Карающий меч адмирала Колчака - Хандорин Владимир Геннадьевич - Страница 18

Контрразведывательную часть с 23 марта 1919 г. возглавил потомственный дворянин отставной жандармский генерал-майор В.А. Бабушкин. Его судьба типична для офицеров ОКЖ. Василий Александрович родился в 1857 г. Окончил 1-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию в 1876 г. (впоследствии — 1-й кадетский корпус) и 2-е Константиновское военное училище в 1878 г. Начинал службу в лейб-гвардии Финляндском полку, откуда в 1887 г. перешел в жандармский корпус. Служил начальником жандармского железнодорожного отделения, помощником начальника губернского жандармского управления, старшим адъютантом штаба Варшавского жандармского округа, штаб-офицером при Главном управлении Отдельного корпуса жандармов, с 1904 г. — в чине полковника, начальник губернского жандармского управления в губерниях: Пермской (1904–1905), Эриванской (1905–1906), Терской области (1906–1907, в 1907–1908 — заведующий особым отделом по полицейской части канцелярии наместника Кавказа графа И.И. Воронцова-Дашкова), Костромской (1908–1912), Рязанской (1912–1916) и Симбирской (1916–1917), с 1913 г. — в чине генерал-майора. Как видим, человек с огромным 30-летним опытом работы в спецслужбах, из них 13 лет — в качестве начальника губернского жандармского управления в разных губерниях^{187}.

После расформирования КРЧ часть ее чинов была переведена в Центральное отделение военной контрразведки и военного контроля управления 2-го генерал-квартирмейстера при ВГК. 9 сотрудников во главе с начальником остались в резерве^{188}. В июле 1919 г. генерал В.А. Бабушкин возглавил Особый отдел государственной охраны^{189}. Однако в известном биографическом справочнике И.В. Купцова, A.M. Буякова и В.Л. Юшко по белому генералитету Востока России о его службе в Особом отделе госохраны даже не сказано, хотя архивные документы об этом имеются^{190}.

Полковник А.В. Караулов затем служил заведующим агентурой особого отдела Управления делами Российского правительства. По оценке сменившего его на этом посту Я.Д. Гусева, у офицера «сохранилась пунктуальность, но не осталось воли». В конце января 1920 г. А.В. Караулов вместе с Б.А. Деминовым и еще двумя сотрудниками особого отдела был арестован чекистами 5-й армии, а в марте умер в Красноярской тюрьме^{191}.

На руководящие должности в округах также назначались бывшие контрразведчики и жандармы. Так, начальником отделения военного контроля при штабе Приамурского военного округа восстановлен капитан (с октября 1918 г. — подполковник) М.С. Алексеев. Военный контроль при штабе Иркутского военного округа с 1918 г. возглавлял подполковник В.А. Булахов, служивший ранее в Отдельном корпусе жандармов^{192}, «человек крайне деятельный и энергичный».

В то же время следует отметить, что кадровый костяк многочисленных контрразведывательных и военно-контрольных отделений и пунктов составляли строевые офицеры. Как следует из архивных документов, процесс комплектования низовых структур был хлопотным и сложным. Основных причин тому существовало две.

Во-первых, служба в контрразведке являлась непривлекательной по материальным соображениям. Ее чины получали такие же оклады, как и у офицеров штабов и тыловых частей, хотя по сравнению с ними подвергались большему риску, особенно в тех районах, где активно действовало подполье. Например, во время ликвидации большевистского восстания 22 декабря 1918 г. в Омске агентов обстреляли большевики. Начальник кузнецкого КРП подполковник Маматказин погиб на ст. Кольчугино в апреле 1919 г. В ночь на 15 июля был убит осведомитель А. Орлов, который ездил по селам и собирал сведения о большевиках. Прикомандированный к КРП Томского артиллерийского дивизиона агент Н. Власов получил ранение. Вероятно, существуют и другие случаи гибели и ранений сотрудников и агентов.

Оценивая степень сложности работы чинов контрразведки, генерал-майор П.Ф. Рябиков писал, что постоянные сведения о различных заговорах и шпионаже держали сотрудников в напряжении, так как в случае осуществления противоправных акций ответственность ложилась на них^{193}.

Чтобы привлечь военнослужащих в органы контрразведки и удержать кадры, личному составу стали выдавать 50-проентную денежную надбавку из сумм, предназначавшихся на секретные расходы^{194}. По приказу 2-го генерал-квартирмейстера от 25 июля 1919 г., за раскрытие преступных организаций, выявление и поимку их руководителей, а также обнаружение складов оружия и боеприпасов полагалась денежная премия в размере от 5000 до 10 000 руб.^{195}.

Однако решить проблему с комплектованием контрразведывательных и военно-контрольных подразделений путем увеличения денежных надбавок полностью не удалось.

Во-вторых, серьезным препятствием при комплектовании спецслужб являлось негативное отношение к контрразведке со стороны ряда командиров и начальников различных рангов. «К сожалению, у некоторых чинов в штакоре (штабе корпуса. — Авт.) установился взгляд на отделение контрразведки как на что-то постороннее и имеющее значение меньшее от других отделений штаба», — говорится в докладе начальника КРО при штабе 2-го Степного отдельного Сибирского корпуса есаула Булавинова в мае 1919 г.^{196}.

Был случай, когда командир одной из частей подполковник Турсов запретил прибывшим в полк контрразведчикам собирать информацию о настроениях личного состава. Командующий 3-й армией генерал К.В. Сахаров в одном из приказов отмечал, что некоторые воинские начальники не понимают роль контрразведки, тормозят ее деятельность, и требовал от командиров частей назначать одного офицера, ответственного за такой род деятельности. Из-за чего, как пишет Е.В. Волков, между высокопоставленными офицерами и командующим возникла неприязнь^{197}.

Противодействие контрразведке отмечалось как со стороны образованных генштабистов, так и быстро сделавших карьеру армейских офицеров, закончивших лишь военные училища или надевших погоны в годы Первой мировой войны. В то же время имели место факты бесконтрольного формирования контрразведывательных органов малообразованными атаманами, командирами частей и прочими «удельными князьями». Поэтому проблема понимания роли и значения спецслужб для обеспечения безопасности кроется не только в общем кругозоре офицерства, его способности масштабно, по-государственному мыслить, но и в его менталитете. В Сибири он был таким же, как на Юге, да и по всей России. И если высшее военно-политическое руководство назначало бывших жандармов на руководящие должности в контрразведывательных органах, это вовсе не значит, что офицерский корпус колчаковской армии относился к сотрудникам спецслужб с большим почтением, нежели, например, в деникинской. Чего только стоят едкие высказывания барона А.П. Будберга по этому поводу: «Здесь контрразведка — это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки, ничтожное по производительной работе, но насквозь пропитанное худшими традициями прежних охранников, сыщиков и жандармов. Все это прикрывается самыми высокими лозунгами борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый дикий произвол»^{198}. А у него, надо полагать, были единомышленники на всех ступенях армейской иерархии. Причина неоднозначного, а порой и негативного отношения офицерского корпуса к органам безопасности кроется не только в его «генетической памяти», нежелании иметь над собой контролирующий орган, но также и в превышении контрразведками, особенно «самостийными», своих полномочий.