз такой работой я и занимаюсь и кой-чего достиг на своем поприще. Министерство энергетики выделило мне грант – миллион долларов – на разрешение одной частной проблемы, которую можно назвать проблемой балласта. Дело в том, что в хромосомной ДНК полно участков, назначение которых неизвестно. Гены – эти фразы текста ДНК – кодируют информацию о том, как клетке синтезировать белок или иной продукт, необходимый организму. Но далеко не все участки ДНК используются для этой цели. Оказывается, к процессу производства имеют отношение лишь десять процентов всех генов, и между «рабочими» участками вкраплено большое количество спейсеров и интронов. Никто не знает, зачем они нужны, а ведь это девять десятых всей информации, заключенной в ДНК! Если бы эти участки образовались случайно, то вряд ли сохранились бы в процессе эволюции. Облегчив министерскую казну, я исследовал эти никчемные, на первый взгляд, участки в надежде выяснить их назначение.
Видимо, популярная лекция измотала профессора. Он расслабленно замер в кресле, потом потянулся к пепельнице за сигарой, но, выудив ее, использовал лишь в качестве указки – ткнул ею в белый цилиндр.
– Вот оно, их назначение, висит перед тобой. По крайней мере частичное решение проблемы я получил. Интроны, эти кусочки ДНК, казавшиеся нам ненужным хламом, на деле оказались вживленным в нее посланием. Вся моя заслуга – в том, что я обнаружил его и расшифровал.
Джейкобсен изумленно, словно в первый раз увидел, уставился на свою мясистую пятерню.
– Ты хочешь сказать, что схема твоей модели упрятана в эту чертову двойную спираль? Она даже во мне? Космическая транспортная система?
- Предыдущая
- 4/6
- Следующая
