Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна - Страница 10
- Предыдущая
- 10/86
- Следующая
А тут еще, очень кстати, из-под лавки высунулась голова Прошки. Боярский байстрюк выказал фамильную сметку, предположив невероятное:
– А может, она грамотная?
– Тьфу! – скривился его родитель. – Еще чего! Зачем девке грамота?
Вообще-то я успела забыть о виновнике всего происшедшего, а он, оказывается, тут как тут. И вроде бы что-то хорошее обо мне говорит. Беспокойство за свою шкуру, оно кого угодно сделает заправским лингвистом. Не нужно быть великим чтецом по губам и лицам, чтобы правильно истолковать слова мальчишки и намерения дядьки-боярина.
– Дяденька, миленький, – взмолилась я. – Пожалуйста-пожалуйста, не обижайте меня. Я хорошая. Я не ведьма.
Понимает он мою речь или нет, значения не имеет. Главное, наглядно показать свою безобидность и желание сотрудничать.
Девичий жалобный лепет, хоть и непонятный, трактоваться мог только как мольба, однако Иван Дмитриевич на всякий случай отступил на шажок. Мало ли в чем там сид уверял, а ну как девка и впрямь ведьмой окажется и теперь наговор какой бормочет?
– А она не блаженная, часом? Глянь, как вылупилась! И эта… креста-то на ней нет!
Терпение Диху дало очередную трещину, грозя рассыпаться грудой осколков. Всякая шутка хороша лишь поначалу, и с боярскими забавами пора было кончать. Улыбка сида стала опасной. Настолько, чтоб напомнить Корецкому, с кем он имеет дело.
– Айвэн, не увлекайся, – ломким от сдерживаемого нетерпения голосом молвил Диху: – Сколько?
– Такой торг портишь, нечистый ты дух! – с сожалением махнул на него рукой боярин. – Ладно… Прошка! – Метким пинком Иван Дмитриевич выгнал из-под лавки отпрыска. – Сгоняй к Марфе, тащи еще вина. Ща сговорим это дело и сразу обмоем.
– И прихвати пшеницы… скажем, горсть, – добавил сид. – Должно хватить. И воды из того колодца, где серебряное кольцо лежит.
Критическим называется момент еще и потому, что ощущается он, точь-в-точь как острый камушек, попавший в туфлю, – болезненно и резко. Внезапно интуиция обостряется до предела. Я не просто вся обратилась в слух, я, должно быть, в жизни своей так не мобилизовала все умственные способности. Из оживленной беседы мужчин уловила одно, зато самое важное – сейчас я перейду в собственность Дэ Сидорова. По неведомой пока причине Екатерина Говорова ему необходима ну просто позарез, и если понадобится, то несостоявшийся благодетель отберет меня у «боярина» силой. И лукавый бородач прекрасно это понимает, просто ему нравится торговаться. Мне же осталось лишь дождаться, чем кончится дело, и тогда уже начинать переговоры с новым… э… хозяином.
Прошка, снова проливая целебный бальзам гордости на отцовское сердце, оказался столь догадлив, что прихватил и пергамент с чернильницей. Все правильно: ежели сторговались, так ведь купчую составить надобно.
А сид хмыкнул, быстро перебрал пшеницу и, покрутив в тонких пальцах три зерна, которые ему чем-то приглянулись, сжал их в ладони.
Чары пришли сами вместе с ветром, что живет в дыхании детей Холмов, легкие и невесомые, как прежде. Как раньше. Волшебство поющего на пустошах вереска, влажный шелест дождя, шипение морской пены, прильнувшей к серым камням, – голос благословенной Эрин и горной Альбы, Британии и Кимри. Пусть пришелица услышит его, пусть запомнит, пусть накрепко затвердит. Чтобы, подобно зерну, голос дальних земель пророс в ней, одаряя драгоценными плодами речи. А теперь – шепот осин, и скрип сосен, и раскаты гроз, и едва различимый влажный вздох подтаявшего снега, сорвавшегося с ветвей где-то далеко в лесу. Февральская перекличка волков, и тявканье лисиц, и гул ярмарок, и колокольный звон, и гудение тетивы охотничьего лука, и треск льда на озерах. Голос родной земли – с ним всегда легче. Тут не выращивать надо золотое зерно, а лишь не мешать ему всходить. Ну, может быть, слегка помочь. Удобрить. И разогнать воронье страхов, слетевшееся на теплую пашню встревоженной души.
