Пусть всегда будут танки - Хорсун Максим - Страница 40

• Предыдущая
• 40/58
• Следующая

– Да уж, все пытаются усмирить освобожденных джиннов, – сказал тогда я.

– Так всегда было, – глубокомысленно произнес Апакидзе. – Со времен Прометея, когда тот принес огонь людям.

– Я тебя, возможно, разочарую. – Командир хлопнул штурмана по плечу. – Но Прометей – это выдумка. Мифологический персонаж.

– Умный какой, – парировал Апакидзе.

Повисла пауза, и все мы поглядели на Черникова, тот шуршал газетами, запихивая их обратно в портфель.

– Надо что-то придумать, братцы, – сказал бывший куратор, не поднимая глаз. – Чтоб наши соперники выкусили и закрыли рты. Я понимаю, что мои слова звучат слишком общо, но это совместная просьба министров обороны, иностранных дел, заместителя председателя Совмина, постпреда при ООН, СП и моя, соответственно…

– М-да, длинная цепочка, – поджал губы Прокофьев.

– Дайте нам пару «Хаундов», и мы заставим их выкусить! – сказал Алиев, выпятив щетинистый подбородок.

– Увы, «Хаундов» в Заливе Радуги больше нет, и дать их вам мы не можем, – Черников виновато поглядел на нас. – Враг находится в Океане Бурь, но туда еще надо добраться.

– Мы через неделю войдем в Океан Бурь, – сообщил Апакидзе. – В штабе сказали, что у нас потрясающая динамика движения.

Черников покивал, мол, согласен. А потом сказал:

– Это все хорошо, но не то. Не ваши же засекреченные достижения противопоставлять оголтелой западной пропаганде. Придумайте что-то такое, на что бы они взглянули со своего спутника и тут же сели на задницы. Чтобы заткнулись если не навсегда, то надолго. Пораскиньте мозгами, братцы! К сбору «танкового кулака» вы все равно безнадежно опаздываете. Поэтому руководство решило, если вы ненадолго задержитесь в Заливе Радуги, то это серьезно не повлияет на исход кампании.

Естественно, эта просьба заставила нас недоуменно переглянуться.

– Ну вы, начальники, и задания даете, – развел руками Прокофьев.

– Не фигурное катание же устроить перед их камерами, – удрученно проговорил я.

В Ленинскую комнату вошел дежурный по части и передал Черникову приглашение от полковника Бугаева отобедать чем бог послал. Бывший куратор похлопал по брюшку, предвкушая отменную трапезу, – начальник НИП-10 продолжал баловать заезжих спецов.

– И как нам быть? – спросил за всех Апакидзе.

– Покурим, и по местам, – предложил командир. Он поглядел на наручные часы. – Луна восходит через полчаса. Пойди туда, не знаю куда…

– Предлагаю придерживаться утвержденной штабом программы движения, – сказал Дорогов. – Министрам хочется и перехочется. Мы делом занимаемся, а не в бирюльки играем.

Прокофьев с досадой махнул рукой. Мы покурили, наблюдая, как быстро темнеет мартовское небо, пронзенное картечью воробьиных стай. Морозец пощипывал уши, и поднимался штормовой ветер. Северо-восточный, очень холодный, пробудившись, он дует ровно четыре дня, выхолаживая все к чертям, а затем сходит на нет. Мы с мужиками традиционно пошутили насчет приближения Международного женского дня. Мол, так всегда: на 23 февраля – теплынь, солнце сияет, а на 8 Марта – мороз и ледяной ветер. Как оказалось, этот ничего не значащий треп подтолкнул нашего штурмана к любопытной мысли.

В пункте управления Апакидзе собрал нас вокруг подробной карты Залива Радуги.

– Смотрите, мужики: прямо по курсу у нас ровный, как столешница, участок со сторонами примерно два на полтора кэмэ, так?

– Ага. – Прокофьев постучал пальцем по карте. – Лунный аэродром. Заброшенный, само собой. Я планировал, что мы пересечем его одним махом. Дальше рельеф будет более затейливым.

– Так вот! – обрадовался Апакидзе. – Раз эти сволочи наблюдают за нами со спутника, давайте оставим для них послание! Этот «аэродром» – все равно что пыльный комод! Вы когда-нибудь писали пальцем на пыльном комоде?

– Да! «Хозяйка, протри меня», – хихикнул Горобец.

– Вот-вот, – заулыбался Апакидзе.

– Можно написать: «Никсон – дурак», – мрачно предложил Дорогов. – Или: «Не согласны с угнетенным положением темнокожего населения США». Они сфотографируют это со спутника.

