Парламент Её Величества - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/52
• Следующая

– Об этом самом, – кивнул капрал. – Ванька-то Вадбольский напролом полез, как дурак, а можно было все втихую сделать. Долгорукова князя отвлечь, да и вся недолга.

– Ты, господин капрал, допрежь в каком звании был? – поинтересовалась Анна.

– Первый раз до подпоручика дослужился, а потом, как прапорщика присвоили, так в прапорах и застрял. Прапором и разжаловали. А тут вон – нашивки капральские, – вздохнул Бобылев. – Шпагу мою два раза ломали. Ладно, что не над головой[20].

– А пошто дрался-то?

– Дык, Ваше царское Величество, – вскинулся капрал, – как тут не драться? У нас что ни командир, то немец. И жалованье у них, по сравнению с нашим, в два раза больше. Где правда-то, государыня? Я подпоручиком двенадцать рублев с полтиной в год получал, а подпоручик фон Ливен – двадцать пять рублев. Ну, не скажу, что безденежный я, батюшка кажий месяц по пять рублей шлет. А каково Ваньке, князю Вадбольскому? У него деревушка, где полтора мужика на козе пашут. Маменьке старой еле-еле на жизнь хватает. Пошел я к командиру баталиона правду искать, а командир наш, подполковник фон Штумпф, тоже из немцев. Вот, слово за слово, он меня по матушке послал, я ему в морду, он мне по шее, да и разжаловали меня. А во второй раз, тут из-за бабы схлестнулись. Майор из легкой кавалерии, фон Гартц, к портомойке знакомой ходил да и побил ее как-то. Да так побил, что бедная баба на третий день померла. Ну я тому майору зубы и вынес. Ну не люблю я немцев.

– Так кто же их любит? – хмыкнула Анна, полностью согласная с капралом. А то, что Эрнестушка тоже немец, она как-то и не задумывалась. Тем паче он даже и не совсем немец, а потомок знатного французского рода. А то, что онемечился, – бывает.

Вспомнив об Эрнсте Карле, царица поняла, что же ей показалось родным и близким в этом капрале. Запах! Да-да, конский запах. Именно так пахнет ее Эрнестушка. Эх, далеко Эрнестушка-то, а ей так тоскливо, так одиноко.

– Ишь как, – покачала головой Анна. – А что же ты, забияка этакий, так дешево отделывался? Или, – догадалась она, – родственники у тебя есть знатные?

– Есть, – не стал врать Бобылев. – Матушка-то моя князьям Юсуповым племянницей доводится. А батюшка мой – вице-губернатор в Казани.

– Понятное дело, – хмыкнула царица. – Батюшка небось извелся весь?

– Еще бы, – вздохнул капрал. – У меня двое старших братьев. Один уже кригскомиссар, а второй – целый обер-кригскомиссар[21]. Может, мне тоже надобно было по интендантской части пойти, а меня, вишь, в гвардию записали. Батюшка меня уже обещался наследства лишить, коли я через год офицерского чина не выслужу.

– Так а я-то что могу сделать? – пригорюнилась Анна. – Моя бы воля, я бы тебя, гвардейский капрал, прапорщиком сделала, а то и целым поручиком. Так вишь, власти-то у меня нет.

– Так я и говорю, государыня, что я с Юсуповыми в родстве. А еще с Черкасскими да с Барятинскими. Вот, стало быть, что передать нам с Ванькой велено было…

– Ишь, силен. С таким-то родством да в простых капралах. А тебя как звать-то, господин капрал?

– Андреем крестили.

– Андреем… Что ж, имя хорошее. Скажи-ка, Андрюша, а ты не лошадник ли часом? Небось конюшня своя есть?

Капрал, слегка удивленный вопросом, кивнул:

– В имении есть конюшня, у батюшки. Ну и выезд у него свой, в столице-то.

– Интересно, – протянула Анна. Задумчиво посмотрев на капрала, стараясь вдыхать запах как можно незаметнее, сдвинулась с места: – Негоже царице с гвардейцем в дверях торчать. Ну-кась, вовнутрь пройди, тут и поговорим…

Февраль – март 1730 г. Москва

Коронация, сиречь венчание на царство, – она для Господа. Первоприсутствующий из митрополитов свершит таинство миропомазания и водрузит на чело монарха венец власти. Но перед тем как миропомазаться, надобно стать государыней для подданных. А чтобы высокопородный ли или подлый человек стал поистине подданным, следовало ему перед всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием, поклясться Её Императорскому Величеству, своей истинной и природной всемилостивейшей государыне, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего.