А теперь, пожалуй… Он на миг нахмурился, выбирая. Латынь или греческий? Скорее первое. Третье зерно, в котором дремлет литая медь былых побед и гордости, сравнимой с гордостью бессмертных. Размах золотых орлиных крыльев и поступь войск, которые до сих пор помнят дороги бывшей империи и нынешних королевств. Запах тяжелых томов, шорох монашеских одежд, стук деревянных подошв сандалий, мрамор разбитых колонн, увитый плетьми винограда. Солнце, дремлющее на лазури ласкового теплого моря. Блеяние коз, пасущихся на Форуме. Голос трактатов и договоров, голос, благодаря которому люди от Византии до деревянного форта, затерянного в глухих лесах заморского Винланда, могут понимать друг друга. Чаще не понимают, конечно, но ведь могут же. Не помешает и этой пришелице овладеть языком, соединяющим людей.
– Ешь! – Сид бесцеремонно сунул ей под нос ладонь с заклятыми зернами.
А потом, когда эмбарр подчинилась, приказал:
– Пей!
Серебряная вода – неплохой способ закрепить результат. Посев ведь надобно полить, верно?
– А теперь сядь там. – Диху ткнул пальцем, указывая на дальний угол. – Молча!
В человеческом понимании заморский дух богатым не был. Даже пообтеревшись в мире смертных, Диху так до конца и не понял, почему это они придают такое значение блестящим камушкам и золотым кругляшкам, когда земля их одаривает сверх всякой меры вещами по-настоящему прекрасными. Однако в способности бессмертного приятеля уплатить нужную цену Иван Дмитриевич не сомневался. Хотя с Диху сталось бы сотворить деньги буквально из воздуха, но одного из немногих своих смертных друзей сид морочить не станет. Пушной зверь сам пойдет в силки, рыба чуть ли прямо в бочки из воды полезет, а под лесным выворотнем вдруг найдется горшок со старинным кладом. Или же внезапный дальний родич, кстати окочурившись, отпишет боярину Корецкому щедрую долю по торговой части. Да мало ли что может начаровать бессмертный колдун, чтобы не остаться в долгу, верно? До сей поры Иван Дмитриевич еще ни разу внакладе не оставался. Удачу золотом не меряют, бесценна она, удача, а сид отвешивает ее полными горстями, особливо когда колдовать может без опаски. А грехи и отмолить можно.
Боярин налил себе и сиду по рюмке и начал оглашать список своих пожеланий по пунктам.
– Так. Во-первых, друг мой Тихий, ты мне чаровством своим дорогую вещь испортил. Возмести!
Муранское зеркало в полный рост – это вам не чих мышиный, тут рыбкой да куньими шкурками не отделаешься.
И вдруг… Я начала понимать все, о чем говорили мужчины. Мешанина из слов превратилась в нечто абсолютное понятное – слова сложились в предложения, а те, в свою очередь, – в осмысленные фразы. И это был не какой-то там синхронный перевод, а чистое волшебство. Будто я с рождения знала этот чудно?й язык.
Сидоров – то есть Тихий, – кивнул, не споря.
– Разумеется. Я тебе даже сверх того дам, только не заказывай больше зеркал у италийцев. А то мало ли что из них может вылезти. – И подмигнул. – В Византии покупай, там надежней. Да и торг тебе будет славный, если корабль снарядишь в Царьград. Что-то еще?
«Так! Значит, итальянцы и Византия тут есть. Уже хорошо», – обрадовалась я. Хотя в общем-то странный это был повод для радости, но хоть что-то знакомое. А если хорошенько подумать, можно предположить, что я угодила в прошлое.
– А во-вторых, забери с собою пащенка моего и к делу его приспособь, – отрубил боярин. – Сам про университеты заикнулся, вот и отдувайся теперь! Чтобы воротился он ко мне ученым, сытым и при деньжатах. А ежели не убережешь, так быть тебе, поганому, прокляту до скончания времен. Понял?
– Обижаешь, Айвэн, – усмехнулся «поганый» и зубы показал. – Нарываешься!
«Айвэн? Иван, стало быть! – мысленно встрепенулась я. – Ага! Значит, все-таки русский и боярин. Хорошо это или плохо?»
– А ты не обижайся, – теперь подмигнул Корецкий. – Чего тебе, духу бессмертному, на меня, старого дурака, обижаться-то? Прошка, пиши давай, раз выучен, на мою голову…
- Предыдущая
- 10/86
- Следующая