– Ну тебя! – отмахнулся от Дорогова штурман. – Я тут подумал: Восьмое марта на носу, а давайте поздравим всех женщин Земли? У кого еще есть такая возможность, как у нас? И на общественное мнение это, уверен, повлияет самым лучшим образом.

Мы переглянулись, похмыкали, почесали затылки.

– Горячий грузинский парень… – сказал, хитро покручивая ус, Горобец.

– Дамский угодник, – дополнил Прокофьев. – Прям всех женщин мира ему подавай.

– Васька, ты как? Сможешь проехать так, чтоб получилась надпись каллиграфическим почерком: «С 8 Марта, дорогие женщины»? – спросил Горобец.

Я только фыркнул, отвечать иначе смысла не было.

– Мне эта идея с поздравлениями – тоже не очень… – Командир вздохнул, уселся в кресло, задумчиво пощелкал тумблерами на обесточенном пульте. – Надо что-то более простое в исполнении, но более масштабное по смыслу.

Горобец озадаченно надул щеки и неодобрительно поглядел на Алиева, который, вместо того чтобы участвовать в обсуждении, решал шахматные задачи, едва заметно улыбаясь и мурлыча что-то себе под нос.

– Х… войне, – сказал вдруг Дорогов, он стоял у окна и смотрел, как над пологими холмами всходит полная луна.

– Чего-чего? – не понял Горобец.

– Х… войне! – заулыбался Прокофьев и вопросительно поглядел на меня.

Ну, конечно. Командир не хуже меня мог оценить осуществимость этой затеи.

– Слишком длинно, – сказал я мрачно и, поддавшись внезапному порыву, предложил: – Просто – х…!

– Просто х…?! – опешили ребята.

Я был непреклонен.

– Просто х…! Черников хотел, чтоб наши западные коллеги выкусили? Пусть фотографируют и смакуют. Х… им!

Прокофьев помассировал виски. У него был такой вид, словно от его решения зависит судьба человечества.

– Так и быть, – согласился он, прикрыв глаза ладонью. – Давайте работать.

Хорошая была область, годная. Ровная-ровная. «Оса» бодро шла по этой космической целине, вспахивая грунт гусеницами. Связь была отличной благодаря гладкому ходу танка и открытой местности, на которой остронаправленная антенна не теряла Землю из виду.

– Какой-то нетипичный рельеф для Луны, – проговорил, хмуря брови, Апакидзе; он заглядывал в мой экран, нависая над плечом. – Ни одного кратера… Как будто грунт взрыхлили и перемешали.

– Какой рельеф ты нам выбрал, по такому и идем, – ответил я.

Мужики, затаив дыхание, всматривались в экраны. Луна редко баловала нас такой качественной картинкой. Временами можно было рассмотреть даже отдельные песчинки. Поэтому, когда на пути «Осы» появилось нечто вроде карданного вала от трактора «Кировец», продавившего своей тяжестью в перине грунта вытянутое углубление, то все сразу заметили объект.

– Странно… – пробурчал Прокофьев. – И не скажешь, что это потерял какой-нибудь «Хаунд»: ни одного следа вокруг.

– С неба свалилось, – брякнул Горобец.

– Сделаем на всякий пожарный пару фото, – предложил командир. – Пусть академики чешут плеши. Может, это просто каменюка странной формы.

Щелкнув «карданный вал», мы покатили дальше и метров через сто пятьдесят натолкнулись на торчащий из пыли цилиндр, похожий на баллон для жидкого азота. Снова пришлось делать гипотезы – одна фантастичнее другой – и фотографировать.

Быстрый и эффективный ход «Осы», нетривиальная творческая задача, интересные находки – нужно ли говорить, что это все захватило нас с головой. Мы проехали туда и обратно, выведя гусеницами гигантскую литеру «Х», лихо вырулили на букву «У» и отпечатали ее в девственном грунте…

А вот дальше произошла форменная чертовщина.

Наши экраны плавно потемнели, словно кто-то аккуратно вывел регулятор яркости на ноль. Я застопорил движки, а Алиев сообщил, что мы перестали заряжаться энергией. В аккумуляторах в принципе ее было достаточно для того, чтобы начать работу над следующей буквой… но все-таки – почему темнота? Пока не разберемся – ничего предпринимать не станем, чтобы не угробить танк. Прокофьев распорядился включить фары, и экраны тут же ожили. На них была все та же ровная, словно отутюженная, пустошь. Вот только лунный день, который длится дольше двух недель, неожиданно, в самый разгар обернулся ночью. Солнце как будто выключили из розетки!

• Предыдущая
• 40/58
• Следующая