Государь отвечает за свой народ перед Господом, но и народ отвечает за государя. И клятва, данная на святом кресте, – не пустой звук. А иначе начнется война, мор, голод, как это было после убийства царя Федора Годунова – некоронованного, но уже объявленного государя всея Руси – или после смерти Дмитрия Иоанновича. Самозванец он, нет ли, но клятву ему давали и на царство венчали.

Торжественное объявление новой царицы и присяга на верность состоялись через неделю после приезда, в Успенском соборе. Коронацию же назначили на следующий год. Раньше, при всем желании, не уложиться. И платье коронационное надо готовить – шитье золотое, жемчуг да бисер на подклад – шить станут месяца три, да примерки-подгонки – еще два-три. На новую мантию соболей ловить (в этой-то, поеденной молью, покойный император Петр II короновался), да и с короной всякое быть может. Для того же маленького государя в обруч пришлось вставлять особые вкладыши, а иначе венец власти упал бы на плечи или повис на ушах.

А еще надобно новые рубли отчеканить, с ликом императрицы Анны. Теперь, после коронации, народ не печатными пряниками положено одарять, а серебряными рублями. (Не мешками и не ушатами разбрасывают, но там горсть, тут щепотка – рублей пятьсот, а то и вся тысяча вылетит!)

Надворный советник Андрей Константинович Нартов, третий год пребывавший в должности директора Монетного двора, профильную парсуну с императрицы скопировал самолично, не доверяя младшим художникам и граверам (пущай олухи двуглавого орла рисуют да дату «1730» чертят – не ошибутся!), едва ли не сразу, как царский поезд из Курляндии в Москву приехал. Что тут сложного-то? Андрей Константинович племянницу Петра Алексеевича видел неоднократно, изобразить ее парсуну для монеты было нетрудно. Оставалось только кое-что подправить, применительно к возрасту и царственному обличью.

По обычаю, Нартов сотворил вокруг портрета надпись «Божию Милостью АННА IМПЕРАТРИЦА I САМОДЕРЖАВИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ», сократив слова, не влезающие в легенду[22], до «Б. М. АННА IМПЕРАТРИЦА I (тут разрыв, чтобы вошел кусочек царственной головы с короной) САМОДЕРЖ. ВСЕРОССИЙСКАЯ».

Теперь остается самая малость – вырезать штемпеля и матрицы, коими будут чеканить рубли да полтинники. Деньги помельче – гривенники, пятаки и копейки – бьют без портрета. Но перед этим предстоит самое главное – утвердить прожект рисунка у государыни.

Нартов на всякий случай приготовил несколько прожектов – вот на этом рубле корона государыни совсем крошечная – занимает лишь четверть главы, зато оставляет место для лика. А тут – корона большая, солидная, но сразу же уменьшается профиль царицы и увеличивается грудь самодержавицы. Кто знает, какой рисунок приглянется?

Андрея Нартова до сих пор называли «царским токарем», но ходу в государевы палаты ему уже не было – не прежние годы, когда Нартов дневал и ночевал в токарной мастерской государя. Петр же Алексеич больше времени проводил в токарне, нежели в кабинете. Станки и инструменты Петра Великого отправлены в Кунсткамеру, а утверждать прожекты монет приходилось с кем-то из Верховного тайного совета. При императрице Екатерине – с графом Толстым, а после, когда светлейший князь Меншиков Петра Андреича скушать изволил, – с самим Александром Данилычем, при Петре II – вначале опять-таки с Александр Данилычем, а когда старые фамилии самого Алексашку скушали, – с Алексеем Григорьичем Долгоруковым.

Вот и теперь Андрей Константинович принес на утверждение князю рисунки монет. А тот лишь склонил набок головушку в напудренном парике, взял в правую руку перо и зачеркнул «САМОДЕРЖ.».

• Предыдущая
• 17/52
• Следующая